И тогда земля содрогнулась до основания. Реки пересохли, и огненные потоки пронеслись по их руслам. Священники провозгласили, что это Бог вмешался и наказал неверных, посмевших отвернуться от Него. Испуганные люди бежали во все стороны, чтобы спасти свои жизни. Но жрецы дракона сумели сохранить хладнокровие. Именно они предложили доверить свою судьбу крыльям Маэглин. Они сели на корабли и отправились в плавание, не зная, откроют ли они новую землю или их ждет смерть в водах океана.

Вера каждого подверглась серьезному испытанию. Они плыли одни, не зная, в каком направлении плыть. Люди постепенно теряли веру в доброту драконов, когда увидели самое прекрасное существо в небе. Именно Маэглин прилетел, чтобы вознаградить их за веру, и вместе они отплыли в новый мир.

Нет, это были не те слова, с которых Бьяртмар начал мой урок. Но я уверена, что смогла записать основные моменты без особых ошибок. Именно легенда о Трелане помогла мне понять, почему здешние жители верят в драконов. Но я все еще не верила, что драконы существуют. Я должна была узнать это другим способом.

У Бьяртмара был интересный стиль преподавания. Он всегда рассказывал мне определенную часть истории, а затем просил меня прокомментировать ее. Сначала я старалась выбирать слова так, чтобы не обидеть его. И поскольку ему не нравился такой подход, он быстро заставил меня быть честной и сказать то, что я думаю. Я уверена, что он пожалел об этом на следующий день.

Саму легенду я восприняла как сказку. Интересная, но сказка. Я отвергла существование бога и драконов. У меня был быстрый ответ на аргумент Бьяртмара о том, что они принесли земле разорение. Для них это могло быть божественным вмешательством, но я воспринимала это как стихийное бедствие. Я рассказала ему об извержении вулканов и других катастрофах, о которых только могла подумать. Я могла ожидать его ответа. Где бы ни произошла катастрофа — здесь или в моем мире, — он считал ее божественной карой, а всех выживших — счастливчиками, которым помогло вмешательство драконов.

Бьяртмар воспринял мое отношение к вере так же, как он воспринял мой отказ от ярлыка "Избранный". Он просто улыбнулся и сказал, что все однажды обретут веру, и я тоже прозрею. Из уважения к его возрасту я удержалась от комментариев. Если бы у меня была возможность поговорить с ним сейчас, я бы сразу признала, что он был прав во всем.

Повествование перешло к первым годам жизни на местном континенте, который люди назвали Новией. Когда Бьяртмар дошел до сражений с коренным населением, которое он называл варварами, я не могла не вспомнить об аналогичных событиях в моем мире. Ему даже не пришлось продолжать. Я сразу поняла, чем закончится эта история. Хотя Бьяртмар пытался объяснить, что варвары без колебаний вырезали всю деревню, он не изменил моего мнения. Его люди были здесь чужаками, и вместо того, чтобы быть благодарными за то, что у них есть место для жизни, они без колебаний вырезали большинство местных жителей. В одном их мир отличался от моего. Здесь выжило достаточно варваров, и у них осталось Караминское нагорье. Территория, которую у них еще никто не отнял.

Около полудня нас прервала от наших рассказов и бесед мать Грега Ниаме, которая, как и каждый день, принесла Бьяртмару еду. На этот раз она принесла две порции, и я понятия не имела, как мне себя вести. Мне стало стыдно, что все это время я не думала о том, что буду есть и как буду платить за еду. Ниаме некоторое время наблюдала за моим смущением, а затем предложила, что если мне так хочется отработать еду, я могу вернуться позже, чтобы помыть посуду. Признаться, это была работа, которую я люто ненавидела, но я приняла предложение без колебаний. После ухода Ниаме я обратилась к Бьяртмару.

— Знаете, я могла бы готовить для Вас. Я не против, — предложила я.

— То есть, сначала кто-то должен научить меня разжигать печь, печь хлеб или ощипывать цыплят, но я как-нибудь справлюсь, — добавила я, заставив Бьяртмара рассмеяться.

