Не желая навредить людям, спасающимся бегством и прячущимся под землей, Повелители переместили в Фадрагос кусок земли с ними – он упал мягко, но все же упал. Распластался глубоко на юго‑востоке Вечного леса. Там, где не ступала даже нога эльфов, там, где огромный пласт земли не мог навредить разумным существам. Вместе с землей пролилась вода, затопила часть леса, размыла почву; упали километры каменного города, разрушились тяжелые колонны и башни, обвалились стены, погребая под собой все живое, ломая деревья, продавливая почву. Не все люди выжили, не все люди отыскались в лесу полном нечисти, в лесу полуразрушенном. Никогда еще время для Повелителей не имело такой ценности, как в те дни. Они ждали последствий своего решения, они ждали. И, как это неизбежно при напряженном ожидании, дождались.

Повелители сосредоточились на людях, забывая о фадрагосцах: одна собравшаяся группа людей была слишком мала, чтобы не стать пропитанием хищников; вторая – слишком огромная, и местные болезни в короткие часы превращались в смертельные эпидемии; третьей повезло с дорогой – меньше хищников, меньше нечисти, меньше болезней, – но они двигались на восток и очень скоро вышли к Краю мира, где погибли у берегов Кровавой воды. И Повелители еще могли бы снизойти к людям, но их язык был недоступен им, а люди, в свою очередь, не знали имен и не могли, позвав Повелителей, истончить грань мира и безмирья. Все, на что были способны Повелители, – предупреждать природными знаками, но люди боялись того, к чему привыкли прислушиваться фадрагосцы.

Четвертой группе повезло больше, имея в проводниках нескольких опытных воинов. Они разбивались на мелкие группы, разведывали путь, продвигались дальше по лесу, направляясь на запад. Наученные опасностями, часто делали крюк, минуя встречу с нечистью. Но в одном месте ее было так много, что люди решили бороться. Они не догадывались, что уже тогда за ними наблюдали эльфы. Наши братья присматривались к вероятным будущим друзьям и пытались понять, что замышляют главные люди и почему медлят перед мелкой, не особо опасной нечистью. Тем временем воины людей ждали, проверяли ветер. И когда одним вечером ветер подул в западном направлении, они подожгли лес, а сами вернулись восточнее – туда, где огонь не навредил бы им.

До этого вечера эльфы не встречали врагов опаснее и хитрее, чем короткоухие существа. До этого никто не плевал на ценность эльфов так, как люди. Нельзя осквернять дом, нельзя бороться с врагом, уничтожая все на своем пути и рискуя теми, кто разделяет с вами жилье. Вечный лес, даже с его неизведанными уголками, был домом эльфов. Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства.

Но не это наложило запрет на Повелителей созидания.

Поверхность Фадрагоса приняла удар, подземная дрожь прокатилась от эпицентра и, казалось, затихла. Даже чувствительные балкоры достаточно быстро вернулись к повседневным хлопотам: помолились Земле, попели песни в ее честь и забыли о ее раздражении. Если бы они только знали, какой гнев последует за ним, то, возможно, успели бы сменить покровительницу на небесные своды.

Несколько городов сплюснуло за короткие секунды, отрезая отдаленные поселения друг от друга. Земля задрожала, чуть посыпала песком белые головы балкоров, насторожила их, а уже через мгновение заскрипела натужно, застонала и, разворотив незаметные глазу трещины колонн и стен, взорвала опоры на крохи. Свод в одночасье рухнул. Земля опять ненадолго замолчала, но окраинные города и поселения уже били тревогу. Одни сломя голову бежали от встревоженных и разъяренных хищников, другие разбирали завалы, надеясь, что доберутся до центральных городов и узнают, почему коридоры засыпало. Нескоро до вторых дошло, что ответов им никто не даст, что спасать некого, а Земля только затаилась перед тем, как выплеснуть последние волны обиды и безудержного гнева.

Повелители созидания оплакивали потери, смирялись с запретом на прямое участие в расцвете мира, в котором им никогда не будет прощения. Много времени понадобилось им, чтобы прийти в себя и научиться воздействовать на Фадрагос другими способами. И не столько время помогло взять себя в руки и снова бороться за спасение мира, сколько память об ошибках и вина. Множество перипетий в жизни фадрагосцев грозило вскоре обернуться кровопролитной войной, возникновение которой уже нельзя было остановить».

