— Здесь полиция, — произнес наконец он, — у них на видео свидетельские показания.

Внезапно я поняла, почему Этен опоздал домой. И засмеялась. А что еще мне было делать? Он нас облапошил. По полной программе. Его убийство ни черта не меняло. Я избавилась от него безо всяких причин.

Может, он сторговался о неприкосновенности для нас обоих, но я не спрашивала. Я не спрашивала. Просто действовала, потому что дура. Я сорвала браслет и отшвырнула прочь. Синдикат погиб. Этен погиб. Я погибла, но должна была сделать ради него хоть что-нибудь.

— Это, — уточнила Молли.

— Да, — ответила Джада. — Мы провели вместе пятнадцать лет. Почти каждый день, просыпаясь и засыпая, я видела его лицо. Мы ели за одним столом. Ночевали в одной постели. Мы вырезали друг на друге самые важные шрамы. Я знала каждый сантиметр его тела, а он — моего. Пятнадцать лет — долгий срок, если он — половина твоей жизни. А я собственными руками покончила с этим.

Возможно, он договорился об иммунитете. Возможно, это была его сделка, и он боялся признаться мне. Возможно, я убила наше будущее, возможно, он собирался вытащить нас обоих. Понимаешь, я — легкая добыча. Не только для полиции, но и для любого синдиката, обиженного на старый добрый мертвый Даунслайт. Невозможно сбежать. Они поймают тебя, сомнений нет. Можно разве что отсрочить этот момент, убраться подальше, чтобы успеть завершить дела. Я достаточно старая. И натворила достаточно. Я сделала свой выбор, бросила жребий, и больше ничего.

Вот так заканчиваются истории вроде моей.

Молли вырезала последний завиток.

— Ты уверена? — спросила она, откладывая инструменты.

— Абсолютно, — пробормотала Джада.

Молли подняла стальной лоток и переставила его на край раковины. Открыла холодную воду и хорошенько отмыла от кровавого налета скальпель и пинцет. Вода убегала в канализацию. Молли забыла про перчатки, и под ее ногтями запеклась кровь. Она нахмурилась, очищая их. Планшет камнем тянул вниз ее юбку.

— Мне нужно отнести это в мусоросжигатель, — сказала она, показывая на лоток. — Не возражаешь?

— Нет, — ответила Джада, она подняла над головой руку и крутила ею ее туда и обратно.

Молли локтем подцепила створку, удерживая лоток подальше от себя. Она шла в едва приметной тени стены, сквозь сухую и густую пыль, которая облачками взлетала из-под ее туфель. Полумертвые заросли кустарника едва успевали вырастать позади здания, не столько листва, сколько ветки — бурые и закрученные. Молли бросила содержимое лотка в пасть машины — весь город пользовался печью, но ради удобства медиков ее расположили за клиникой — и захлопнула крышку. Дрожащими пальцами она нажала кнопку, прислушиваясь к свисту раскаленного нутра.

Испачканные кровью ногти, словно обвинение, бросились в глаза, когда она взялась за планшет. Молли загрузила объявление о розыске. Одно из тех невозможных решений, которое тебе нужно принять, потому что, как и говорила Джада, не сделать — это то же самое, что и сделать. Внизу страницы была ссылка на горячую линию полиции. Она провела по ней, переключила планшет в беззвучный режим и прижала к уху.

— Чем я могу вам помочь? — спросил холодный голос на другом конце.

— В моей клинике женщина, — пробормотала она. — Та, с объявления.

— Превосходно, — ответили ей ничуть не теплее. — Неподалеку наш патруль. Задержите ее на двадцать минут, мэм, если сможете сделать это, не подвергая себя опасности.

— Деньги, — прошипела она. — Я велю ей бежать за холмы, если вы не пообещаете, что деньги мне выдадут моментально…

— Да, разумеется. Их уполномочат перечислить средства в случае успешной операции. Если вы исполните свою часть.

— Спасибо, выдавила Молли и оборвала связь.

Дыхание застряло у нее в горле. Она прижала ко рту ладонь, надавила так сильно, что порезала зубами губы, словно могла физически удержать внутри крик. Пятнадцать тысяч, а не три; на пятнадцать тысяч можно позволить себе гораздо больше, чем одну лишь генную терапию. Купить кондиционер, купить одежду, купить еду. Пятнадцать тысяч — это жизнь.

Ей хотелось посмеяться над собой — конечно, это жизнь. А конкретнее, жизнь Джады.