— Если ты хочешь учиться, я не буду тебя останавливать. Но поверьте мне, Ниаме без проблем приготовит для нас двоих. Пока Грег был маленьким, я помогал ей во всем, что нужно было сделать по дому. Я никогда не просил ничего взамен, но Ниаме все равно нашла способ выразить свою благодарность. И если ты беспокоишься, что мы съедим все ее припасы, то все, что я выращиваю и воспитываю, я, конечно, отдаю ей, — объяснил Бьяртмар.

— Другими словами. Я буду ухаживать за садом и кормить кур вместо Вас, или что там еще есть. Что скажете? — предложила я и была рада, когда Бьяртмар согласился. — Кстати, судя по тому, что Вы сказали минуту назад, Вы двое — как муж и жена, — не упустила сказать колкость.

— Вовсе нет, девочка. Это намного лучше. Вечером сегодня я приду в свой дом, где у меня будет покой от женщины, — с улыбкой заметил Бьяртмар.

— Раньше был, — не могла не напомнить, что он поселил меня добровольно. Без лишних слов мы приступили к еде, а после обеда снова вернулись к преподаванию истории.

Не задумываясь об этом, я быстро погрузилась в свою новую жизнь. Каждое утро я бегала кормить кур и собирать яйца, а днем после занятий шла к Ниаме, чтобы помочь ей во всем, в чем она нуждалась. Обычно я встречалась с Грегом у нее дома. Наш первый разговор был каким-то неловким. Грег спросил о моей ноге, потом о том, как идет учеба. Моя реакция была не лучше. Все, что я могла сказать, это то, что все было хорошо. Но через несколько дней я увидела, как он чинит стул, и мне оставалось только спросить, где он этому научился. Он провел остаток дня, рассказывая мне о своих столярных начинаниях, а я не могла перестать смеяться. Вечером мне оставалось выполнить последнюю обязанность — поливать маленькие грядки с овощами.

А поскольку Бьяртмар прекрасно понимал, что невозможно учиться непрерывно каждый день, он решил скопировать стиль преподавания в деревне. Стиль, который я знала по своему миру. Пять дней учебы, два дня отдыха. В те дни я с утра бежал к Ниаме и помогала ей месить тесто для хлеба, а потом проводила остаток дня в компании Маргариты, которая поставила перед собой цель рассказать мне о каждом жителе Талрона. Хотя она хотела, чтобы мы проводили время в ее доме, это казалось неуместным. Конечно, это была всего лишь деревянная бревенчатая хижина, но в Талроне она символизировала королевский дворец, и мне показалось неуместным просто ходить в гости туда. К счастью, Маргарита поняла мою позицию, и в итоге мы договорились проводить дни у реки за пределами деревни.

Постепенно я узнала, откуда родом все эти семьи и кем они были до того, как их заставили жить в уединении. Для меня было шоком, и, надо сказать, приятным, узнать, что изначально знатная семья отбросила свои предрассудки и жила простой жизнью, как все остальные.

— Я все еще не могу в это поверить, — поспешила сказать я. — Действительно ли один из отпрысков знатной семьи закончил обучение на плотника, и им гордились? Правда? — Я покачала головой в недоумении.

— Я говорю тебе правду. Семья, которую ты вспомнила, была Роуны. И этим человеком был Эрик Роун. Его сын Себастьян, конечно же, тоже стал краснодеревщиком. И если бы у него был сын, он бы продолжил семейную традицию. К сожалению, Себастьян был последним потомком мужского пола. У него и его жены была только дочь. Однажды она исчезла из деревни, и никто не знает, какая судьба постигла ее. Можно сказать, что Клиа была моей тетей. Ее предком была Кармен Волан, — начала объяснять она.

— И она была незаконнорожденной дочерью Кэрол Волан и принца Августа, — снова вклинилась я, потому что была рада вспомнить хоть что-то.

— Я же говорила, что тебе будет нетрудно все выучить, — улыбнулась Маргарита, и я была благодарна ей за похвалу. — Как я уже сказала, никто понятия не имеет, что случилось с Клеа. Лично я думаю, что она уже мертва, иначе она бы точно вернулась.

— Значит, ты единственная оставшаяся Клеменс, — тихо сказала я.

— Да. Только я. Но это не повод жалеть себя. Здесь есть люди, которые мне доверяют, и которых я не должна разочаровывать. Я не воспринимаю их как предметы. Они — моя семья, ради которой я готова на все, — ответила она с улыбкой, которая не коснулась ее глаз.