Теплый дух, проявив сострадание, потянулся приободрить, но Айссия осадила его. И правильно. Жалость – не то, в чем я нуждаюсь.

Приподнялась на носочках, запрокидывая голову назад. Она немного кружилась. Эмоциональные занятия изматывали сильнее физических. Опустошали и будто оставляли отпечаток изношенности. Казалось, я внутренне старела быстрее, чем должно быть.

Легонько оттолкнулась, неосторожно шагая вперед, но пальцы ног нашли устойчивость. Равнодушно разглядывая помещение, я боролась с ненавистью и злобой. Хотела дойти до дальней стены, по почерневшему барельефу которой стекала вода. Хотела прижаться к ней и остудить внутреннее пламя, поедающее меня. Медленно, безвозвратно. Но застыла, глядя под ноги. Вода смочила кончики пальцев; по черной глади пробегала рябь от упавшей капли. Мое отражение искажалось. Презрение окатило с такой силой, что я отшатнулась, чувствуя легкую тошноту. Холодный пот прошиб, покрыл спину, сердце все же стиснулось. Я сжала кулаки, на мгновение зажмурившись, ожидая, когда мир станет шататься вокруг чуть меньше. Затем присела на корточки и опустила руку в лужу. Ладонь легла на отражение так, будто я душу себя, и стало немного легче… Так правильней. На глаза опять навернулись слезы, но место для жалости не осталось.

– Я знаю, на кого ты похожа, Аня. – Я чуть улыбнулась, вглядываясь в свои глаза. Ведро, заполненное червями, и брезгливый взгляд Роми застыли в памяти. – Бесхребетное животное. Думала, что все знаешь о жизни? Думала, умнее всех? И за что ты боролась? – Горечь переполняла нутро, заставляла морщится от собственного вида. – Оставишь Кейела, отберешь у него все и заставишь пройти трудный путь заново. И у тебя нет выбора.

Тихий смех показался чужим, незнакомым. В нем не было сумасшествия, скорее, сила, которой не хватало мне. Пальцы сдвинулись, потревожив застывшую воду. Я словно и впрямь хотела задушить свое отражение, но мир подернулся. По черной поверхности вновь покатились мелкие волны. Казалось, что между ними я вижу другую себя. Будто я вернулась в прошлое, в тот момент, как только оказалась в Фадрагосе. Но все же что‑то было не так. Уверенный взор колол, хищная улыбка походила на снисходительную насмешку. Очередная рябь смыла образ, мир рухнул перед глазами, и мы поменялись местами с той, кого я видела мгновением ранее. Бездумный шепот сорвался с губ:

– Ты все уничтожила.

Меня повело в сторону, и я повалилась, успевая согнуть руку в локте. Внутреннего жара не было, как и Ксанджей. Осталось лишь несколько поводков тех духов, кто не подходил мне. Я попыталась подняться, но откуда‑то взялась невероятная слабость. Я упала на спину, не в силах пошевелить губами. Звать на помощь не получится. Капля сорвалась с потолка, упала на подбородок, покатилась к шее. Вода из лужи пропитывала волосы и одежду. Веки потяжелели – закрылись.

* * *

Иногда кажется, что кто‑то расставляет ловушки, и судьба ведет тебя прямиком в них. А бывает, ты сама поступаешь, как мышка, идущая за бесплатным кусочком сыра.

Например, я. Прямо сейчас.

Сердце замерло, затаилось в предвкушении крохотного счастья. Хрупкого, мимолетного, но опьяняющего. Ровное дыхание грозилось вот‑вот сорваться. Уголки губ напрягались все сильнее, стремясь украсить лицо улыбкой, но я мысленно шикала на себя, позволяя сердцу отхватить очередную порцию ласки, определенно вызывающую зависимость.

Это Кейел. Безошибочно он. Я не могу перепутать его, не могу представить, что кто‑то еще будет так же осторожно прикасаться кончиками пальцев к моему лицу, словно поглаживанием убирая с него под одной волосинке. Его дыхание еле ощутимо скользило по щеке. Рука дрогнула, остановилась, и жар от запястья обдал кожу. Догадался, что я очнулась?

