Вскоре рядом с ним возникла другая фигура. Это была молодая женщина двадцати трех — двадцати пяти лет, сравнительно невысокая, с пышными длинными, достающими почти до земли, голубыми волосами, которые буйно развевались по ее телу, раскачиваясь, словно морские волны при сильных штормах.

Она была одета в серебряный чешуйчатый доспех, плотно облегающий подтянутую фигуру. На поясе у нее висела изогнутая в форме полумесяца сабля, с лезвием расширяющимся от крестовины к острию и рукоятью с защитной дужкой и кольцом для большого пальца.

— Ну как он тебе? — спросила воительница сладким чарующим голосом.

— Слабый, — ответил старик. — Не понимаю, о чем думала госпожа, выбирая его. Я только проверил его и чуть не расплющил.

— Возможно, она увидела потенциал, который ни ты, ни я, разглядеть не смогли, — предположила она.

Старик ненадолго задумался и несколько раз порывался что-то сказать, его губы только расходились, как снова сходились, но все-таки он решил промолчать. Он боялся озвучить свои мысли вслух и услышать согласие. Боялся оказаться правым.

— Возможно, — хмурясь, согласился старик.

Ему не нравилась ставка в этой игре. Не нравился козырь. Он понимал, что Эра Богов обязана возродиться. Мирозданию необходим порядок. Но этот ребенок….

Так ли все сложится, как предначертано? Будет ли сохранен баланс? Иллюминиль впервые с начала времен стал сомневаться в решениях своей госпожи.

Пребывая в холоде и темноте, я неожиданно почувствовал какую-то мягкость и тепло. Я потянулся к этим ощущениям, как умирающий от жажды в пустыне, лежа на раскаленном песке, тянет дрожащую руку к оазису.

Я за них ухватился. Приятное тепло хлынуло через воображаемую руку и дальше по телу, остановившись, как ни странно, внизу живота.

— Ум-м, — где-то на задворках сознания раздается нежный приглушенный звук.

Холод отступал. Организм начал оживать, а вместе с ним пришла боль, ставшая пробуждать сознание.

Вдруг в памяти всплыли недавние события. Как я ползу по снегу, как вижу впереди вход в расщелину, и как тело замирает, погружаясь в небытие.

Я резко открываю глаза, и первое что вижу — блестящий ледяной потолок.

— Я не снаружи?

Это сбивает меня с толку, и я поворачиваю голову. Ресницы учащенно затрепетали на красивом женском лице. Это была Мэй.

Она посмотрела на меня и сказала с улыбкой:

— Рада, что с тобой все в порядке.

И тут я осознал положение. Я находился в расщелине, укрытый в объятиях красивой обнаженной женщины и моя рука крепко схватилась за ее грудь. Вот откуда пришла мягкость и тепло, ушедшее вниз живота.

Не удивительно, что организм отреагировал так даже в бессознательном состоянии. Ее грудь была мягкой, но в то же время упругой, кожа гладкая и приятная наощупь, спелая вишенка.

Я не мог не признать:

— Завидую ее мужу.

Убрав руку с некоторой заторможенностью, я отстранился от нее, отлипая от жаркого тела.

Сделав быстрое неосторожное движение, я затронул раненое плечо, которое немедленно отозвалось резкой вспышкой боли. Впрочем, я не подал вида. Не единый мускул не дрогнул у меня на лице.

Вылезая из-под одеяла, я почувствовал, что что-то не так. Опустив взгляд, я увидел обширные участки белой кожи. Из одежды на мне оставалась лишь набедренная повязка, которая заметно приподнялась.

Проследив за моим взглядом, Мэй все поняла и слегка улыбнулась:

— Здесь нет ничего постыдного.

— А я и не стыжусь, — ответил я со спокойным лицом.

Если ее реакция была обычной, то Ханюль, наблюдавшая за всем у нее из-за спины, покраснела до кончиков ушей. Она была смущена и, тем не менее, не отводила глаз.

Это выглядело так невинно и так мило, что я не удержался и подшутил над ней:

— Если так любопытно, я могу приподнять, чтобы ты получше все рассмотрела, — при этом я коснулся края набедренной повязки.