Сердце Молли билось о ребра, пока она обходила здание. Что, если Джада как-то ее подслушала, забрала сумку и ушла? Дверь бы хлопнула, она уверена, но… совсем недавно Джада давила на ее беззащитный позвоночник с угрозой то ли реальной, то ли мнимой. Если она подслушивала, могли быть варианты ужаснее, чем просто расставание без прощаний.

«Двадцать минут», — бешено размышляла Молли, пока входила в комнату с пустым лотком. Джада сидела на кушетке, куском марли размазывая биоклей по ранам. Она вскинула голову, отметив появление Молли таким пристальным и хищным взглядом, что та похолодела от макушки до пят, а затем снова посмотрела на свою руку.

— Ты хорошо поработала, — сказала она.

— Для врача, — ответила Молли.

Голос звучал ровно. Она предполагала, что тот будет сдавленным или хриплым, как если бы ее горло наполнили шипами. Джада была права — линии сложились в жутковатую, но прекрасную картину на ее коже, красное на белом, холст из плоти. Она чуть сожалела, что не вырезала где-нибудь имя Этена, но, возможно, так получилось бы слишком нарочито.

— Меня зовут не Молли, — произнесла она в зарождающейся тишине, не позволяя той воцариться.

Джада отложила марлю.

— Я предполагала.

— Ты рассказала мне историю.

— Тоже хочешь рассказать? — спросила Джада.

Молли взялась за стул и потащила его через комнату, дерево скрипело по плиткам пола. Она поставила стул перед Джадой и села, сложив руки на коленях.

— Тебе не обязательно слушать, — сказала она, снова разглядывая засохшую кровь. — Можешь уйти. Ты покончила со своим… делом, со своими обязательствами.

«Я даю тебе шанс», — в отчаянии думала она.

— Рассказывай, — произнесла Джада, обмякнув на кушетке.

Она баюкала изрезанную руку на коленях, ни одна, ни другая женщина так и не перевязали ее. Раны складывались в сказку о них и между ними.

Молли потянулась и робко положила свою ладонь на ладонь Джады. Пальцы у той, все еще красные от солнечных ожогов, окончательно облезли. Руки она не отняла. Молли запрокинула голову, их взгляды встретились, сплетаясь, как и ладони. Она облизала кончиком языка сухие губы, пробуя на вкус царапину от зубов.

— Молли — это не краткая форма имени, — призналась она. — Я взяла его из книги.

— Я со станции Е-шесть, — произнесла она. — Меня звали Шэрад Ратхор, и я была врачом. У меня водились деньги, но их не хватало, чтобы оплатить обучение, а мой отец потерял работу.

Я была хорошей дочерью. У врачей есть доступ к разным лекарствам, особенно в большой больнице, где все заняты, где не хватает людей, чтобы заполнять необходимые документы, а проверки службы безопасности очень небрежные. Так что я думала, что стану продавать препараты. Немного. Лишь чтобы свести концы с концами.

— О, это было… — начала Джада.

— Глупо, я понимаю, — сказала Молли. — Только я не знала, что синдикаты не ценят фриланс. Он портил их бизнес, перебивал им продажи. Мой товар стоил очень дешево, и я была слишком сговорчивой. Понимаю, что меня могли просто убить, а вместо этого подставили. На последнюю встречу пришел совсем не покупатель. Это был полицейский, а судья, который мне достался, принадлежал к синдикату. Я явилась на слушание и, не произнося ни слова, дрожа, словно лист, наблюдала за тем, как они решали мою судьбу. Зал заседаний превратил меня обратно в маленькую девочку. Но они сказали, что проявят огромную снисходительность и заменят тюрьму изгнанием.

Снисходительно присудят худшее наказание из возможных. Снисходительно. Тогда я и поняла, что меня подставили…

Дверь с грохотом распахнулась, от силы удара деревянные планки разлетелись и заскакали по полу. Джада выдернула ладонь и зарылась в сумку, вываливая на пол содержимое, Молли отшвырнула стул и подняла руки. Когда ввалились полицейские — четверо, в пугающих одинаковостью бронежилетах и шлемах, — Джада прижалась спиной к кушетке и выхватила небольшой пистолет из одежды и вещей, разбросанных по плиткам. Она оскалилась и выпрямилась, оружие метнулось в сторону Молли. Кровь брызгала из раненой руки, безвольно повисшей вдоль тела.