До Юли наконец дошел смысл слов, она тихонько кивнула Алене, и побрела к дому. Женщина абсолютно права, она и так себя выдала перед Зиной. Хотелось верить, что она именно из тех, кому можно доверять.

К вечеру погода ухудшилась, морось перешла в противный монотонный дождь, беспрестанно барабанивший по крыше и стеклам. Поднялся сильный ветер, он налетал шумными порывами, завывал в печной трубе не хуже зверя и грубо срывал только начавшие желтеть листья. Мокрые и тяжелые, они без конца падали на землю. Деревья суетливо раскачивали полуголыми черными ветвями, словно пытались дотянуться до туч и разогнать их, как стаю надоедливых мух, но все было напрасно.

На улице рано стемнело, Юля отошла от окна и, завернувшись в любимый плед, уселась с чашкой чая на диван. Неожиданно громко забарабанили в дверь. Она испуганно замерла — кто и какие новости мог принести в такое время и в такую погоду.

Забарабанили второй раз, гораздо сильнее и настойчивее.

— Сейчас иду! — крикнула Юля.

К большому удивлению, навестить девушку явился лесничий.

— Доброго вечера. Извини, что поздно, поговорить хотел, — с хмурым видом произнес он.

— Здравствуйте, Андрей Афанасьевич, да, конечно, проходите.

Она посторонилась, пропуская гостя внутрь, он разулся, повесил мокрый плащ и, потоптавшись на месте, заговорил.

— Тут снова черт-те чево. Знаешь, поди-ка, что Ваньку зверина подрала. Крепко подрала, не знаю — выживет ли. — Афанасьич неопределенно хмыкнул.

Непонятно, то ли переживал, то ли радовался.

— Андрей Афанасьевич, он тут уже столько бед принес, — сделав испуганное лицо, проговорила Юля. — Почему же его никто не пристрелит?

Он посмотрел на нее подозрительно, погладил подбородок.

— Пристрелить, говоришь… Да похоже, пора. — Он помолчал. — Я чего пришел-то. Перемены, значит, у нас тут намечаются, ежели тебе такое дело не по душе, никто не обидится, коли ты в город вернешься. Не знаю, что там тебе Лексей про это место порассказал, но все это чушь и брехня. Валун этот в лесу самый обычный, никаких путей и дорог за ним не было и нету. Ты его видала?

И он с ехидцей посмотрел на девушку. Знает значит, что с ее нынешним цветом глаз дорожка туда закрыта.

— Нет, что вы, Андрей Афанасьевич, мне Алена с Машей такого порассказали, идти-то туда боязно, — подражая его говору, ответила Юля. — Может если только с кем-нибудь, с вами вот, например.

— Не, я туда не ходок, я хоть во всю чертовщину и не верю, а все как-то место мне не нравится. Я, значит, много лет лесничествую, нутром чую куда стоит соваться, а куда не следует, — с намеком на угрозу проговорил лесничий, потом растянул губы в приторной улыбке и произнес. — Туда и раньше окромя Лексея никто не шастал, никому не интересно глядеть-то, ну валун, да валун. А теперича и вовсе никто не пойдет.

— А почему? — искренне удивилась Юля.

— Да он это, разозлился вчерась, у него последнее время нервы ни к черту стали, послал всех лесом и уехал, — разведя руки в стороны проговорил Афанасьич.

Игла тревоги кольнула девушку, но она спросила с самым простодушным видом:

— Куда уехал? В город?

— Может и в город, не знаю. Он мне не докладывал. Про генераторы знаешь? — Юля молча кивнула. — Ну ты девка умная, должна понимать, что такое надо с выгодой использовать. И так десять лет задарма просидели. Кабы не Михалыч, я бы давно тут свои порядки навел, но уж больно я его уважал. Он на месте не сидел, все искал, узнавал, умный мужик был. А эти, — он махнул головой в сторону деревни, — только и могут воду в ступе толочь, да хороводом вокруг камня похаживать. Все манны небесной ждут.

Во время разговора Афанасьич пристально вглядывался в лицо девушки, и Юле приходилось прикладывать максимум усилий, чтобы ничем не выдать своих истинных чувств.

— Вы же лесничий, наверно лесом торговать собираетесь. Но раз вам генераторы нужны, значит не совсем законно. — Констатировала она.

— Вот и говорю, умная ты девка. — Сверкнул глазами Афанасьич.