Ханюль быстро отвела взгляд и спряталась у матери за спиной, уткнувшись в нее головой.

— Шин, прошу, не смущай мою дочь еще больше.

По тону Мэй как бы отчитывала меня, но внутри она улыбалась.

Наигравшись, я посмотрел в глаза Мэй и серьезно сказал:

— Вы спасли меня, спасибо.

— Твоя рана выглядит серьезно, — кивнув, заметила Мэй. — Если хочешь, я могу ее перевязать.

— Нет необходимости, — отказался я и поискал глазами одежду.

Обнаружив искомое сваленным в углу, я подошел и оделся, после чего устроился на том же месте и стал поглощать природную энергию.

Затянуть раны удалось через час. Еще три понадобилось для пополнения сосуда души. В результате, когда я открыл глаза, на гору уже проливались первые лучи солнца.

Открыв глаза, я увидел, что женщины спят. Я не стал их будить и бесшумно выскользнул из расщелины.

Я отправился проверить пещеру. Бандиты говорили, что их старшие братья и лидер вернуться утром. Уже утро.

Прошлый просчет относительно чужих и собственных сил научил меня не судить по противнику только по уровню его развития. При одинаковом развитии в зависимости от арсенала боевых навыков практики различаются в большой степени. Если с Базовыми навыками истинной сущности для меня разобраться не составит труда, то в противостоянии с Продвинутыми навыками я еще относительно слаб. Особенно это верно для навыков защитного типа.

Я не знал уровня развития оставшейся тройки бандитов, но они определенно будут сильнее вчерашних. Все-таки чем ты сильнее, тем выше твой статус. Это правило верно для всех.

По пути я всерьез задумался, стоит ли выполнять задание. Я раз из-за него уже чуть не умер. Стоит ли артефакт таких рисков?

— Все-таки стоит, — решил я, взвесив все за и против. — Но только когда спущу их с горы.

Во-первых, мне необходим этот артефакт. Если я оставлю все как есть — это привлечет ко мне пристальное внимание сил, которые не потерпят нового неизвестного и опасного фактора. И если от кланов третьего порядка клан Ран меня защитит, то что насчет остальных?

У большой силы есть обратная сторона — зависть и страх. Каждый клан рассматривает другой как потенциального врага и если в нем появляется талант, настоящий, превосходящий, способный стать Звездным практиком, если у них будет такая возможность, они непременно уничтожат его, пока он не развил потенциал и не стал для них реальной угрозой.

В одной книге я прочитал историю, имевшую место быть триста пятьдесят лет назад. В клане третьего порядка появился ребенок, который не должен было рождаться. Оба его родителя были с талантом третьего ранга. Его максимум должен был стать четвертый. Тем не менее, он оказался седьмым. И не просто седьмым, а высоким. Это был небесный дар.

Такие таланты встречались только в высших кланах, у настоящих владык континента. Ни одно королевство и империя не потянет с ними войну. Один их Небесный практик стоит десяти, а Звездный способен уничтожить пятерых того же уровня развития. Это сила, дарованная навыками уровня Эксперт и накопленными за многотысячелетнюю историю артефактами.

И так как высшие кланы стояли выше других, они могли требовать что угодно у кого угодно.

Есть даже не правило, а всеобщий закон, что если в кланах четвертого и ниже порядка рождается ребенок с шестым и выше талантом, то их отправляют в один из высших кланов и обрывают все связи с ребенком. Взамен клан и родители получают щедрую компенсацию — ресурсы, которыми обладают только высшие кланы.

Но где есть пряник, там есть и кнут. Если клан утаит такого ребенка и высшим станет об этом известно — его уничтожают. Вырезают всех, никого не щадят. Даже если кто-то в тот момент отсутствовал в клане, их выслеживают и рано или поздно находят.

Не понятно о чем они думали, чего добивались, но факт в том, что клан Белого Лебедя утаил ребенка от высших. Имя этого ребенка было Усюй Ген.

И им удалось его скрыть. В пятнадцать лет Усюй вошел в Небесную область. В девятнадцать он уже был на пике. В двадцать прорвался в Звездную область.