У них различался только почерк. Совсем немного речь: рычащая, обрывочная, мягкая, обволакивающая, требовательная, почтительная, заискивающая.

Лишь немного речь и почерк…

Разные расы, разная история, культура, характеры, приоритеты, но… их трудно отличить от людей. Вернее, не так. Их сложно различать между собой, если перестаешь обращать внимание на внешность.

Я в который раз обманула сама себя, позабыв, что нахожусь не в привычной среде. Законы и логика Земли остались дома, а тут… даже черт не разберется. Духи знают, что творится!

Зажмурилась, глубоко вздыхая и постукивая пальцами по столу. Аклен’Ил и Энраилл… Что же вас связывает между собой? Зачем Вольному нужна была эта тайна?

Вольный… Об имени лучше постепенно забывать. Так будет правильнее, душе спокойнее. И вспоминать о нем нужно нечасто, аккуратно.

Сердце насторожилось, словно юркий зверек. Вот‑вот – и снова запрыгает, ударяясь зайцем о ребра, будто о прутья клетки. Растормошит мысли, стравит сомнения с решительностью и разбудит ненужную тягу к доверию. Вольному доверять нельзя. Никому нельзя, но ему особенно.

Ту ужасную ночь он провел со мной: успокаивал, убаюкивал, утешал – возился со мной, как с невинным ребенком. И мне удалось заметить, а позже вспомнить невероятное – стыд Вольного. Нет, Аня. Это ты сама напридумывала себе чудес, чтобы верить в них. Потому что в такое приятно верить, отвлекаясь от болячек. Но…

А были ли слезы?

Нет. Наверняка Вольные не плачут. С чего бы это? Даже при гибели всей Красной Осоки, где в руинах осталось лишь воспоминание о его родителях, он не растерялся. Был эмоционально непоколебимым, твердым, решительным. И в ту безумную ночь мне просто показалось. Отвернувшись, словно прячась от моего взгляда, Вольный тер глаза вовсе не из‑за выступивших слез, а от банальной усталости.

А если слезы все же были?.. Жалел незнакомых Тиналь и Фираэн? Не поверю. А больше жалеть было некого.

Я вздрогнула от громкого чириканья. Маленькая белая птичка уселась прямо на балкон и разбудила задремавшего Кешу. Его воркование не раздражало. Наоборот, в моем заточении он был единственным, к кому я мысленно обращалась, чтобы в долгом одиночестве окончательно не раздвоить свою личность. Новая клетка была с позолоченными прутьями, и совершенно мне не нравилась. Зачем настолько большая, если Кеша все равно летать в ней не может? И с комода снять пришлось. А когда перетаскивала поближе к столу, все боялась, что уроню. Птица чирикнула еще раз, покрутила головой и упорхнула. Кеша важно нахохлился, еще немного поворковал и снова с удобством разместился на жердочке, опуская веки.

Я переплела пальцы, облокачиваясь на стол и разглядывая одинаковые письма, но с разными именами: Нелтор, Рувен, Линсира, Эриэль. Если бы не знала, что они разной расы, представляла бы себе людей. Отвернулась к балкону; взор упал на тяжелые бутоны голубой лилии, поставленной в расписную напольную вазу. Последняя мысль юркнула прочь, испугавшись громкого звука, и упорхнула вместе с птицей. О чем же я думала? Снова посмотрела на письма. Что‑то меня в них настораживает. Давно настораживает. И даже не подозрение в осведомленности мудрецов…

– Почтенная, – тихо позвала Дариэль с коридора, разбивая начало новой череды мыслей. – Я могу войти?

– Входи.

Дариэль отодвинула занавесь, шагнув внутрь. Неотрывно смотрела в пол, упрямо не желая встречаться со мной взглядом.

– Почтенный Акеон просил привести вас к нему.

Акеон?

Кулаки сжались так сильно, что ногти больно впились в ладони. Зато, быть может, я, наконец‑то, получу ответы на все свои вопросы, коих скопилось немало.

Огладила складки на светлом платье и решительно поднялась.

– Веди.

За время одиночества я много раз прокручивала перед взором возможное развитие событий: многочисленные встречи, оправдания, беседы, обвинения… В голове билась только одна мысль: дождаться северян. Но в планах появился еще один пункт: никаких зелий, никакого алкоголя больше. Я буду уходить ночами и изучать свой дар. Заставлю его подчиняться не настроению, а моей воле.

