— Я верю, что человек в течение долгого времени, при настойчивости и терпении, может сделать многое, хотя бы, например, прорыть подземные ходы, существование которых кажется почти немыслимым. В истории тюрем можно найти тому немало примеров.

— Послушайте, Прейс, — обратился директор к надзирателю, — уж не утверждает ли ваш тесть, что Рулоф сам играет роль таинственного демона?

— Нет, он и не думает утверждать этого, и только полагает, что Рулоф дает ему возможность разыгрывать эту комедию.

— Но ведь все совершенная нелепость! — сердился директор. — Если Рулоф здесь живет по соседству и, как вы говорите, имеет свободный доступ в тюрьму таким образом, что не только может входить и выходить из нее, когда ему будет угодно, но и в состоянии оказывать заключенным всякого рода содействие в этих фокусах, то почему же, скажите на милость, Кварц и Занони остаются здесь в тюрьме, а не сбегут просто с помощью Рулофа? Кто мог бы им помешать исчезнуть так же внезапно и непонятно, как в свое время исчез Рулоф?

Сыщик кивнул головой, так как сам уже готовился задать этот вопрос.

— Гаммонд думает, что Рулоф пока не желает их выпускать, — возразил Прейс.

— Но как же он может помешать им, если сам показал им тайный ход?

— Вот в том-то и дело, что пройти его, вероятно, не так уж просто, и без содействия Рулофа это им не удастся.

— Прейс, — перебил его сыщик, видимо, занятый какой-то мыслью, — не знает ли ваш тесть, где можно найти этого самого Рулофа?

— Я думаю, что знает, мистер Картер.

— Не согласится ли он сказать, где именно?

— Почему же нет, он всегда будет рад помочь своему бывшему тюремному начальству.

— Господин директор, нельзя ли будет дать Прейсу на несколько дней отпуск? — обратился сыщик к начальнику тюрьмы.

— Разумеется, если вы этого желаете.

— Прекрасно! Так отправляйтесь, Прейс, сейчас же к вашему тестю, переговорите с ним еще раз и постарайтесь узнать, где можно найти этого Рулофа. По дороге пошлите эту телеграмму, — продолжал Ник Картер, набросав на бумаге несколько слов, — я пишу своему старшему помощнику Дику, чтобы он немедленно явился сюда. — А вы, как только узнаете что-нибудь более или менее определенное, немедленно дайте знать об этом вашему начальнику или мне.

Когда за надзирателем закрылась дверь, директор встал и, качая головой, подошел к Картеру.

— Скажите, мистер Картер, неужели вы верите во всю эту чепуху? — спросил он.

— Разумеется, верю, — задумчиво ответил сыщик, и когда директор, видимо, возмущенный, хотел отвернуться, Картер удержал его его за рукав и сказал:

— В качестве криминалиста я привык не брезговать решительно ничем, что так или иначе касается разбираемого мной дела. В девяти случаев из десяти я попадаю от этого на ложный путь. Но я готов ошибиться девять раз, если только на десятый выберусь на настоящую дорогу.

— Ну, на сей раз это не будет указанным десятым случаем, — иронизировал директор.

— Почем знать, я вот, например, совершенно уверен в существовании этого непроницаемого для пуль панциря, — невозмутимо продолжал Ник Картер.

— А мне, напротив, это именно кажется самым слабым местом во всей истории, — засмеялся директор.

— Я совершенно другого мнения. Я думаю, напротив, что это и есть тот пункт, с которого нам надо начать, и притом меня навело на это одно замечание, которое сделал Муллен.

— А какое же именно, интересно будет знать? — проворчал директор, со вздохом усаживаясь снова в кресло.

— Слышали ли вы, что Муллену показалось, будто явившееся тогда в образе девушки привидение тихо застонало, когда пуля, по-видимому, попала в цель?

— Слышал, ну и что же?

— И вы, и я исходим из того предположения, что за таинственным духом скрывается настоящее живое существо. Мы знаем, что пуля такого калибра, какой стрелял Муллен, должна насквозь пробить человеческое тело, если оно не будет прикрыто панцирем.

