Это не артефакты, но крайне редкий предмет, который могут создавать только фиолетовые начертатели, потратив на один свиток от двух до пяти лет в зависимости от уровня мастерства. В какой-то мере, свитки телепортации даже ценнее артефактов. Ведь в случае опасности они гарантированно спасут тебе жизнь.

Свитки телепортации практически невозможно купить, а те, что раз в десять-пятнадцать лет таинственным образом появляются на случайном аукционе, могут себе позволить разве что королевские и императорские семьи, и главы крупных кланов. Но даже если тебе каким-то образом повезет и удастся купить один из них, ни в коем случае не расслабляйся. За воротами аукциона тебя будет поджидать куча из желающих его отобрать.

Но я не понимаю, откуда у простого лорда из маленького королевства мог оказаться не один, а целых два таких свитка? Ладно, не суть. А суть в том, что когда вражеская армия вошла в город, когда смерть идет за тобой, дала о себе знать гнусная сторона многих людей, которая раскрывается в момент опасности — ставить свою жизнь превыше всего.

У тебя есть два свитка телепортации. Ты женат и любишь свою жену всем сердцем, а ее дочь стала твоей дочерью. Это не кровь, но твоя семья, и они должны значить для тебя все. Ты на все пойдешь, чтобы их защитить.

Лорд очень сильно любил Мэй. Он был готов сделать для нее все. Он окружил ее теплотой и вниманием, осыпал дорогими подарками, относился к ее дочери как родной. Возможно Мэй и вышла за него ради блага дочери, но в какой-то момент, я уверен, она начала влюбляться в него по-настоящему. Женщины слабы перед вниманием, а матери любят мужчин, которые принимают чужого ребенка как своего. За любовь к нему они отплатят своей любовью.

Гораздо труднее переносить предательство тех, от кого ты ожидаешь этого меньше всего — от любимых. Когда твой муж, тот, который клялся, что любит тебя больше жизни, стоит перед тобой с двумя свитками телепортации в руках и один протягивает Небесному практику, а другой оставляет себе, после чего говорит: «спрячьтесь в укрытии, я за вами вернулись», а затем ломает печать и исчезает в лучах белого света. Это больно. Это унизительно.

Не удивительно, что на Мэй лица нет. И ей стыдно. Перед Ханюль, передо мной. Однако мне этого не понять. Я теперь не знаю стыда.

Это как любовь. Пока не почувствуешь — не узнаешь. Только у меня наоборот. И даже если раньше я испытывал стыд, вспоминая эти моменты сейчас, я все равно не смогу его понять. Так что этих моментов как будто и не было. Как будто никогда не испытывал. А значит, не знаю, что это такое.

Я видел столько примеров, когда супруг, спасая свою жизнь, придает другого. Чаще, конечно, от этого страдают женщины. Они по натуре вернее мужей.

В такие моменты они особенно ранимы и их надо утешать. Но я раньше никогда этого не делал. Даже не думал об этом. А сейчас, не знаю как. А если попробую, что если сделаю только хуже?

— Вставайте, нам пора выбираться из города, — решив, сказал я.

Я заметил, что, даже не используя силу, она понемногу рассеивается. А чтобы выбраться из города вместе с Мэй и Ханюль мне потребуется вся сила, что осталась.

— Но куда мы пойдет? — спросила Ханюль. — Лесная Империя разграбила все деревни на своем пути. Нашего дома больше нет.

— Я заберу вас с собой в столицу. Сейчас это самое безопасное место. Кое-кто там задолжал мне услугу, так что о вас позаботятся, — ответил я и про себя добавил: — Должны. Она все-таки принцесса, а я спас ей жизнь.

От частого использования мои мечи затупились, заточки как таковой почти не осталось, образовались множественные сколы и трещины, и я не мог их больше использовать, если не хотел совсем сломать. Так что вместо них, когда мы втроем выбрались из подвала и в коридоре сталкивались с воинами Лесной Империи, я использовал свое тело как оружие. Удар кулаком был такой силы, что проламывал грудные клетки. Я легко сворачивал шеи и пробивал черепа. Демон с черными глазами снова искупался в крови.