Кейел прокашлялся и протянул мне факел, который, впрочем, никак не влиял на читаемость символов. Мы молча следили, как Вольный прищурился, по‑будничному неторопливо снял бурдюк с пояса, а затем стал лениво пить, продолжая окидывать подозрительным взором стены круглого зала. Мы прочли лишь одну из множества.

– История Фадрагоса, – восторженно прошептала Ив, нарушая смиренную тишину.

Вина. Иногда это чувство удивительно навязчиво: провинился кто‑то другой, кто мало связан с тобой, но стыдишься почему‑то ты. И вина давит на плечи, объединившись со стыдом. Я склонила голову, разглядывая пальцы ног; узоры рукоятки факела болезненно впивались в разбитую ладонь. Пот смешался с кровью, въелся в раны, щипал их, раздражал и дергал. Дергал и дергал, словно играл не столько на болевых ощущениях, сколько на нервах.

Роми тихо протянул:

– Люди… – И шумно выдохнул.

Дерг. Дерг. Дерг.

Нам не место в Фадрагосе…

– Тех давних эльфов, на ком не успели отпечататься следы людского соседства, – снова прочитала Ив, тоже снимая бурдюк со своего пояса. Вздохнула тяжело и угрюмо добавила: – В древних письменах вечно упоминалось, что эльфы были благороднее и терпимее.

Руку резануло болью, и вскоре горячие капли крови погладили холодное запястье. Кейел опять кашлянул, но несколько сильнее.

– Давай, – тихо произнес он, осторожно забирая факел из моей руки и делая вид, что не замечает крови. – Попьешь?

Я мотнула головой, хоть во рту и образовалась пустыня. Боюсь, сейчас даже вода окажется настолько горькой, что меня стошнит.

– Меня куда больше волнует, благородная эльфийка, как история Фадрагоса может стать оружием в руках тех, кто узнает все ее тайны? – Елрех крутила в руках кинжал, деловито разгуливая по залу и осматриваясь.

Она, как и я, в драконьем языке ничего не понимала, поэтому предпочла слушать и изучать карту, которая заметно изменилась с того времени, как ее тут повесили в воздухе. Как минимум на парочку регионов в Фадрагосе стало больше, а свободных земель меньше.

– Будем читать все? – хрипло спросил Кейел и вопросительно свел брови на переносице.

– Когда осипнешь, я могу тебя заменить, – предложила Ив, затягивая бурдюк.

– Нет, – поморщившись, отказался Кейел. – Думаю, твоих познаний древнего языка недостаточно, чтобы передать смысл точно.

Ив и не подумала обижаться; ее глаза горели любопытством и даже какой‑то благодарностью к Кейелу, что ей удается прикоснуться к истокам своего мира. А вот Роми за ее спиной хмурился, мял в руке стрелу и нервно махал хвостом. Я ждала от него колкостей, осуждения, но, казалось, его заботили какие‑то другие вопросы.

Он незамедлительно подтвердил мои мысли:

– Необходимо прочесть все и отыскать то, что может служить спасением Фадрагоса. Это важно, Вольный. – Вперил угрожающий взор в Кейела и пообещал: – Я не позволю тебе сойти с твоего пути.

Кейел изогнул бровь и скрестил руки на груди. Его кривая ухмылка растянула шрамы на щеке, неровный глоток дернул кадык, поиграл в рыжем свете ожогами на шее.

– Люди, – коротко напомнил Роми, кивая на стену. Сжал губы в тонкую светло‑серую полоску и повернул голову ко мне. Пристально глядя на меня, без капли привычной иронии повторил: – Люди. Я не позволю вам разрушить то, что осталось после вашего же вмешательства. Если от вас потребуется жертва – вы ее принесете.

Совсем недавно он оберегал Кейела, а чуть раньше злился и бесился, зная, какая роль уготована нам в сокровищнице. Как же быстро он меняет свое мнение и приоритеты.

Под тяжестью чужой вины я ссутулилась сильнее, отвела взгляд от желтых глаз и почесала зудящий, расцарапанный затылок. Кровь присохла в волосах, пряди слиплись, спутались. Слишком много крови, слишком много ран, и они никак не заживают. Только зудят и зудят, нервируя. Когда все это закончится?