Юля понимала, что Максим прав: привлекать к себе внимание лесничего и старухи сейчас совершенно ни к чему.

— А вы знаете, что волки могут любого человека к переходу провести, а еще умеют перемещаться между пространствами просто так? — неожиданно спросил он, отстраняясь.

— Как это? — удивилась Юля.

— Хм, — усмехнулся мальчик. — Он встает, присматривается и подпрыгивает высоко-высоко. А потом мигом исчезает, как будто магия. Я даже один раз попытался ухватиться, думал перенестись вместе с ним, но волк упрыгал, а я просто грохнулся на траву. Было больно.

— Слушай, Максим, я еще столько всего не знаю.

— Это не страшно. Вы — сновидец, и вам приходят подсказки. Я бы тоже хотел так, — с завистью проговорил он. — Но мне снится всякая непонятная ерунда, я даже разобраться в ней не могу.

Он снова замолчал и теперь сидел, покачивая ногами и разглядывая что-то на полу. Потом резко вскочил, прошелся тыльной стороной ладони по глазам и выпалил скороговоркой:

— Пойдемте, а то и правда бабка что-нибудь заподозрит.

Не дожидаясь Юли, он быстро вскарабкался по скобам. Она накинула дождевик, сложила бумаги, собранные Максимом, в первую попавшуюся коробку и, щелкнув выключателем, стала подниматься следом. Наверху Максим закидал люк досками, спрятав его снова.

— А что ты Авдотье Михайловне скажешь? — нарушила молчание Юля.

— Скажу — в лес ходил, может не выгонит из дома в следующий раз.

— Максим, ничего, что я бумаги взяла? Мне интересно почитать записи Ивана Михайловича. — Спросила Юля, указывая на коробку.

— Да читайте, — махнул он рукой. — Только спрячьте их потом под лестницей.

Выбравшись из сарая, они ощутили на себе мощную силу ливня. Юле пришлось снова пробираться через тоннель в бурьяне и лезть в окно, а Максим мгновенно исчез за сараем. Видимо хотел прийти к дому со стороны леса. Часы показывали полночь — ничего себе они посидели. И, оставив бумаги на завтра, Юля улеглась спать.

Ближе к утру снова поднялся ветер, успевший за короткий ночной промежуток набраться сил. Теперь он бушевал, срывая с деревьев листву, даже с тех, которые едва начали желтеть. Облака неслись с огромной скоростью, обнажая голубые просветы ясного неба. Значит можно надеяться на появление солнца, а, может быть, и на новое возвращение тепла.

Раз за разом Юля перебирала в голове детали странного разговора с лесничим, и тревожные мысли не давали ей покоя.

Куда и зачем уехал Алексей поздним вечером вместо того, чтобы искать в лесу посторонних? Почему Афанасьич считает, что он попросту сбежал? Может ли сам лесничий быть причастным к его исчезновению?

Опять вопросы. Одно только давало надежду: ощущения Максима. Если он и вправду чувствует присутствие Алексея, значит тот, по крайней мере, жив. Юля встала, сварила кофе покрепче и принесла коробку — уроков ей на сегодня не поставили, поэтому торопиться было некуда. Вытащив стопку исписанных листов, Юля обнаружила на дне серую папку, которую совершенно не заметила накануне. Девушка с любопытством вытащила ее и заглянула внутрь.

Первым она извлекла оттуда разлинованный простым карандашом лист, на котором аккуратным каллиграфическим почерком были выведены слова на древнем языке, которые поначалу показались сплошной абракадаброй. Но чем дольше Юля вглядывалась в остроугольные символы, чем четче начинала воспринимать окружающее пространство, тем понятней становился смысл текста. Та самая маната, необходимая для запуска перехода. Она знала ее наизусть и могла хоть сейчас повторить слово в слово с закрытыми глазами. Юля погладила листок ладонью и отложила в сторону.

Следом она вытащила записную книжку, сплошь исписанную номерами телефонов и адресами. Среди названий городов попадались вполне знакомые, но встречались и странные, явно не принадлежавшие этому миру. И множество имен и фамилий, самых разных, среди которых на букву Н было выведено печатными буквами: Наталия, а рядом с ним — крошечная розочка, отрисованная красной ручкой, и буквенный код латиницей. Под ним в скобках надпись: для видеосвязи. Юля пальцем потрогала розочку — видимо Иван Михайлович был большим романтиком, каково же ему пришлось после расставания с любимой женщиной.

