«— Мое сообщение, быть может, покажется вам нелепым, господин директор, но выслушайте меня до конца, и вы поймете, что дело идет об очень серьезном обстоятельстве.
— Прекрасно, — сказал я, — скажи, наконец, в чем же дело?
— В тюрьме нечисто: в ней бродит какой-то дух, — боязливо шепнул он мне.
Я строго посмотрел на него, но он, не моргнув, выдержал мой взгляд.
— Подождите, господин директор, — скромно сказал он. — Я констатирую вам не только сам факт появления этого духа, но и то дурное влияние, которое он имеет на моих товарищей. Если вам не удастся прекратить появление этого привидения, то в тюрьме скоро загуляет черт!»
— Я понял, на что он намекал, и позволил ему сесть. Он рассказал мне, что уже с неделю по коридорам и галереям тюрьмы, а также по некоторым камерам заключенных бродит какой-то дух, какой-то пришелец с того света, которому заключенные дали имя «Демон Даннеморы».
Далее Кон сообщил мне, что заключенные начали переговариваться о страшном явлении посредством перестукивания, и что волнение среди них возрастает с каждым днем.
Я спросил его, видел ли он сам этого духа; он сказал, что сам его не видел, но что уже очень много раз посредством стука получал от товарищей сообщение о новом появлении странного гостя. Вы, конечно, знаете, что среди заключенных выработалась особая, им одним известная, система переговариваться посредством постукивания в стенки камер. Каждый сигнал имеет свое особое значение, понятное только посвященному, и служащий для того, чтобы передавать из камеры в камеру даже самые сложные сообщения.
— Я хорошо знаю эту систему, — вставил знаменитый сыщик.
— Ну вот, — не без некоторой досады засмеялся директор, — в таком случае вы умнее меня и всех моих подчиненных, вместе взятых. Я целых тридцать лет прослужил в качестве директора в самых различных тюрьмах, но об этой самой системе перестукивания успел узнать только то, что она существует.
— Позвольте, — вставил Ник Картер, — я хотел только сказать, что знаю основную систему такого перестукивания, но так как в каждой тюрьме она подвергается известным изменениям, то, конечно, я не могу знать всех тонкостей принятой в Даннеморе системы.
— Черт их там знает, какая у них система, — раздраженно сказал директор, — но факт тот, что мы могли бы переселить любого заключенного из прежней его камеры в какой-либо подвал, так он и там нашел бы возможность сообщить своим товарищам о постигшей его участи.
— Совершенно верно, я знаю, что таким путем уже составлялись целые заговоры, и подробно разрабатывался план всеобщего бунта. Но в данную минуту мне гораздо интереснее узнать те новости, которые были вам сообщены Коном, — заявил сыщик, стараясь опять навести разговор на интересующую его тему.
— Ну вот, товарищи сообщили ему, что в тюрьме появился дух, что дух этот есть сам дьявол, что он бесшумно бродит по коридорам и галереям, а через решетки и двери камер проходит так, как будто их и не существует совершенно. Говорили ему также, что он перелетает с галереи одного этажа на галереи, лежащие этажом выше или ниже, как птица, хотя расстояние равняется, по крайней мере, 14 футам; что за спиной сторожей он пускается в дикую пляску и притом так бесшумно, что никто из стражников ничего решительно не замечает.
— Какие глупости! — заметил на это Ник Картер.
— По словам Кона, — продолжал директор, — этот дух пускается на самые разнообразные проделки. Он заходит в камеры, когда последние на ночь запираются тройными замками, трогает находящихся в них заключенных за лицо, будит их уколами булавок, трясет их и награждает оплеухами. Словом, этот странный гость делает все, чтобы породить в заключенных ужас и страх. И это ему вполне удалось: заключенные доведены до последней степени озверения!
— А Кон также находился в таком взволнованном состоянии? — поинтересовался сыщик.
— Нисколько! Он заявил к тому же, что он вообще не верит в духов, хотя тут же прибавил, что другие заключенные, напротив, более чем склонны верить всему этому.
