Кейел прекратил гнать волка только в сумерках, выбрав для стоянки небольшие скалы у опушки леса, за которыми скомандовал развести костер. Набрать сухого хвороста не представлялось возможным, но Елрех отыскала в припасах пару флаконов зелий – дорогих, но легковоспламеняемых. Ужинали скупо, волков не отпускали, но они, измотавшись за день, и сами никуда не спешили. А вот Феррари без устали порезвилась среди нас, а затем стала убегать недалеко. Возвращалась, принося с собой тушки с белым мехом, местами окровавленным. Кажется, она умудрилась поймать волкам даже песца. Когда приволокла мохнатого кабана, я присела возле нее и стала уговаривать успокоиться: волки обожрутся, а нам разделывать туши некогда. Кажется, на нее мои слова не подействовали, а вот на Кейела она среагировала безропотно. Он надавил на тушу кабана носком сапога, а затем чуть покачал ее. Взглянул строго на притихшего лиертахона, с шелестом раздувающего яркий капюшон, и приказал:

– Убери. – Отошел сразу.

Раздвоенный язык мелькнул в пасти Феррари, и через мгновение она юркнула к кабану и, вцепившись в разорванное горло, послушно потащила жертву по снегу. Когда я опустилась на покрывало рядом с Кейелом, он, окидывая взглядом мрачных ребят, негромко произнес:

– Она умная, но ей удобно, если ты будешь считать ее глупой. Пока не начнешь демонстрировать силу, она будет пользоваться твоей слабостью.

Я зачерпнула снег рукой – он посыпался с варежки и, поймав свет костра, тускло замерцал золотыми искрами.

– Ты будто говоришь не обо мне и Феррари, – полушепотом заметила.

Казалось, он прислушивался к тихой беседе ребят, вяло обсуждающих дальнейший путь, но меня все же услышал. Ответил:

– Так со всеми, Аня. – Кивнул на маленький котелок, в котором закипала вода, склонился ко мне и проговорил: – Допиваем, ложитесь спать. Я еще продержусь без сна. Но мне придется будить тебя, чтобы ты осматривала территорию Единством. Справишься?

– Справлюсь.

Помнила, как в долине Пылающего тумана уже проделывала подобное. Понимала, если нас преследуют, значит, нельзя подпускать к себе никого.

Вздрогнула, когда Кейел неожиданно сжал мою руку. Незаметно ото всех стянул варежку, переплел наши пальцы, поделившись теплом, и мягко добавил:

– Извини. Потерпи немного, сейчас мне это нужно.

Я сглотнула, опустив голову, и крепче стиснула пальцы. Хриплый голос прозвучал громче:

– Ромиар, у тебя были ко мне вопросы. У каждого из вас найдутся. Я готов ответить.

И вопросы полились. Сначала осторожные, будто запертое любопытство пробивало путь к свободе, а когда Кейел без утаивания подробно отвечал на все подряд – прорвался поток. Я услышала не только то, что сказал наставник, не только о вынужденном побеге, но еще и узнала много нового.

Когда‑то давно Вольный завершил обучение у опытного следопыта, тут, на севере, а затем тут же его потянуло к богатому центру города. Он искал хитреца. Увидев интерес Деса к эльфам, не брезгующим лицемерием, он понял: Дес учится притворству, вранью, хитрости, а значит, сумеет научить и Вольного. Кейел тенью бродил за ним, присматривался, наблюдал, а тот постепенно привыкал к молчаливому безэмоциональному обществу. Сам по себе подросток‑балкор был забавен и безопасен для окружающих, хоть те и сторонились его, как и любого другого представителя этой расы до их условного совершеннолетия. Согласно клятве предков, в пятнадцать лет балкор всецело принимает ответственность за свои поступки, а их сила будто закупоривается, и на ее использование требуется разрешение соггора, прямо или близко связанного с правлением. В ночь перед совершеннолетием Десиен попробовал принять облик Вольного, но дух Кейела не позволил, защищая высшие тайны. С тех пор балкор понял, что одержим чужими секретами, но с секретами «Эмоционального бревна» ему все равно пришлось смириться.

