— Я никогда в жизни не видел вас!

Нику Картеру показалось, что он ослышался.

— Как? — воскликнул он. — Неужели ты на самом деле не помнишь меня?

— Нет, не помню! Я уже сказал, вы для меня чужой человек!

— Этого не может быть! Посмотри-ка на меня! Неужели ты будешь утверждать, что не знаешь меня, Ника Картера?

— Я никакого Ника Картера не знаю!

— Неужели ты не помнишь, что два месяца тому назад я нашел тебя на улице, под дождем, что я взял тебя к себе домой и там обращался с тобой, как с родным сыном?

— Вы меня извините, — ответил Транкилино, слегка бледнея, — но вы мне совершенно чужой! Я не знаю, о чем вы говорите!

Он встал и направился к своему пони, да так и уехал бы, если бы Ник Картер не остановил его.

— Пусть я тебе буду чужой, — сказал он, — но ведь это нам не мешает побеседовать немного. Быть может, ты даже этого не хочешь?

— Мне приказано не вступать в беседы чужими, — робко оглядываясь по сторонам, ответил Транкилино.

— Но ведь я гость твоей матери, и ты, конечно, понимаешь, что это значит.

— Понимаю.

— Та сеньора действительно твоя мать? — спросил Ник Картер, пытливо глядя мальчику в глаза.

На лице Транкилино появилось выражение злобы и ненависти, так что Ник Картер в изумлении даже отступил на шаг.

Но вдруг мальчик произнес таким же спокойным тоном, как и раньше:

— Да, она моя мать!

— А когда ты сидел в Нью-Йорке на лестнице моего дома, то за тобой приехала твоя мать?

Но Транкилино ответил, как будто повторяя заученный урок:

— Я никогда не был в вашем доме и снова повторяю то, что я уже говорил: я вас не знаю!

Ник Картер потерял терпение.

Он взял мальчика за плечи, посмотрел ему в лицо и сказал:

— Много есть дурных качеств у людей, мой милый, но одним из наихудших считается неблагодарность! Ты мексиканец, да еще сын дворянина и должен был бы знать, что человек, в доме которого ты прожил некоторое время, который избавил тебя от весьма неприятного положения, заслуживает благодарности!

Транкилино сильно вздрогнул, но ответил снова:

— Я вас не знаю! Вы совершенно чужой!

Ник Картер понял, что таким путем ничего не добьется и потому избрал другую тактику.

— Как поживает Панчо?

На глазах мальчика сейчас же выступили слезы, он отвернулся в сторону и тихо ответил:

— Панчо умер.

— Неужели? Как так?

— Его застрелили.

— Не знаешь ли ты, кто застрелил его?

— Точно не знаю, но я слышал, что его убил один из рабочих.

— Находился ли ты здесь на гасиенде в день убийства?

— Нет.

— А где же ты был?

— Я был далеко отсюда, вместе с моей мамой, — нерешительно ответил Транкилино.

Ник Картер заметил, что мальчик раньше всегда говорил «мать», а тут вдруг сказал «мама». На испанском языке разница гораздо значительнее, чем на других языках.

Вот почему Ник Картер сразу заподозрил, что с сеньорой Мерседес что-то неладно.

— А где твоя няня Анита? — спросил он.

— Она тоже умерла.

— Это очень печально. Значит, у тебя совсем уже нет друзей?

Транкилино коротко ответил «нет», но в этом слове слышна была такая скорбь, такое безнадежное отчаяние, что Нику Картеру стало глубоко жаль бедного мальчика.

— И твой отец тоже умер?

— Да, — еле слышно ответил Транкилино, стараясь не расплакаться.

— Не знаешь ли ты, где именно он умер?

— Не знаю.

— Значит, ты его не видел больше с тех пор, как он уехал в Сан-Хуан дель Илоя?

— Нет.

— А кто тебе сказал, что он умер?

— Вот те, — ответил мальчик, указывая пальцем по направлению к дому.

— Кто это — те? — спросил Ник Картер.

— Тот человек, который назвал себя управляющим, дон Патрицио Берналь и моя… моя… мама!

— Почему ты ее называешь «мама»? Ведь ты всегда говорил «мать»? Разве ты теперь уже не говоришь так?

