Я засмеялась, внезапно вспомнив, как до этого они с Тоджем напугали меня. Потом были еще озера и реки, лесные тропы и бескрайние степи…
Воспоминания завлекли настолько, что я не заметила, как низкие тучи наползли со всех сторон. Почерневшее небо загремело над головой, раскатилось громким недовольством, обрывая лесные звуки и отнимая бесценные воспоминания. Держась на воде, я осмотрелась. Лес помрачнел, тени в нем сгустились. Видимо, ночевку придется отложить. Одно дело спать на сухой земле, совсем другое – вымокнуть и продрогнуть от холода без возможности нормально согреться. Костра может оказаться недостаточно.
Я отфыркалась и поплыла к берегу. Выбралась из воды, продолжая обдумывать варианты. Возможно, гроза быстро пройдет, а земля не успеет превратиться в болото… Наклонилась за штанами, брошенными на поваленное дерево. Потянула их, но ремень зацепился за мелкие сухие веточки. Я ухватилась за него и дернула. Влажная ладонь соскочила, пряжка звякнула, ударяя по пальцам. Я прыснула от неожиданности и выпрямилась. На подушечке большого пальца осталась дорожка ободранной кожи. Прямо по центру медленно проступила одна капля крови, и я поднесла палец ко рту, чтобы слизать ее. Ерунда.
Краем глаза заметила стремительное движение. Дернулась в сторону, пытаясь уклониться. Замахнулась рукой, опережая удар. И слишком поздно осознала, кто именно мой враг…
Резкая вспышка ослепила. Холод пробрал на мгновение, вытеснил воздух из легких. Я потеряла равновесие и упала на зад, ушибая его.
Отступивший было холод вернулся. Окутал мокрое тело, и мурашки покрыли кожу. Тишина настораживала. Только легкий треск и фырканье боролись с ней. Еле уловимые звуки, какие издают факелы или маленькие костры… Кто‑то тихо залепетал мелодичным голосом. На каком языке? Приятном, будоражащем… Почти родном.
Сидя на чем‑то твердом и холодном, я прислушивалась. Глаза открыть боялась. Боялась, что настолько яркая фантазия раскрошится о неуступную реальность. Затаившееся после испуга сердце набирало скорость, а его удары силу. Кровь разогревалась, разгонялась по венам. Подобно наркотику, разносила пьянящую радость.
– Ты не прав, илсейская паутина свяжет нас крепче, – отчетливо прошептала девушка. – И мы с тобой станем неразлучны на всю жизнь.
Илсейская паутина… Духи Фадрагоса, вы ласкаете мой слух, позволяя слышать эту речь!
Несмотря на то, что вокруг явно никто не сражался, а значит, меня занесло не на поле боя, я широко улыбнулась. Вдохнула глубоко и открыла глаза.
Стылый земляной пол подо мной был покрыт вязью древних символов. Они образовывали круг, а его кто‑то щедро окропил кровью. По краю расставил то, что использовали в Фадрагосе вместо свеч. На севере… Огоньки трепыхались со всех сторон, мерцали, дрожали, будто от холода. Голова закружилась, во рту пересохло. Ослабевшей рукой я потянулась к ближайшему огоньку. Поднесла к нему палец, и крохотное пламя вспыхнуло, дернулось испуганно. Через миг принюхалось, лизнуло теплом. Распробовало вкус. И наконец – набросилось, жадно кусая.
Я отдернула руку, радуясь боли. Стиснула зубы, сдерживая слезы и рвущийся смех. Продолжила молча и с восторгом изучать окружение. Надо разобраться, куда меня занесло.
Грубо отшлифованная стена блестела от влаги, а местами была покрыта изморозью. Несмотря на то, что по ней, подобно толстым венам, раскинулись крепкие корни, ее вдобавок укрепили толстыми балками. Между двумя такими поместился дощатый стол. Он удерживал на себе железный подсвечник, в котором танцевали три огонька. Их свет выхватывал бардак из разбросанных свитков, обработанной кожи с письмом на ней, сундучок, деревянный ящичек и нишу, выбитую в стене прямо над столом. В ее глубине блестели пузатые склянки, а на краю примостились две деревянные кружки.
Ножку стола запачкала кровь. Там же, возле нее, прямо на полу, были скинуты одна на одну две тушки зайцекрылов. Глотки зверьков были перерезаны и вывернуты. Рядом с ними небрежно лежала окровавленная миска, а чуть ближе к стене, в тени стола и сушенных трав, свисавших на веревке, стояла клетка с еще одним зайцекрылом. Он блестел черными глазками, дергал усами и ушами и тихо хрустел свеклой.
– Не смеши меня!
