— Опустите чёртову решётку!!!

Пошатываясь, все, кроме тех, что стояли у бойниц, побежали к останкам запирающего механизма. Но они не стали пытаться воспользоваться им, а напротив, схватили оторванную лопасть и словно тараном, начали бить в стену. Спустя полдюжины ударов она рассыпалась и обнажила выдолбленную прямо в скале нишу. В ней располагалось нечто, смутно напоминающее гигантские ножницы, между которыми была натянута толстая цепь. Вояки по двое взялись за концы ножниц и начали толкать их друг к другу, пытаясь перебить её.

Из бойниц вылетали стрелы и болты, но большинство лишь отскакивало от тяжёлой брони гномов и гигантских ночных волков, которых от крепости теперь отделяло не больше двухсот ярдов.

Последним яростным ударом стражники перерубили цепь пополам, и были награждены железным скрежетом ржавой решётки, рухнувшей в арке входа. Но на преграду обрушилась череда магических ударов, и решётка, душераздирающим скрежетом заставив воинов зажимать уши руками, стянулась узлом и безвольно повисла на цепях на высоте двадцати ярдов над землёй.

С боевым кличем всадники влетели во двор, где в живых осталось не больше сотни солдат и началось избиение. А Лень безмятежно сидела на остатках телеги. Она со скучающим видом наблюдала за тёмной полосой войск, втекающих в павшую цитадель, даже не помышляя о том, что минуту назад она произнесла приговор самой себе. Близилось Знаменье Метели.

Большая чёрно-белая корова лениво махала хвостом, отгоняя мошкару, и с самым недвусмысленным видом пережевывала пук свежей травы. Ещё с полдюжины бродили по полю в поисках сочных и вкусных цветков клевера. Телята резвились неподалёку. Те, что забредали слишком далеко, попадали под лай пастушьего пса по кличке Черныш. Здесь же, в льняной рубахе на пригорке лежал, накрыв лицо соломенной шляпой молодой парень, держа в зубах тростинку. Какой-то телёнок залез в глубокую лужу, спасаясь от оводов, и проклятущая корова громко мычала, пытаясь вытолкнуть из воды вполне довольного жизнью телёнка. Да когда ж она замолчит?!

Дёрн, негромко ругаясь, не без труда поднялся с тёплой травы и собирался идти к корове, но его взгляд наткнулся на троих всадников, приближавшихся с востока. Пастух сощурил глаза, силясь лучше их рассмотреть. Странно. Гости сюда редко заглядывали, да и незачем им. А эти-то и вовсе на редких здесь лошадях, да ещё и железками обвешаны. Дёрн видел такие в отцовских книгах, но о их предназначении догадывался лишь смутно. Не к добру это, ой не к добру.

Дёрн кликнул Черныша к себе и взялся за длинную палку, приготовившись к худшему. Но его опасения оказались напрасны — как только всадники разглядели его настороженную позу, тот, что ехал впереди, примиряюще поднял руки и улыбнулся. Он был довольно крупным, а за спиной у него теперь можно было разглядеть лёгкий арбалет.

— Эй, парень! Ты из деревни? — Дёрн сначала не хотел отвечать, но Полный, как он прозвал обратившегося к нему, был уж слишком доброжелателен. Тем более, в его руке блеснула монета.

— Да. Из Песьей Ямы. Она вон там, за пригорком. — Воодушевлённый пастух ткнул пальцем в возвышение неподалёку.

— Слава Восьми, доехали, — проворчал другой всадник, сразу же получивший прозвище Худой

— Хорошо же он затаился.

— А ты бы не затаился после такого? — Не оборачиваясь, ответил вопросом на вопрос Полный.

— Слушай парень, а много людей у вас в деревне?

— Не очень. Пятьдесят дворов. — Дёрн вскинул голову, гордясь, что сумел ввернуть в беседу единственное известное ему число после пяти. Третий всадник, низкий и всё время молчавший, отвернулся, пряча улыбку.

Полный, не переставая улыбаться, снова заговорил:

— А трактир у вас в деревне есть?

— Да какой трактир в этой глухомани? — проворчал Худой. Дёрну он сразу не понравился. Злой. Такой и по ушам надавать может и смеяться будет.

— Есть у нас трактир, — обиделся пастух.

— Прямо через деревню, после колодца по улице, где навозная куча. Большой такой домик С большой вывеской.

— Слушай, приятель, а много у вас в деревне людей новых?