— Совершенно верно, но…

— Хорошо, — продолжал сыщик, — если бы означенное лицо носило панцирь стальной, то удар такой пули мог бы, правда, заставить его потерять равновесие, но никак не мог бы произвести такого сильного действия, чтобы вырвать у пострадавшего стон. Другое дело, если панцирь сделан из непроницаемой для пуль мягкой материи; в этом случае пуля может действительно так чувствительно ударить, что всякий человек невольно застонет.

— Может быть, — заметил директор, с трудом скрывая зевоту. — Я во всяком случае не совсем постигаю всей этой мудрости. Ну-с, а теперь вы, вероятно, хотите допросить Стетсона? — прибавил он, вставая.

— Нет, благодарю вас, — равнодушно возразил сыщик. — Не будем отрывать его от работы.

— Но этот надзиратель тоже утверждает, что видел духа и тоже стрелял в него.

— Знаю, но вы говорили мне также, что он только всего несколько месяцев состоит на службе в Даннеморе; поэтому я не только не буду его допрашивать, но даже прошу не говорить ему о моем пребывании здесь.

— Но отчего же, мистер Картер? — с удивлением спросил директор.

— Очень просто, — пояснил сыщик. — У этого доктора Кварца есть целый ряд приверженцев. Представьте себе, что кому-либо из этих последних удалось как-нибудь попасть в здешние тюремные сторожа. Я не хочу сказать этим, что Стетсон непременно сообщник Кварца. Но во всяком случае я его не знаю и не желаю рисковать.

— Как хотите! Но в таком случае, что прикажете делать дальше?

— Пришлите мне, пожалуйста, этого Кона, о котором вы говорили. Мне надо с ним переговорить, а потом я собираюсь занять его место в камере рядом с доктором Кварцем.

— Тебя, кажется, зовут Кон? — обратился Ник Картер к заключенному, когда его привели в кабинет.

— Возможно, но меня так давно уже не звали по имени, что я даже и забыл, как меня зовут, — ответил арестант хриплым голосом.

Это был дюжий, довольно интеллигентный на вид мужчина лет пятидесяти, настоящий тип арестанта: приниженный, раболепный, как волк на цепи, который боится плетки и притворяется ручным, даже лижет руку своего сторожа, но втайне только и выжидает случая, чтобы броситься на него и разорвать свои оковы.

— Без сомнения, ты питаешь надежду, что рано или поздно будешь помилован? — спросил сыщик.

— Нет, мистер, я навеки похоронил всякую надежду на помилование.

— Тогда, значит, ты рассчитываешь на какой-нибудь счастливый случай, который даст тебе возможность бежать? — продолжал Ник Картер, в упор глядя в глаза арестанта.

Последний невольно вздрогнул.

От долгого пребывания в тюрьме щеки его стали настолько бледными, что трудно было заметить, побледнел ли он еще больше или нет. Только вокруг губ, прикрывавших некрасивые желтые зубы, что-то задрожало. Зоркий глаз сыщика хорошо подметил эту предательскую дрожь и он понял, что вопрос его задел арестанта за живое.

— Нет, мистер, — однако, ответил тот, как-то неестественно растягивая слова, — об этом я и думать не смел.

— Не ври, братец, я хорошо знаю, что доктор Кварц обещал тебе устроить возможность совместного побега!

Напрасно сыщик не спускал глаз с лица арестанта: оно даже не дрогнуло, только лукавый взор опустился к земле, как бы боясь выдать затаенную мысль.

— Никто не давал мне подобного обещания, — возразил он своим хриплым голосом, своеобразный характер звучания которого сыщик постарался хорошо запомнить.

— Но ведь не мог же он обещать тебе денег за участие в разыгрывании этой чертовой комедии, тебе деньги здесь не нужны, — с иронией заметил сыщик.

— Не знаю, о чем вы говорите! — упрямо ответил арестант.

— Неужели не знаешь? Хорошо, в таком случае будем говорить о чем-нибудь другом, более тебе знакомом. Когда ты в первый раз увидел духа? Ведь это ты сумеешь мне рассказать, а?

— Это было тогда, когда я в первый раз просил аудиенции у директора.

— Ты видел демона накануне, ночью, не правда ли? — быстро спросил сыщик, стараясь поймать его в ловушку.