— А каково вообще поведение этого заключенного?
— Он один из самых примерных, в смысле поведения, и ни разу не подавал повода к жалобам.
— Говорил ли он когда-либо, что питает надежду быть однажды опять помилованным и получить свободу?
— Конечно, все пожизненно заключенные втайне лелеют эту надежду — без нее они погибли бы!
— Я так и думал, — пробормотал Ник Картер. — По-моему, он просто видит во всей этой истории удобный случай, который даст ему возможность бежать.
— Разумеется, он никогда ничего об этом не говорил, — слегка улыбнулся директор, — но повторяю, все пожизненно заключенные носятся с мыслью о более или менее раннем освобождении.
— И эта мысль становится уверенностью, — добавил Ник Картер, — как только какой-нибудь особенно энергичный и отважный узник начинает видеть реальную возможность бегства. Да, господин директор, я, кажется, вижу уже, в каком духе мне придется действовать. Ну-с, а что же вы сказали Кону в ответ на его заявление?
— Я поблагодарил его за сделанные мне сообщения и отослал его с приказанием держать ухо востро и зорко следить за всем происходящим вокруг него. Через несколько дней я обещал снова позвать его к себе. После этого я вызвал к себе сторожей и с каждым из них говорил с глазу на глаз.
— Что же вы узнали?
— Почти что ничего. Все они слышали о том, что говорилось среди заключенных; некоторые из последних даже жаловались им, но они не обратили на эту болтовню никакого внимания.
— Понимаю. Какое же приказание дали вы сторожам?
— Почти такое же, как и Кону, то есть внимательно следить и потом сделать сообщение о своих наблюдениях.
— Что же вы потом узнали нового?
— Через два дня у меня был опять разговор с Коном, он сказал мне, что заключенные продолжали стучать, сообщая о появлении духа.
— Причем, конечно, за это время он и сам уже успел увидеть привидение? Не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил директор, — но откуда у вас такое предположение?
— Я говорил вам, что составил себе уже некоторый план. Но будем продолжать. Как описал духа господин Кон?
— Гм… Он говорил, что привидение имеет тот образ, который обыкновенно дают черту на картинах, только этот черт был гораздо меньше, чем он его себе представлял, не такой большой и не такой сильный.
— Иначе говоря, по наружности соответствовал приблизительно фигуре стройной женщины? — неожиданно спросил Ник Картер.
— Да, женщины или, быть может, мальчика, как говорил Кон.
Ник Картер понимающе усмехнулся и опять неожиданно спросил:
— Говорил ли Кон, что привидение заходило в его камеру?
Директор утвердительно кивнул головой.
— И это, конечно, сразу исцелило его от неверия?
— Да, — согласился директор, очевидно, совсем не понимавший, к чему клонились вопросы сыщика. — Во второй раз Кон уже производил совершенно другое впечатление: он был, видимо, крайне напуган.
— Еще бы, я не сомневался, что именно так это и будет.
Директор неожиданно встал и, качая головой, остановился перед сыщиком.
— Откровенно говоря, мистер Картер, вы просто смущаете меня своими загадочными вопросами и восклицаниями. Ну скажите, отчего вы непременно ждали, что Кон на сей раз будет напуган?
— Очень просто: потому что этот господин Кон только разыгрывал ту роль, которая была ему назначена во всей этой грандиозной комедии, — спокойно ответил сыщик, с улыбкой глядя на директора.
— Но ведь это тогда из рук вон что такое! — закипятился директор. — Но я ровно ничего не понимаю из ваших намеков.
— Выслушайте меня, милейший господин директор, — спокойно возразил Ник Картер, несколько раз затянувшись сигарой. — После того, как дух посетил уже некоторых заключенных, Кон посредством перестукивания получил от главного режиссера всей комедии поручение сделать вам заявление, что он и сделал. В награду за его сговорчивость ему обещали свободу, как только вся история приведет к желаемому концу.