— Завтра на рассвете каждый из вас на Парадной площади. И не забудьте про карту. — Наконец произнес Анкхарет, после чего каждый направился в свой штаб.

— Ты не теряешь гибкости с годами, любимая, — широко улыбнулся Ренкрет, лежа на шелковых простынях в обнимку со своей женой.

— А ты все еще силен и полон страсти, дорогой, — хохотнула в ответ Розалия.

— А все же шрамы на моей спине и груди ноют сильнее с каждой неделей, — седовласый мужчина почесал белесую жесткую щетину на щеке, засунул руку под одеяло, провел по трем глубоким бороздам, наискось пересекавшим грудь от левого плеча до правого бока. Горестно вздохнул.

— И меч в моей руке уже совсем не так быстр и смертоносен, как пару десятков лет назад…

— Но он все еще способен пронзить любого, — успокоительно прошептала жена на ухо полководцу.

Он не ответил. Его разум переместился куда-то далеко, в пучины прошлого. Лицо подернулось непроницаемой жестокой маской, а левая рука сильнее сжала плечо жены. Но воин опомнился, на его изрезанное морщинами и шрамами от порезов лицо вновь опустилась немного грустная печать равнодушия и умиротворенности.

— Эй! Ты чего задумался?

Ренкрет как-то отстраненно посмотрел на жену, несколько мгновений доводя до блуждающего где-то в прошлом сознания нынешнюю ситуацию.

— Я просто… Прости. Думаю о предстоящем походе. — Взгляд воина впился в деревянный потолок.

— Ты все еще думаешь о том, чтобы… — начало было Розалия, но муж прервал ее.

— Конечно, Розалия! Конечно я хочу этого. Больше — я обещал своей матери, когда уходил из дома! Плевать, кто стоит у меня на пути. Я обязан.

Видя пыл, с которым ее муж настаивает на своем, она отвернулась. Понимая, что отговорить его не получится, все же продолжила, движимая каким-то инстинктом:

— Перестань. Ты уже не в том возрасте, когда можно пускаться в рискованные авантюры и интриги. Тебе следует подумать о здоровье, отказаться от всего этого.

Ренкрет посмотрел жене в глаза, поцеловал, прижал к себе. Какое-то время они лежали молча.

— Знаю, любимая, знаю… Но мое здоровье скорее подорвется от этого. Я начну дряхлеть и становиться слабее от ничегонеделанья. Когда в моих руках мой верный фламберг, я чувствую силу, клокочущую в моем старом теле. Его тяжесть предает мне веры в себя и в победу над любым врагом. А когда я командую войсками, во мне пробуждается другой человек — гордый, молодой и амбициозный. — Проговорил воин, и с каждым словом его голос крепчал и был подобен громовым раскатам в сезон Гроз.

— И все-таки. Почему тебя не устраивает нынешнее положение дел? — Розалия положила глову ему на плечо и гладила покрытую шрамами грудь.

— Говорю, я обещал своей матери… Сейчас у меня вновь появился реальный шанс, от которого я когда-то отказался…

— Но зачем? — недоумевала Розалия.

— Ради тебя! Если бы я выбрал иной путь, мне пришлось бы месяцами находиться в дали от дома, без еды и сна и конца бросая воинов в бой! В тот период разгорелась война с Флардом, и если бы я не отказался, возможно меня не было бы сейчас здесь!

Старик замолчал, привстав на локте в приступе кашля. Когда ему удалось справиться с ним, он бессильно откинулся на подушку.

— Хорошо, дорогой. Но как ты собираешься добиться этого снова? — Не стала спорить, зная, что это бесполезно, Розалия, прижимаясь к мужу.

— Да, это будет непросто. В нынешней ситуации изменить все по праву не получится. Мне придется тихо расправиться с Анкхаретом.

— А если это не понравится богине?

Ренкрет усмехнулся, кашлянул.

— Уверен, она будет не против. Я давно понял это, и точно знаю — как только уберу Анкхарета с дороги, корона Власти будет принадлежать мне.

— И как ты себе это представляешь? Проберешься в его покои ночью, и прирежешь?

— Нет, конечно нет. Сейчас он — единственная преграда на моем пути, но я не могу так скоро от него избавиться. Все-таки, он талантливый полководец.

— Но куда менее талантлив, чем ты.