— Ой, ну что вы, просто кто как может, так деньги и зарабатывает, чего же тут плохого, — пожала плечами Юля, продолжая мило улыбаться. Ей во что бы то ни стало следовало оставаться наивной дурочкой в глазах этого человека. — Может бизнес не совсем честный, зато прибыльный. А без денег нынче совсем никак.

Афанасьич глянул с недоверием.

— Хм, — выдавил он наконец смешок, — Я вот еще хотел чево. Чтоб ты перебралась отсюда, хоть в коморку по соседству, все равно Гришка нескоро появится. Понаедут мои работничики, так их гдей-то разместить надо. Но живи пока, живи, как понадобится, я предупрежу. И с переездом подсоблю.

— А с ребятками-то как же, Андрей Афанасьевич? — спросила тогда Юля.

— А чего ребятки? — набрасывая плащ, ощерился Афанасьич. — Пущай живут, крепкие руки нам не помешают. Что же я — зверь какой, приемышей гнать, пущай живут. — Он натянул сапоги и, распрямившись, добавил. — Да и бабы пущай остаются, работнички-то у меня ух какие, все мужички одинокие, им и пожрать и приласкаться хочется. — Он снова хмыкнул и, не прощаясь, вышел.

Юлю передернуло от омерзения и злости: ну до чего же гадостный тип. То, что Алексей отказался участвовать в его грязных делах, ее нисколько не удивило. Но почему он уехал, ведь собирался лес осмотреть. Она со стуком поставила чайную чашку на стол — почему, ну почему ее угораздило попасть именно в детективную историю. Просто-таки «Десять негритят», из которых двое уже исчезли: один в больнице, а второй — ее сердце тревожно заныло — а второй, и вовсе неизвестно где. А теперь вот еще и жизнь Ивана на волоске висит.

Она прошлась из угла в угол, и отправилась на кухню. Хоть аппетита и не было, все же стоило заставить себя поесть, терять силы сейчас ни к чему. Усевшись с тарелкой макарон за стол, она повернулась занавесить окно. Но тут ее внимание привлек крошечный огонек. Кто-то пожаловал в сарай с фонариком. Интересно, кому могло понадобиться лезть туда в такое время? Выключив свет, Юля принялась наблюдать за пляшущим между щелястых досок желтым лучиком света, который вскоре потух, скрипнула дверца и кусты буквально заходили ходуном. Девушка вцепилась в подоконник, стараясь изо всех сил разглядеть в темноте хоть что-нибудь. Наконец из бурьяна показалась невысокая фигурка, завернутая, судя по всему, в дождевик. Ну конечно же это Максим, Юля узнала его каким-то внутренним чутьем. Она осторожно приоткрыла окно, а он будто только этого и ждал и тут же затараторил:

— Ой, я боялся, что вы ушли уже спать. Пойдемте, я вам кое-что покажу. Вылезайте прямо в окно, чтобы никто не увидел, только плащ возьмите, а то дождик идет и трава мокрая. И фонарик захватите.

— Ох, горе ты луковое. — Вздохнула Юля. — Хорошо, подожди немного.

Она быстро переоделась в джинсы и свитер, накинула дождевик и сунула фонарик в карман. Кроссовки пришлось обувать, свесив за окно ноги. Максим мгновенно исчез между высоченными стеблями крапивы и полыни, а Юле пришлось пробираться за ним согнувшись пополам и выставив вперед руку, чтобы мокрые холодные ветки не хлестали по лицу. Казалось, что этот туннель не имеет конца. Она успела тысячу раз пожалеть о своем скоропалительном решении следовать за любопытным мальчуганом, когда они, наконец, вынырнули из-под сводов бурелома на вытоптанный пятачок возле сарая. Сильный порыв ветра распахнул полы ее дождевика, и от леденящего холода по телу пробежала дрожь.

— Неужели тебе охота лазить по ночам в такую погоду по чужим палисадникам? — стуча зубами, спросила Юля у мальчика.

— Все равно из дому выпроводили, — нисколько не обидевшись на ее тон, ответил Максим. — Какая разница, где гулять. Зато я нашел в сарае люк, сколько тут живу и не знал о нем.

— И что там может быть? — спросила девушка, запахиваясь поплотнее.

— Откуда же я знаю, если сам вижу в первый раз. Вот если бы вы были полюбопытнее, нашли бы его вперед меня.