Отложив в сторону книжку, девушка снова заглянула в папку. В самом углу лежал небольшой голубой камешек, плоский, абсолютно гладкий и довольно тяжелый для своих размеров. От него исходил едва заметный аромат хвои и чего-то незнакомого, чуть сладковатого, словно она держала в руках застывший кусочек смолы. Скорее всего, это тот самый камешек, с которым прыгнул Максим. Но почему Иван Михайлович не отдал его мальчику, надеялся с его помощью пройти через переход?

Юля разложила на столе находки, отхлебнула кофе и теперь разглядывала их, размышляя: что же делать дальше. Хотя, к чему размышления, следовало дождаться темноты и отправиться к камню. Эта мысль пришла настолько внезапно, что девушка не сразу услышала тихий стук по стеклу.

Отставив кружку, она тут же повернула ручку. За окном, сгорбившись, стоял всхлипывающий Максим и крепко зажимал ладошкой ухо. Между пальцев ползла тонкая струйка крови.

— Что случилось? — спросила она испуганно, помогая мальчику влезть в окно.

Он сел на подоконник, позволил девушке стянуть с него резиновые сапоги и при этом не переставал всхлипывать.

— Этот идиот мне чуть ухо не оторвал, — наконец выговорил он, убирая ладошку.

Юля ахнула от возмущения, когда увидела громадное ухо малинового цвета: кожица за ним треснула и именно оттуда сочилась кровь.

— Черт бы его побрал, этого лесничего, — сердито проговорила она, усаживая мальчика на стул и доставая с полки аптечку, собранную для нее Григорием на всякий случай. — Давай остановим кровь и обработаем.

— Эта старая дура нажаловалась, что я вчера убежал в лес. Он сначала ремень снял, но, когда я сказал, что дяде Леше расскажу, схватил за ухо и оттаскал. Еще приговаривал, что никакой дядя Леша мне больше не поможет и лучше будет, если я вообще забуду о нем. А если я не стану помогать, то и вовсе исчезну вслед за ним, — Максим снова всхлипнул.

— Вот гад, — выругалась девушка. — Да что он вообще себе позволяет!

Максим стоически выдержал неприятную процедуру, не издав ни звука. Только когда Юля обрабатывала кожицу вокруг раны йодом, тихонько засипел.

— Это ладно, пройдет, — снова заговорил он. — Только вот что я узнал от Севы. Дядя Леша позавчера пришел очень сердитый, взял ружье и пошел к дядя Славе, физруку нашему. Вот только он к нему не дошел. Это уж утром Сева с дядей Ваней решили, что надо бы по лесу пройтись. В общем, не дошел, зато завел машину и уехал, и даже фары не зажег. Сева выбежал, но в темноте не разобрал: дядя Леша был за рулем или нет.

Юля опустилась на соседний стул — вот тебе и новая загадка.

— Это еще не все, — продолжил Максим, шмыгнув носом. — Утром, ну когда дядя Ваня с остальными ушел в лес, к тете Ане пришел Афанасьич, они чего-то долго обсуждали вдвоем. А потом он письмо мальчишкам отдал, будто бы от отца. Сказал, что оно у него всегда было, только он показывать не хотел, чтобы никто не расстроился. Отец, вроде как, написал, что никакого перехода тут не было с самого начала, он это знал, но решил тут поселиться, пока будет другие камни исследовать. И что Афанасьич это письмо дяде Леше показал, а тот расстроился, потом рассердился и уехал. И сказал, что больше сюда не вернется. Там теперь все мелкие ревут в голос.

— Глупость какая-то, — вырвалось у Юли.

— Конечно глупость. Видел я письмо корявым почерком написанное. Вон у отца какие буковки были, — он махнул подбородком на стопку бумаг на столе, — а там будто курица лапой писала.

— То есть письмо кто-то подделал?

Максим молча кивнул и взял из вазочки печенье.

— Ох, не нравится мне все это, — задумчиво проговорила Юля.

— Афанасьич узнал, что я письмо видел, поэтому еще и разозлился. Я сюда кругом пришел. Если бабка меня видела, то подумала, что снова в лес убежал. Я там дырку в заборе сделал. Возле сарая с правой стороны штакетины расшатал, их можно раздвинуть теперь, прямо за молодой березкой.