Мэй и Ханюль пытались это скрыть, но я видел страх в их глазах. Однако я не мог их винить. Я убийца. Я убиваю людей. Да, сейчас воины Лесной Империи мои враги. Но они все-таки люди. У них есть родители, есть семьи и дети. Их любят и ждут. А я убиваю их, и убиваю довольно жестоко.

В войне нет правых и виноватых, нет белого и черного. Есть только твоя сторона и чужая. Так я это понимаю. В таком свете я вижу то, что сейчас делаю. Я выбрал сторону. Я сражаюсь с врагом. Это они напали. Это они пришли убивать. А я лишь делаю то, что необходимо.

Но что видят они? Видят человека, который уничтожает все на своем пути. Без раздумий, без жалости. Видят кровь, видят жуткие смерти. Слышат мольбы и предсмертные крики, отдающиеся эхом в ушах. А затем видят меня. Всего в крови и с черными глазами.

Если бы не я, их ждала печальная судьба. Еще тогда, в пещере бандитов. В темноте они не видели, как я убивал. И вот я снова пришел их спасти. Но в этот раз они все отчетливо видят и еще долго не смогут развидеть.

Они понимают, что это необходимо. Они благодарны мне. Но все равно боятся меня. Их пугает мой взгляд. Их бросает в дрожь, когда я касаюсь их.

Добравшись до поворота к выходу, я выглянул за угол и сразу вернулся обратно.

— Оставайтесь здесь. Я позову, когда будет можно, — придержал я Мэй и Ханюль, а сам вышел через ворота усадьбы на улицу.

Снаружи было много врагов. Слишком много. А энергии оставалось так мало. Тем не менее, никто из них не смотрел на меня с намерением убить.

Их взгляд источал страх. Они видели то, что я сделал с командиром Ян Су и его группой. Они боялись меня. Боялись моей ауры. Боялись черных глаз. И я решил этим воспользоваться.

Я остановился у ступенек, вдохнул полной грудью и на выдохе прокричал:

— Я ухожу и забираю с собой двух женщин! Любой, кто встанет у меня на пути — умрет! Если кого-то что-то не устраивает — подходите!

Ответом мне послужило стройное молчание. Никто не возражал. Каждый знал, на что я способен. На что способен практик Небесный области, которым из-за наличия ауры они ошибочно меня посчитали. Или демоном воплоти из-за черных глазах. Или еще кем. Не суть важно, у кого какие были причины. Важно лишь то, что никто даже не думал препятствовать мне.

Я позвал Мэй и Ханюль, и вскоре они робко вышли во двор. Сотни зеленых плащей уставились на них, и им было неуютно от всех этих взглядов.

Не обращая на это внимания, время и так поджимало, я взял каждую за руку и насильно потащил за собой. Со стороны, как будто увожу свои трофеи.

— Не закрывай глаза. Смотри и привыкай. Возможно, тебе еще придется увидеть подобное, — упрекнул я Ханюль, которая закрыла глаза, когда мы вышли на главную улицу и повернули в сторону, противоположную от ворот.

Широкая каменная дорога была залита кровью. В воздухе витал тяжелый удушливый запах крови и смрада. Повсюду валялись трупы. У некоторых отсутствовали части тел или были вспороты животы и вывалились кишки. Их обеих стошнило.

Голая женщина, вся в синяках и покрытая мужским семенем, лежала у порога одного из домов и слабо подергивалась. Между ее ног текла кровь, а сзади из ягодиц торчало древко копья. Они могли просто убить ее, но вместо этого сделали это. Воистину, в войне нет предела жестокости.

Увидев, что она еще жива, Мэй бросилась к ней, хотела помочь. У нее было чистое, доброе сердце. Но я остановил ее, крепко сжав и не отпуская ладонь.

— У нас нет на это времени, — сказал я. — Да и смысл? Ей недолго осталось страдать, — подумав, я решил воспользоваться ситуацией и преподать им обеим ценный урок: — Запомните, пока у вас не хватит сил, чтобы защитить себя, даже не думайте о других. Вы хоть понимаете, что эту женщину могли оставить здесь живой не просто так? — И это, скорее всего, было действительно так. Я ощущал направленные на нас взгляды. Кто-то за нами следил. — А как раз в надежде на то, что кто-нибудь из сострадания бросится ее спасать. Кто-то вроде вас, например. И что бы с вами стало, не окажись меня рядом, а?