— Но все же лучше позволить ему выполнить всю грязную работу и очистить мне дорогу к Гроту Утопленника. Ведь ты не хочешь, чтобы я рисковал головой в малополезных боях?

— Конечно нет. Ты прав, ему следует умереть от несчастного случая далеко от Рограина. Так будет лучше.

Ренкрет встал, начал одеваться. Розалия нехотя сделала тоже самое. Какое-то время они молчали. Полностью одевшись, воин снова заговорил:

— Обещаю, когда война закончится, я уйду в отставку и буду помогать тебе с огородом.

Его жена опустила взгляд, грустно улыбнулась, смахнула рукавом слезы. Собралась с мыслями и все же нашла в себе силы ответить:

— Я… Буду ждать тебя, дорогой.

Грубый конец веревки встретился со своим товарищем, ловко юркнул в образовавшуюся петлю, затянул узел… Затем тоже самое проделал такой же, только на ярд ниже. В итоге два очищенных от веток ствола молоденьких деревьев оказались крепко привязаны к двухярдовому клинку фламберга. Высокий голый по пояс мужчина сжал рукоять и поднял клинок в воздух перед собой. Тяжесть была ощутимой. Затем Ренкрет занес меч над головой, напряг мышцы и с хаканьем обрушил его на пространство перед собой, задержав лезвие в дюйме от земли. Вновь занес. Опустил. Еще. И еще.

Спустя около десяти минут воин опустил свой меч в сто двадцать третий раз. Вены на его руках и груди вздулись, очерчивая могучие бугры мышц. Ренкрет грузно опустился на низенькую деревянную скамейку, подтянул оружие к себе, отвязал тренировочные утяжелители. Двадцать лет назад он делал ровно двести махов, а потом еще колол дрова и помогал жене по дому.

Они жили уже много лет на собственном участке и держали свое хозяйство, будто обычная деревенская семья, а не высокопоставленный полководец с женой. Такими уж были людьми. Ренкрет предпочитал всего добиваться самостоятельно еще с детства, когда отец учил его охотиться, рыбачить, строить.

В отличие от Анкхарета, который обожал окружать себя всяческими атрибутами богатой жизни, старый Ведущий в Битву ненавидел бесполезную роскошь. Даже низкопоставленные офицеры с виду были куда состоятельней, но его это не волновало. Сейчас было важно именно это — чтобы все считали его чудаковатым стариком, давно выжившим из ума. Особенно важно было внушить это Верховному Ведущему.

Резким движением подбросив одно из бревен высоко в воздух, Ренкрет вскочил, перехватил рукоять фламберга, и, коротко замахнувшись, с хриплым хаканьем обрушил тяжелый клинок. Бревно с хрустом разломилось пополам, усыпав все вокруг древесной пылью. А Ренкрет любовно протер меч чистой тряпочкой и взялся за точильный камень.

[1] Шахтерские холмы — холмистый участок на севере Империи, изобилующий золотыми, серебряными, медными и железными жилами, откуда добывают руду для монет, оружия и прочих изделий и снабжения всей страны. На этой территории очень много небольших шахтерских поселков. Она упирается с юга в Пепельный кряж, с запада в горы, а с севера ограничена морем.

Нальвийка, осторожно ступая, будто почти не касаясь густого ворсистого ковра, коим был устлан длинный коридор, легко скользила сквозь мрак. С такой нечеловеческой плавностью могла бы двигаться тень.

Вскоре ее зрение, без проблем способное различать предметы даже в кромешной тьме, уловило дверь, сидевшую в деревянной стене так, будто являлась ее частью. Вплотную подойдя к ней сквозь мир графитовых оттенков, нальвийка на мгновение остановилась. Прислушалась, слегка склонив голову и подставив ближе длинное тонкое ухо с заостренным концом. Взялась за изящную ручку, вдохнула полную грудь воздуха и решительно толкнула дверь.

Перед ней предстала просторная комната с деревянной мебелью изящной работы, щедро залитая серебристым светом убывающей луны. В дальнем ее конце, на балкончике, под открытым небом стоял высокий мужчина, сцепив руки за спиной. Он был облачен в серебристо-белую накидку с высоким воротом и расширяющимися к запястьям рукавами. Украшающий безымянный палец перстень в виде свитого вкруг плюща с зажатым между побегов крупным рубином, бросался в глаза и кричал любому о том, кто перед ним стоит.