Я вздрогнула и резко повернулась на тихий голос. Сердце замерло на миг. Какая же она красивая… Эльфийка, не обращая на меня никакого внимания, едва слышно смеялась. Ее плечи двигались под черным меховым плащом, и платиновые волосы, лежащие на нем, переливались золотом огней. Молочная кожа, казалось, сияла, а на щеках розовел румянец. В изумительном разрезе глаз, под густыми ресницами пряталась глубокая синева. Девушка смотрела в пустоту перед собой, кокетливо опустив веки, и изящно двигала рукой, словно гладила кого‑то по лицу. На ее запястье виднелся свежий порез, перепачканный кровью.
Что же ты творишь, Десиен?
Сам балкор тоже находился в помещении. Он сидел в кресле, приставленном у противоположной стены: облокотился на деревянный подлокотник и, свесив голову, заслонял глаза ладонью. Белые волосы падали на лоб, покрытый едва заметными морщинками – городской защитник хмурился. Тонкие длинные пальцы дрожали не то от усталости, не то от нервов. Из приоткрытого рта с шумным выдохом вырвался еле заметный пар.
Знакомое лицо вызвало восторг, а понимание того, что натворил балкор – благодарность. Но я держала себя в руках. Глубоко вдохнула холодный воздух, облизала губы и беззвучно пересела на колени. Воротник мокрой рубашки коснулся шеи и ключиц, напомнил, в каком виде я нахожусь. На севере. С Десиеном. В землянке…
Древние символы, свечи, убитые звери, сумасшедшая эльфийка…
Эльфийское прощение, уникальная кровь, клятва балкоров…
Череда воспоминаний позволяла уловить одну единственную мысль – необходимо бежать от городского защитника.
Откуда‑то сверху донеслись голоса, привлекли внимание. Сердце ухнуло. Лестница тянулась вверх чуть дальше от кресла, в котором расположился Десиен. Протяжный скрип коснулся слуха, по ступеням застучали тяжелые подошвы. Из‑за угла еще никто не показался, но уже прозвучал громкий вопрос на общем языке, но с незабываемым акцентом, будто говорящий плюет и харкает словами:
– Ну что, получилось?
– Нет, – раздраженно отозвался Десиен и стал тереть закрытые глаза.
Его невеста заговорила с воображаемым любимым громче. Дес повысил тон:
– Я устал разбираться в этих символах. Замерз, проголодался и засыпаю. В скверну все! Надоело ошибаться! – Крепко зажмурившись, откинулся назад и прижался затылком к спинке кресла.
С последних ступенек спустился крупный васоверг. Чадящий факел, прикрепленный к стене, осветил обезображенное шрамами лицо, два длинных рога и еще два обрубка на самой макушке. Сальные лохмы, небрежно подхваченные на затылке, скрыли в тени глубоко посаженные глаза. Васоверг толстыми пальцами прошелся по большим петлям на тулупе, расстегивая его, и приподнял мясистый подбородок. Остановился возле Десиена и вперил в меня озабоченный взгляд.
За ним следом легким шагом вбежал растрепанный балкор. Он обнимал себя, трясся от холода, кутаясь в теплую куртку, и сутулился, отчего ростом едва достигал плеча громилы. Заметив меня, вздрогнул и отпрянул. Круглыми от удивления глазами пробежался по мне взглядом и обронил какое‑то слово на северном языке.
– Издеваешься? – зашипел Десиен, кривя бледное лицо и отрывая от него руку.
Его злой взгляд быстро переметнулся от собрата ко мне и превратился в такой же изумленный, как и у остальных.
– Правильно он говорит: ты надо мной издеваешься, любимый, – тут же подхватила эльфийка. – Я сильно скучаю по тебе, даже если тебя нет рядом всего миг. Мы должны быть привязаны друг к другу хотя бы илсейской паутиной.
Несмотря на опасность ситуации, моя душа хохотала, сердце ликовало, и мне с трудом удавалось удерживать улыбку. Чувства раскачивались по огромной амплитуде от дикого ужаса перед тремя мужчинами до бесстрашия и эйфории. Я в Фадрагосе!
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выцепить взглядом кинжалы, засунутые за пояса неизвестного балкора и васоверга, и оценить уровень угрозы. Смертельная. Еще один кинжал, украшенный резными символами и запачканный кровью, лежал на свободном подлокотнике возле Десиена. Моток крепкой веревки висел за его спиной на крупном крюке. А возле лестницы громоздились ящики для овощей, лопаты и метла. Крупная сеть была наброшена поверх ящиков. Добежать до лестницы, опрокинуть эту утварь и умчаться наверх. На свободу.
