— Так! Так! Быстрей двигайся! Не давай имперцу духу перевести! — Кричал снизу старый воевода.

Там, где защитникам наиболее успешно удавалось отражать атаки штурмующих, тут же появлялся темный вихрь, унося с собой десятки жизней. Броня, латы, доспехи, оружие, блокирующее удар, ничего не могло его остановить. Казалось, можно было лишь упасть на колени и молиться.

И защитники молились. Молились, чтобы этот смертоносный вихрь остановился, но когда он на несколько мгновений замирал, демонстрирую себя врагам во всей красе, имперские души в панике бросали мечи в сторону и спешили как можно скорее убраться подальше.

В момент остановки этого смертоубийства, им представала весьма однозначная картина: высокая женщина, с темными, заплетенными в две косы волосами, без доспехов, лишь в простой стеганой куртке, с громадной черной косой в правой руке. Это оружие устрашало, от него веяло мощью, смертью, Тьмой!.. Лишь напоив ее кровью можно было увидеть истинную суть этого орудия.

Каждому, кто бросал на нее взгляд, казалось, что стоит только взять эту косу в руки, как она испепелит тебя силами Тьмы. Однако женщина держала ее в одной руке, несмотря на то, что коса была почти в два раза выше ее самой и ее не под силу было поднять самому сильному мужчине.

Бешеная, сумасшедшая улыбка до ушей, больше похожая на кровожадный оскал, растягивала ее лицо. Каждый квадратный дюйм ее тела пропитался чужой кровью. Эта воительница виделась пораженным имперцам кем-то, много превосходящим простого смертного.

Им казалось, что сама богиня Тьмы, Вихреносная Альвдис, Владычица Говорящей Ночи выползла из бездны на битву с ними.

— О боги! Да что же она вообще такое?.. — С этими словами защитники города, достойные мужи и бравые воины, покорно умирали, не в силах даже поднять оружие против Нечто, которое билось с ними.

Самый кровожадный и неукротимый гном-берсерк выглядел рядом с этим чудовищем грудным младенцем, плачущим оттого, что у него отобрали любимую игрушку.

— Я — сама неотвратимость! — гремел ее голос.

Самые страшные громовые раскаты Ночной Грозы мог заглушить этот голос, он был подобен гласу Девятого бога, столь же непередаваемо сильный и низкий, он приводил в трепет самого отважного из воинов и храбрейшего из бойцов.

Имперские женщины и дети под стенами разбежались кто куда, забыв о своих детях и мужьях — все, любую эмоцию и чувство в их сознании вымещал животный страх, ужас перед Бездной, что грозилась поглотить из этого голоса.

Не только имперцы — сами воины Тьмы, Вековечной Тьмы, что сражаются за нее и идут под ее знаменами, не находили в себе сил пошевелиться перед созданием, что предстало перед ними.

Это была истинная суть, истинное лицо того, кого называют Ведущим в Битву. Даже Сильтия, которая тоже находилась на стене, с трудом заставляла себя двигаться от ледяного чувства, схватившего за горло всех, кто был поблизости.

Казалось, сотни и тысячи холодных рук протягивались от чудовища, что было подобно грозовой туче, надвигающейся на поселение. Сильтия возводила мысленную защиту и когти страха проникали сквозь нее как холодный нож сквозь еще более холодное масло — все сильнее увязая.

Проходя мимо воинов и касаясь их сознания теплым лучом радости, гордости, за то, что им довелось сражаться под командованием такого, Сильтия невольно снова и снова мысленно признавала превосходство Эидис над ней.

Ей казалось, что она и есть настоящая богиня Тьмы, а Альвдис лишь ее жалкая тень, серая копия, недостойная носить столько высокий титул. Да и сама богиня Тьмы была ей довольна.

Практически все воины Тьмы уже забрались на стены — бесчисленное множество их осталось лежать во рву или на земле с переломанными костями, размозженными черепами или вовсе без них. Креол и несколько других полководцев тоже остались внизу, пытаясь понять, что происходить на стенах.