— Не много. Все давно уже живут, года два. Только лесорубы весной приходят. Лес рубят. До самой Влосы по реке сплавляют. Мне отец рассказывал. А осенью уходят.

— Не думаю, что он подался в лесорубы, — усмехнулся Худой. Полный это проигнорировал.

— Слушай, приятель, мы ищем нашего друга. У него чёрные волосы, серые глаза и шрамы по всему телу. С ним, скорее всего, женщина. Высокая, с рыжими волосами.

Пастух нахмурил брови:

— Некогда мне вспоминать. Коров пасти надо. Разбредутся — мне отец уши надерет. — Полный понимающе усмехнулся. Сунул руку за пазуху и достал серебряную монету.

— Надеюсь, это улучшит твою память? — он бросил монету пастуху.

Дёрн вытаращил глаза на денежку. Глупый дядька дал ему целую клиту!

— Да, вы их здорово описали. Есть у нас такие. На самой окраине, у реки, напротив мельника живут. На воротах лисицы выточены. Красивые. Тоже таких хочу. Да.

Всадники двинулись дальше по направлению к деревне. Когда лошади взобрались на возвышение, отделявшее их от деревни, один из них заговорил:

— И надо было тебе с ним нянчиться?! — Воскликнул Кол, тот, которого Дёрн прозвал Худым.

— Ты меня ещё учить будешь. Главное, что доехали. — Спокойно, не оборачиваясь, отвечал Болт, прозванный Полным.

— Не проще было у местных спросить? — продолжал Кол.

— А что местные-то? Их попробуй, спроси. Упрутся рогом, коль рожи наши не понравятся, тут и золотого валлина не хватит, не то, что клиты.

— Пощекотать их ножичком.

— Это тебе не забитые мужики Влосы. Здесь места дикие, всякий за себя постоять может. Похватают топоры да косы, никакой ножичек не спасёт. Всегда надо искать дурака.

Остальной путь всадники проделали в тишине. За пригорком их взглядам открылась обычная захолустная деревушка, каких в Империи полно. Дурак явно соврал — дворов насчитывалось не меньше семидесяти. Ближе к окраине женщины стирали бельё в тазах. На гостей никто не бросал второго взгляда. Всё были заняты делом.

На деревенской улице, среди покосившихся домов и обнесённых барьерами огородов, на всадников часто выскакивали собаки. Подходить близко не решались, но брехали, пока лошади не скрывались за поворотом.

После большого колодца, находившегося, по-видимому, в центре деревни, всадники свернули вправо, где на пустующем участке высилась большая коричневая куча. Все трое синхронно закрыли носы рукавом, и ехали так до самого трактира. Он был неподалёку, в сорока ярдах. Спешившись, троица вошла в зал. Там никого не было — только хозяин пил что-то из большой деревянной кружки.

Завидев гостей, он вскочил им навстречу и принялся рассыпаться в любезностях. Но до сих пор молчавший Клин вложил в его пухлую ладонь золотую монету и трактирщик тут же принял самый, что ни на есть деловой вид.

— Не подскажешь, где у вас мельник живёт? — В любое другое время хозяин трактира не стал бы так запросто отвечать на любой вопрос первого встречного, но уж очень серьёзным был залог.

— Это здесь, недалеко. Вправо от трактира и до самого леса, там речка ещё течет. Так вот самый крайний дом.

— Подготовь ужин и комнаты. Скоро вернемся. — с этими словами троица запрыгнула в сёдла и отправилась в путь. Собак больше не встречалось, но местные провожали всадников недобрыми взглядами, хоть на рожон никто и не лез.

— Приехали. Вот лисицы. — Мрачно провозгласил Болт.

Троица слезла с лошадей, Клин собрал в руке все три уздечки и накинул на бревно забора. Болт молча снял со спины арбалет и закрепил у лошади на спине. Они пришли просто поговорить. А эта штука могла всё испортить.

Болт толкнул одну створку и вошёл во двор. Кол и Клин вошли следом и затворили ворот.

Возле крыльца небольшого дома голый по пояс мужчина колол дрова. Видевший его впервые Кол слегка поднял брови. Он представлял себе человека, известного во Влосе, как Чёрный Мечник… Поздоровее, что ли. Конечно, силы ему явно было не занимать, жгуты жил на руках и груди говорили о многом, да и тяжеленный колун так и летал. Но больших мышц у него не было, впрочем, как и лишнего жира.