А потом, когда изучу дар, я… обязательно справлюсь.

Кабинет находился не так далеко от кабинета Волтуара. Идентичная дверь с идентичным камнем на ней. Хмурый деспот распахнул ее, смерил нас с Дариэль недовольным взглядом и молча исчез внутри, оставив дверь открытой. Я вошла, закрыв ее за собой, и осмотрелась. Темная массивная мебель, никаких цветущих растений, но фикусы и что‑то лохматое, отдаленно напоминающее миниатюрную тую, все же обнаружились на высоких шкафах.

– Сядь, – сказал Акеон, устроившись за столом и склоняясь над журналом.

На низком диване с бордовой обивкой лежало множество документов. Оставалось кресло возле стола. Слишком близко к тому, от кого хотелось держаться подальше.

– Спасибо, если можно, я постою.

– Сядь! – приказал он, поднимая на меня глаза. – Я не позволю тебе смотреть свысока.

Так вот в чем дело…

Я села на краешек кресла, смиренно сложив руки на коленях. Правителя не торопила, позволяя ему завершить неотложные дела. Он подпер висок указательным пальцем, продолжая внимательно бегать взглядом по строкам журнала.

– Знаешь, почему вас запирают в наказание? – спросил, не глядя в мою сторону.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Чтобы вы подумали над своим поведением.

– Странно…

Я сжала губы, не позволяя себе договорить. Как только увидела Акеона, внутри сразу же разбушевалось пламя, которое с трудом удавалось подавить.

– Как вижу, – Акеон все же закрыл журнал, отодвинул его и, развалившись в кресле, посмотрел на меня, – ты над своим поведением не думала.

– Что вы хотите услышать в ответ?

Главное, вести себя спокойно, мягко, не наглеть. Держать голос ровно, а за словами следить как никогда прежде. Все в порядке, у меня получится.

– Значит, искреннего сожаления мне от тебя не ждать? «Странно»… Что странно? Договаривай.

– Вам не понравится. Вы разозлитесь и ударите меня снова.

– Ударю… – пробарабанил коготками по столу. – Проблема всего лишь в этом? Тебя никогда не били?

– А вас? – голос звучал тихо – замечательно.

– Я правитель.

– А я женщина.

– И что это меняет?

– В моем мире поднять руку на женщину…

– В моем мире, – повторил он перебивая. – После этих слов фразу можно было завершить. Эту тему разговора предлагаю закрыть. Перейдем к следующей.

– Когда я смогу увидеться с Волтуаром? – опустила голову, разглядывая дрожащие кончики пальцев. Все в порядке. Почему же волнуюсь?

– Когда я разрешу. И вопросы задаю я. И от твоих ответов зависит, когда я разрешу вам с Волтуаром увидеться.

– Вам не стоит ждать искренности, – размеренно произнесла я, стараясь дышать глубже.

– Так нравится быть в одиночестве?

– Наоборот, честно предупреждаю, что буду юлить и льстить.

Взор правителя блуждал по моему лицу, будто пытался за что‑то зацепиться, но не мог.

– Хорошо, учту. Теперь о следующей теме. Следы от моих когтей останутся на полпериода, но целитель сведет их. Ежедневное лечение встанет мне в крупную сумму, но я готов ее выложить.

– Но не из‑за вины передо мной.

– Перед Волтуаром. Тебя бы я скормил монстрам, как и ту… – он сощурился, почесав кончик носа.

– Тиналь.

– Что? – изогнул бровь.

– Ее имя Тиналь.

– Ее имя, – налег на стол, придвигаясь ко мне ближе, – Мертвец. Таких мертвецов я вижу ежедневно тут, – ткнул пальцем в журнал.

– В цифрах, – пробормотала я.

– И ведь не тупая. Тогда зачем бросилась на защиту никчемной единицы?

Я встрепенулась, глянув прямо в его глаза. Показалось, будто он злится больше для показательности.

– В стол смотри, – потребовал, и я моментально выполнила. – Там были представители высших гильдий. Без них это разбирательство обойтись не могло.

– Вы оправдываетесь? – удивилась я. Может, еще собирается извиниться? Как будто легче станет…