Защитники спешно покидали свои позиции. Полная паника охватила их. Непоколебимая решимость до последней капли крови защищать родной город, которой еще полчаса назад бахвалился каждый из них, куда-то исчезла, уступив место трусости и страху за свою собственную жизнь.

Имперцев начали теснить. Те из них, кто все же еще не показал врагу свою спину, успешно защищались на серпантинах лестниц, одного за другим убивая врагов. Продвижения шло медленно, однако все же шло — таких были единицы, а основная масса защитников, в основном это были голодающие, уже валилась с ног.

Однако у имперцев имелись и другие механизмы защиты — как только на всех лестницах кроме центральной нападающие прорвались, те, кто стоял внизу, начали быстро поворачивать какой-то механизм, похожий на мельничный жернов.

С каждым оборотом каменные лестницы одна за другой теряли опору и обрывались вниз. Те, кто стоял на них, оказались погребены под массивным каменным завалом.

Лишь самая широкая лестница из всех, стоящая ровно по центру стены, оставалась невредимой — на ней не только было больше всех врагов, но и все оставшиеся в живых к этому моменту защитники находились там же.

— Ломайте чертову лестницу! Ломайте или ваши черепа проломят эти чертовы варвары! — Надрывался Леранит.

— К чему ее ломать? Там же свои! — Горячо возразил один из воинов, все еще державшихся за «жернов».

— К черту своих! Хочешь сдохнуть? Тогда отойди, я сам сломаю!

И главный городской стратиг, а с недавних пор еще и начальник городской стражи, оттолкнул солдата в сторону и прикрикнул на остальных. Они неохотно потянулись, но все же начали вращение.

— Вон с лестницы! Вон с лестницы! — Кричала Сильтия.

Началась давка. Все спешили как можно скорее убраться обратно на стену и даже сами имперцы, забыв о вражде, торопливо взбегали вверх.

— Но там их встречали сильные руки и острые мечи — все они валились вниз, расставшись с жизнью. С противным железным скрежетом что-то тяжелое двинулось внутри стены, послышался глухой треск, грохот и лестница обвалилась.

— Ну и как теперь спускаться? — послышалось из толпы.

Но более сообразительные уже были на полпути вниз — они схватили все еще висящие на зубцах арканы и по ним стали спускаться, упираясь мягкими сапогами в холодный камень стен. Очень скоро все последовали их примеру.

Когда воины Тьмы оказались внизу, началась массовая паника. Горожане разбегались в разные стороны, спеша укрыться в домах или погребах, откупиться или просто бездумно стараясь выиграть лишние минуты жизни.

— Наконец-то! Как долго я этого ждал! — Злобно кричали воины, сопровождая свои слова грубым хохотом.

— Жизнями поплатитесь за унижения, твари!

Убивали всех без разбору. Очень скоро в разных местах города вспыхнули пожары, на улицах лежали трупы, искалеченные и избитые дети стонали и ползли по дну сточных канав, не в силах подняться на ноги.

Воины предались грабежу и разбою. Женщин, особенно молодых, ловили и насиловали под пьяный хохот соратников. Мужчин убивали на месте и бросали прямо на улице.

Сама Эидис долго еще носилась по улицам, словно голодная лиса и убивала. Всех, кто попадался под руку. На стене она вошла в состояние истинного Ведущего в Битву, и коса в ее руках все еще рвалась убивать. Им обеим теперь нужно было вдоволь напиться крови.

Именно поэтому остальные Ведущие избегали этого. Только Эидис поистине наслаждалась чужой кровью, с удовольствием насыщая ей свое тело и свое оружие. И за это Альвдис была к ней очень благосклонна.

Город, осаждаемый столько дней и с таким трудом, наконец пал…

У Ренкрета с самого начала дела шли куда лучше — армия Эидис состояла из бедных, неумелых и неопытных воинов, к тому же еще и с гвардией Фларда. Под началом старого полководца же маршировали опытные воины, дисциплинированные, подготовленные к тяготам, лишениям и тяжкому труду, прекрасно снаряженные и обученные.

К тому же, город, охранявший центральную дорогу, не имел такого весомого подспорья, как восточный. У этой крепости не было такого сильного купола веры, который буквально подавлял саму Тьму и лишил Эидис всех преимуществ.