– Опять тут?

Я встрепенулся и растер лицо, стараясь вырваться из волшебства рассвета. Елрех остановилась на дорожке неподалеку и, прикрыв рукой глаза, повернулась к востоку.

– Не могу спать долго, – сказал я, вставая и вылезая из укрытия.

– Это хорошо, добрый человек. Работа легче дается с рождением Солнца, а с Луной быстрее приходит крепкий сон. Поможешь мне?

Елрех посмотрела на меня, и я с готовностью кивнул. При взгляде на ее мрачное лицо и в особенности глаза, сердце дрогнуло, охватил страх.

– Думаешь, Асфи не вернется? – полушепотом спросил. Как я вернусь в деревню ни с чем? Как объяснюсь с родителями и Лери?

– Не говори чепухи. – Белые брови сошлись на переносице, на голубом лбу проступили синие морщины; в серых глазах появился воинственный блеск. – Я уверена, что эта странная девица укоротит рога всем васовергам. Видел бы ты, как она ударила уважаемого Ромиара.

– Как ударила? – представив эту картину, я опешил. Не желая выглядеть дураком, стал суматошно отряхивать штаны от налипших травинок.

– А вот так, – усмехнулась Елрех, тоже отводя свои штанины и изучая их, словно сидела вместе со мной, – сказала ему, что ударит, и ударила.

– Что он натворил?

– Ничего.

Я все‑таки замер и позволил эмоциям проявиться. Елрех рассмеялась. Тряхнула белыми волосами и с широкой улыбкой произнесла:

– Ты мне не поверишь, хороший человек, но когда я узнала ее получше, поняла, что она считает людей многим выше других рас.

Ноги потяжелели, руки, наоборот, полегчали. Меня охватило удивление такой силы, что я не мог сдвинуться с места и даже просто что‑нибудь сказать. Да и что можно сказать на это? Вспомнились деревенские девчонки, вспомнился Тигар – высокий, золотоволосый эльф. Лери так часто восхищалась цветом его глаз. «Как будто Шиллиар застыло в чистом ручье. Ты когда‑нибудь видел такие глаза, Кейел?»

– Это ведь беловолосый шан’ниэрд. Даже не эльф, – произнес я, отступая в листву липы.

Сережки и листья погладили выбритую щеку, одаривая бескорыстной лаской. Новорожденное Солнце засияло ярче, краем задевая косые крыши домов. Еще полшага – и оно спрячется за соседний дом, уйдет из узкого просвета, но потом быстро поднимется над городом.

– Я не вправе рассказывать о ней, – скрестив руки на груди и тоже наблюдая за Солнцем, гордо произнесла Елрех. – И Ромиар поступил дурно, наплевав на ее пожелания, утаить от тебя ее слова о твоем прошлом, но это на его совести. Когда Асфи вернется, сам и полюбопытствуешь у нее, откуда у нее нетерпимость к другим расам.

– Тебя и Ромиара она любит, – заметил я, вспоминая, как и сам много раз украдкой видел отношения чужаков между собой, и о чем сплетничали Лери и матушка.

– Любит, – с улыбкой согласилась фангра. – Но, как я поняла из бесед с ней, мы ее любовь заслужили. – Рассмеялась низко. – Представляешь, простейший человек Кейел, подобная тебе человечка милостиво приняла нашу любовь.

– Чудачка, – прошептал я, опасаясь, что кто‑нибудь услышит в голосе восхищение.

Аня  

Вестница тоже живое существо! Слышите, черствые вы нелюди?!

Я не отрицаю, что была слепой. Слепой!? Кто придумал эту идиотская формулировку?! Мне просто нужно было зарабатывать, как все! Ну может, чуть больше… На Земле это важно, там счастье проще измерить в деньгах, а на прочее просто не остается времени. Духи Фадрагоса…

Я закрыла глаза рукой. До сих пор не прозрела?.. А как прозреть с чувствами внутри? Я ведь не Вольная, чтобы опустить этот рубильник.

И уж давай начистоту, Солнце: было бы проще лишить меня чувств, а затем измываться. И мне проще для принятия происходящего, и им проще. Или Повелители побольнее сделать хотели? Чему я должна была научиться? Только ли увидеть, чем могут обернуться некоторые поступки и куда приведут отдельные дороги? Не верю! Вот просто не верю! Отказываюсь верить!