— Нет, я не говорю уже «мать» и никогда не буду называть ее так! — вдруг вырвалось у Транкилино и лицо его залилось густой краской, а глаза сверкнули злобой. — Она вовсе не моя мать и вообще я не знаю, кто она такая! Правда, она похожа на мою мать, но я хорошо знаю, что она мне чужая, она так добра и нежна со мной, как моя настоящая мать! Она такая же нехорошая, как и дон Патрицио! Если бы они знали, что я говорю вам это, они убили бы меня! Зачем вы мучаете меня своими вопросами? Уйдите, оставьте меня!

Он стряхнул со своего плеча руку Ника Картера, подбежал к своему пони, вскочил в седло и быстро помчался по узенькой дорожке.

Но он не поехал домой, а скрылся в чаще.

Почти в тот же момент в конце дорожки со стороны гасиенды показался дон Патрицио верхом на лошади.

Когда дон Патрицио увидел своего гостя, он пришпорил лошадь и быстро приблизился к нему.

— Я вижу, вы осматриваете наш знаменитый источник, — сказал он, — если бы я знал, что вы отправитесь сюда, то предоставил бы вам лошадь. Но я знаю, американцы любят ходить пешком.

— Совершенно верно, — улыбнулся Ник Картер.

Мексиканец соскочил с лошади и сел рядом со своим гостем на ступеньках лестницы. Потом он сказал:

— Я, собственно, приехал сюда за Транкилино, так как думал, что он находится здесь.

— Он и был здесь, но уехал.

— Странно. Сеньора Мерседес строго-настрого приказала ему не выходить за пределы гасиенды дальше источника. А в каком направлении он уехал?

— Вон туда, — ответил Ник Картер и указал пальцем на чащу.

— Туда? В таком случае он уехал недалеко. Если хотите, посидим здесь, пока он вернется. Вы застали его здесь, когда пришли сюда?

— Да, он сидел на ступеньках лестницы, где сидим теперь мы.

— Вы беседовали с ним?

— Беседовал.

— Он довольно развитой мальчик, но в некоторых отношениях ужасно непонятливый. В общем он славный ребенок. Как вы находите?

— Не могу с вами согласиться, дон Патрицио. Он, мне кажется, не только непонятлив, а вообще очень ограничен.

— Ага, вижу, что он сегодня был не в духе, — рассмеялся мексиканец, у которого, по-видимому, гора свалилась с плеч, — со времени кончины отца он порою ведет себя очень странно.

— Разве сеньор дель Корона умер? — воскликнул Картер.

— А я и позабыл сказать вам об этом. Да, это печальная история. У него произошли недоразумения с каким-то господином, который ухаживал за сеньорой до ее замужества. Но подробности не могут интересовать вас. Вследствие этих недоразумений, которые повлекли за собой весьма серьезные последствия, отец Транкилино был приговорен к пожизненному заключению.

— Он умер в тюрьме?

— Нет, он бежал оттуда и сумел добраться до Нью-Йорка. Но там он скончался от малярии, которой заболел во время бегства.

— Но жена и ребенок были при нем, когда он умирал?

— Кажется, не были. Наверняка я не знаю, но могу сказать, что сеньора поехала за ним следом, а потом выписала и мальчика. Но Транкилино куда-то пропал; если не ошибаюсь, он сбежал от того человека, который увез его отсюда и пропал на долгое время. Но вы меня извините, я надоедаю вам историями, которые не могут вас интересовать.

— Нисколько! Напротив, это очень интересная история! Если можно, то расскажите еще что-нибудь об этом.

— С удовольствием! Мальчик в конце концов был разыскан своей матерью. Сеньора проезжала в автомобиле по одной из улиц вблизи Центрального парка и вдруг увидела мальчика на лестнице одного из домов. Она окликнула его, он пришел в восторг, подбежал к ней, сел в автомобиль и вместе с ней уехал. Сеньора была так взволнована этой неожиданной встречей, что совершенно забыла справиться, у кого находился ее сын в течение всего этого времени? А когда она вспомнила об этом, то было уже поздно. Не кажется ли вам достойным удивления то обстоятельство, что в таком большом городе, как Нью-Йорк, столь неожиданно нашелся мальчик?

— Да, это странно! А долго он пропадал?

— Довольно долго, но в точности я не знаю, сколько времени. В этот промежуток времени умер его отец и давнишняя старая прислуга, которая ходила за покойным и заразилась от него. Транкилино любил ее, как вторую мать и с тех пор он совсем переменился.