Уже в тот момент Десиен входил в состав команды городской защиты, помогая расследовать исчезновения и убийства. По рассказам Кейела я представляла себе типичных детективов с помощниками, вроде Шерлока Холмса и доктора Ватсона, но проще. И Десиен прекрасно справлялся с работой мальчика на побегушках, да к тому же хитрыми уловками раскручивал собеседников на ценные обрывки информации, после чего совмещал ее, выстраивая хронологию, и находил виновника даже в самом запутанном деле, чем весьма быстро и рано сделал себе карьеру.

В свободное время Десиен любил излить душу беспристрастному Вольному и, скорее всего, в благодарность за возможность хоть с кем‑то поговорить, помогал ему с поиском информации о сокровищнице. Он же и отыскал в закрытой библиотеке, куда проникал благодаря отцу, легенды о кое‑каких артефактах Энраилл, знания о которых бережно утаивали. Каким образом юный балкор пришел к сказкам об Аклен и Ил, осталось загадкой даже для Кейела. Однако очень скоро Десиен объяснял равнодушному другу о том, что есть вероятность связи пресловутой пары с таинственным архимагом. Он же поспешил рассказать о догадке соггорам‑наставникам. Никто не высмеивал двух мальчуганов, но и принимать всерьез сказанное ими не стали. Только для успокоения совести перед духами Вольного и его миссией, Десиену и Кейелу предоставили полный доступ к библиотеке.

Позже Десиен добрался до предсмертных записей рассата, который помогал гильдии Очищения искать балкоров. Он изучал природную силу этой расы, но в итоге перед тем, как окончательно спятить от неблагородного занятия, описал ритуал переселения души из одного тела в другое. Кто‑то считал эти записи ересью, больной фантазией сумасшедшего рассата, – не могут же духи быть сильнее Солнца, чтобы позволить душе чернеть вечно. Ей необходимо перерождаться, иначе она станет такой же черствой, как Луна. И Десиен тоже тогда отбросил эти записи, посчитав, что ценность в них лишь в том, что писал их свидетель войны Предков.

Вспомнил он о них в то время, когда работал с изгоем, старым эльфом, насолившем мудрецам и отметившимся убийством на севере. Дес узнал о внуке этого изгоя, которого довольно давно забрали мудрецы из‑за болезни солнца. После закрытого ритуала внук, приняв знания старого мудреца, изменился до неузнаваемости вплоть до привычек. И балкора будто замкнуло…

– Пока я искал в книгах легенды об Энраилл, Дес изучал болезнь солнца, – поглаживая большим пальцем мою руку, рассказывал Кейел. – Мудрецы никогда не скрывали о ритуале передачи знаний, ссылаясь на великого духа, подарившего такую возможность гильдии мудрецов. Но Деса все равно зацепила передача знаний от одного существа к другому.

– Как у балкоров, – заметил Роми, сжимая кружку с отваром и обмахивая носок сапога кисточкой хвоста. Желтые глаза будто бы плавились то ли от гнева, то ли от костра, отражающегося в них.

– Как у балкоров, – подтвердил Кейел. – Вплоть до привычек.

Изучив все записи о болезни солнца, Дес выявил закономерность. С каждым рассветом болеющий просыпался, позабыв все, что помнил перед сном. Их память очищалась после сна, но одно оставалось неизменным – привычки и умения. Больным давали ложку в руки и, если у них никогда не было проблем с приемом пищи, то практически сразу они понимали, что держат в руках и что перед ними стоит тарелка с едой. Больная шан’ниэрдка забывала вкусы, имена, не помнила близких, каждый день восхищалась домашними животными, будто видела их в первый раз, но если ей нравилось накручивать локон на палец, то привычка просыпалась вместе с ней. Если человек не любил молоко, то кривился всякий раз, пробуя его. Балкоры тоже, фактически перемещая душу в чужое тело, перенимали и чужие привычки…

– Самое сложное для них, чтобы не выдать себя в чужом облике, – это умение отделить свои привычки от приобретенных.

– Отродье, – тихо прорычала Ив, стискивая кружку двумя руками крепче.

Кейел продолжил, глядя на костер и игнорируя злость Ив:

– Дес первым предположил, что мудрецы передают не знания в больное тело, исцеляя его от болезни, а душу. И тогда же он попросил соггоров‑целителей поработать в направлении: болезнь солнца – болезнь души, а не тела; а соггоров‑наставников – что мудрецы и архимаг Энраилл – одно лицо.