Солнце, поднимаясь все выше и выше над горизонтом, оставалось безучастном. Но оно было тут единственным объектом, который казался живым. Может, еще «викуньи», но на них смотреть не хотелось. Только извращенец будет привыкать к своей жертве, чтобы в конце концов убить ее.

Я опустила голову. Поднесла руки к лицу; они затряслись сильнее. Сквозь пелену слез размывались грязные пальцы; кровь засохла и спрятала тонкие линии. Кажется, по ним в другом мире гадали. Для чего? Чтобы узнать о завтрашнем дне или о далеком будущем – спешили глупо прожить жизнь. Тогда я понимала жителей того мира, теперь не понимаю никого. Твои Повелители, Солнце, все отняли, даже понимания не оставили.

«У меня отобрали семью и будущее, имя опорочили, гордость разбили. Я топталась на осколках, пока не привыкла к боли. Пока не отреклась от всего, что любила в себе»…

Я усмехнулась, растирая одинокую слезинку между пальцев. Теперь мне есть за что себя любить, но это и вправду не мое. Он  подарил мне больше, чем рассчитывал. И в итоге…

«…потеряв все, я обрела путь к вере. К самой сильной вере, какую только можно придумать».

Мне не за что благодарить Повелителей, Солнце. Если я кому‑то что‑то и должна, то только Кейелу и себе.

Кейел  

Я громко чихнул, прикрывая нос. Пыль в подсобке стояла такая, что казалось помутнело в самих глазах.

– Кейел! – раздался голос Ромиара от дверей. – Елрех, ты решила пристрастить парня к алхимии? Донесу до твоего сведения, что у меня на него другие планы.

– А ты у него об этих планах интересовался? – спросила Елрех, просыпая через сито толченные грибы.

Ромиар стоял на пороге и морщился, прикрывая воротом шелковой рубахи нос. Я закрутился на месте: все – стол, лавки у стен, полка под крошечным окном, кадки, ведра, ковши – абсолютно все покрылось бело‑лиловой пылью. Поднял голову и убедился: даже веники сушенных трав, привязанных к потолку, придется отряхивать.

– Да, – громко прогнусавил Ромиар, – и ему все нравится. Духи Фадрагоса! Эта пыльца еще и жжется! Мои глаза, моя кожа – все начинает гореть! Это нормально, я не покроюсь волдырями?

– Где ты слышал, чтобы раздражение от гриба аутукко было нормальным явлением? – удивилась Елрех и отступила от стола, давая мне подступ к наполненному ушату. – Он вызывает опухлость всего, с чем соприкасается и сушит глаза до такой степени, что их потом можно смело вытаскивать из глазниц и использовать, как амулеты. Никогда не видел таких, уважаемый?

На стремительно бледнеющего Ромиара стало жалко смотреть, а Елрех, напротив, посинела, явно сдерживая хохот. Я покачал головой, но решил не вмешиваться – не убьет же полукровка беловолосого шан’ниэрда в его же доме. Поднял тяжелый ушат и понес к нескольким мешкам, прислоненным к стене у выхода. Ромиар шарахнулся от меня подальше, а фангра все‑таки расхохоталась.

– Что смешного? – оскорбления точно рвались из напуганного Ромиара, но он вовремя сомкнул губы и стиснул их до побеления.

– Не бойся, напыщенный шан’ниэрд! Лучше подойди ко мне, – позвала Елрех, зазвенев склянками у подоконника, – да побыстрее. Пока твои глаза еще способны видеть.

Он вопросительно посмотрел на меня, сжимая кулаки и размахивая хвостом.

– Иди, – тихо подсказал я, с улыбкой кивая в сторону Елрех.

Ромиар мгновенно заскочил внутрь, подошел к ней и остановился рядом, нетерпеливо следя, как она ищет нужное зелье. Я отвлекся ненадолго, пересыпая грибную муку в мешок. Хотел было сказать Елрех, что наполнен четвертый, но застыл.

Елрех внимательно капала зелье из флакона в ложечку. Так осторожна и сосредоточена, что наверняка ничего не увидит… Ромиар, словно позабыв о смертельной опасности, медленно поднес руку к густым волосам фангры, лежащих на ее спине. Почти прикоснулся к ним, но, украдкой бросив на меня взгляд, отдернул руку. Еще раз посмотрел на меня как‑то стыдливо и уже не прятался. Я улыбнулся ему, стараясь не придавать значения случившемуся.