Нехотя, стараясь продлить наигранный сон, я подняла веки. Кейел вовсе отдернул руку, а судя по его гулкому глотку и вине, затаившейся в глазах, он растерялся. Не желает быть застуканным? Его лицо все еще было слишком близко к моему. Очень скоро на нем появилось облегчение, а затем Кейел отодвинулся от меня, молча поднялся со стула, близко придвинутому к кровати, и поспешил выйти из комнаты. Створка темной двери скрипнула вслед.

Небольшую комнату наполнял житейский уют. В маленьком резном камине, потрескивая дровами, горел огонь. На красной драпировке стен золотистые узоры ловили его свет и отвечали блеском. На письменном столе у единственного окна были раскинуты книги и свитки. Длинные темно‑коричневые шторы явно задергивали наспех. Уголок слетел с последней петли массивного витиеватого карниза, и на шторке сложилась косая складка. В открытом кусочке окна просматривалась ночь. На низком столике, расположенном у стены, стояли чайничек и белые чашечки с утонченными ручками – словно из золота. Может, и впрямь золото? На одном из полукруглых стульев, обитом светлой тканью, валялось скомканное покрывало. Я лежала на одноместной кровати; мягкий матрас пружинил, но пружин, наверное, в Фадрагосе еще пока быть не могло. Я бодро заглянула под одеяло, оценивая внешний вид, – рубашка длинная, но щеголять голыми ногами все равно не хотелось. Моя одежда аккуратной стопкой лежала на втором стуле, придвинутом к столику. Подняться, чтобы одеться, я не успела.

За дверью из темного дерева раздались быстрые шаги. Я натянула одеяло до подбородка и прислушалась, но звукоизоляция в стенах была потрясающей, или наоборот – слишком плохой. Гулкий стук каблуков мешал разобрать слова мужчин. Или они говорят на северном языке?

Дверь распахнулась – наставник стремительно влетел в комнату и пропустил мимо старичка, человека. Кейел последним вошел в комнату, напряженно гуляя взглядом по лицам собравшихся. Тихо прикрыл за собой дверь да так и остался стоять у порога, не отпуская ручку и изображая непривычную послушность, будто если ему поручат что‑либо, он сорвется в сию секунду и побежит хоть на Край Фадрагоса.

Наверное, последнее зрелище настолько выбило меня из колеи, что я не сразу разобралась, что в голосе старичка звучит замешательство:

– Асфирель, вы ведь не оглохли, не правда ли? Слышите меня, дорогуша?

Я посмотрела на него. На большом комичном носу застыла темная капля – родинка. Он прикладывал к глазам увеличительное стекло, но все равно щурился, осматривая меня. Отложил стеклышко на каминную полку, закатал рукава белой рубашки и спрятал пряди длинных седых волос под черную косынку.

– Никак не слышит. – Потянувшись к поставленному на пол чемоданчику, нахмурился. Морщины проявились четче на старом лице. В ухоженных руках вскоре оказалась странная трубка со щеточкой. Он ею мне ухо проверять собрался?!

– Слышу! – Быстро кивнула я. – Только инструмент уберите.

Наставник, до этого застывший без движения, погладил рясу на груди и спросил:

– Как себя чувствуешь?

– Выспалась. В смысле, потрясающе.

Без преувеличений, именно так себя и чувствовала.

Целитель мгновенно подсел ко мне на край кровати и стал ощупывать лоб, шею, спустил одеяло, трогая руки от плеча до локтя и приступая к допросу:

– Что‑нибудь беспокоит? Тут не тянет?

– Нет.

– А тут? И вот тут не болит? А если так?

– Ау! – Я вырвала руку и потерла место щипка.

– И реакция не затупилась, – тем же любезным тоном произнес он, поднимая глаза на наставника. – Ваша дорогуша здорова, как я и говорил. Она просто спала. – Снова обратился ко мне. – Переутомилась, не правда ли?

– Правда, – согласилась я. Соглашусь с чем угодно, только бы отодвинулся скорее и не ощупывал больше.

– Останьтесь сегодня в моем доме, – не просил – мягко приказывал наставник. – Если Асфирель станет плохо, мы позовем вас.

– Как пожелаете.

Когда за целителем закрылась дверь, наставник спросил:

– Что произошло? – бросил взгляд на Кейела и сцепил руки перед собой. – Если необходимо, Кейел оставит нас.

Я замялась, замечая, как напряглась рука Вольного, сжимая дверную ручку. Как шире раскрылись крылья носа. Сглотнула, опустила голову и произнесла: