На следующий день небо расчистилось. От туч не осталось и следа, солнце сияло так же ярко, как и в пустыне, но мир оставался влажным и зеленым, все продолжало расти. Чахлые всходы на грядках изо всех сил тянулись вверх, листья кудрявились. Ангорские кролики прижимались носами к металлической решетке клеток, словно желали просочиться сквозь нее и порезвиться в лугах. Ставни открыли настежь, впуская солнце в комнаты.

Здание, в котором располагались просторные, чистые мастерские, было выбелено и внутри, и снаружи. Здесь пахло ланолином, шерстью и работой. Ворсинки летали в лучах солнечного света; два — то есть теперь уже три —- ткацких станка и пара прялок стояли друг напротив друга. Дни сейчас полетят стремительно, вот и первый из них уже незаметно подходит к концу. Довольная, хотя и уставшая Стелла завершила работу.

На улице у корыт Энди промывала шерсть, чтобы подготовить ее к чесанию и прядению на следующей неделе. Когда Стелла поднялась утром, та все еще спала, хотя сон ее и оказался недолог. Они так и не поговорили, даже не пожелали друг другу доброго утра. Весь день провели в разных местах и почти не виделись. Постоянно выбивались из ритма, как узор, который пошел неверно, потому что ты неправильно сосчитала нити. И чем дальше, тем сложнее Стелле было придумать тему для разговора. Ей хотелось спросить: «Ты что, избегаешь меня?»

Убрав работу, Стелла пошла было в общую комнату, но заметила, что Энди, огибая луг, бодрым шагом направилась к одиноко стоящей хижине на холме. К своей «каморке», как сказала Эльста.

Выждав, пока Энди отойдет достаточно далеко, чтобы уже не оборачиваться, Стелла последовала за ней.

Подъем на холм оказался довольно крутым, и вскоре Стелла, хотя и шла медленно, начала задыхаться. Тропа несколько раз вильнула и наконец вывела на вершину, к маленькой, потрепанной непогодой хижине.

Как девушка и думала, открывшийся с холма вид окупил все усилия. Долина «Бернарда Крофта» была как на ладони, а за ней виднелась и следующая. Дома соседнего хозяйства казались бледными точками, с крыши одного из них поднималась нитка дыма. Мягкие округлые холмы, разделенные долинами, походили на складки тканого полотна, а вдоль них тянулась серая лента Длинной дороги. Деревья, растущие вдоль ручья, придавали живописной картине дополнительную фактуру. От края и до края распростерлось голубое, подернутое прозрачной пеленой небо, а у самого горизонта на западе, если прищуриться, можно было различить тонкую серую полоску океана, и ветер, долетавший с той стороны, пах солью и свободой. Глядя с высоты, Стелла поняла, что хозяйство расположилось в неглубокой котловине на вершине мира. Девушка задумалась о том, сколько времени понадобится, чтобы обойти всю долину, и решила, что в один из солнечных дней обязательно отправится на прогулку.

Теперь, когда она стояла рядом с хижиной, та казалась еще меньше. Часть крыши, как ни странно, отсутствовала, словно ее сдвинули ради дневного света. Стены были слишком высоки, сверху не заглянуть, а дверь заперта. Стелла колебалась: ее не звали, она пришла сюда без разрешения. Нельзя так врываться, тем более — к соседке, с которой еще предстоит жить в одной комнате. С другой стороны, им же предстоит жить в одной комнате! Нужно как-то поговорить. Если Энди это не понравится, что ж…

Чтобы не передумать, Стелла постучалась. Тук-тук-тук, как дятел.

Дверь открылась слишком быстро, она отпрянула и кое-как умудрилась не упасть. Глаза Энди горели, но, узнав ее, девушка тут же смягчилась, выражение ее лица стало скорее озадаченным.

— О, привет!

Долгие несколько секунд они смотрели друг на друга. Опершись о косяк, Энди преграждала ей дорогу, и Стелла никак не могла разобрать, что же там, в домике, находится.

— Можно войти? — наконец спросила она, раз уж эту дверь все-таки не захлопнули перед ее носом.

— М-м-м… конечно.

Энди, словно очнувшись от грез, отступила, пропуская гостью.

Большую часть комнаты занимало некое устройство, установленное на высоком, почти в человеческий рост, треножнике. Длинный металлический цилиндр диаметром примерно с ведро упирался в потолок. Он был похож на гигантскую консервную банку, выкрашенную в серый цвет и снабженную защелками, круглыми ручками и рычагами. Стелла обошла вокруг, рассматривая устройство и напоминая себе, что прикасаться ни к чему нельзя. Ее так и тянуло это сделать.

— Это телескоп, — догадалась она, оглянувшись на хозяйку хижины. — Древний.

Улыбка озарила лицо Энди, ее глаза цвета красного дерева засияли.

— Двенадцатидюймовый отражатель. Ему лет сто, наверное. Моя гордость и радость. — Ее пальцы пробежались по треножнику, лаская его, как любимое животное.

От этой улыбки у Стеллы перехватило дыхание.

Хорошо, что она все-таки пошла следом за Энди.

— Где ты его достала? — спросила она, стараясь не выдавать волнения. — Вряд ли выменяла его на…

— Нет, конечно. Такое ни на что не выменяешь. Что бы ты за него отдала?

Она имела в виду — сколько мотков шерсти, или рулонов ткани, или живых альпак, или консервных банок с рыбой можно было бы за него предложить? Но разве можно определить цену такого устройства? Некоторые люди отдали бы его задаром, просто потому что не умеют им пользоваться и им неважно, насколько это редкая вещь.

— Он принадлежал Пэну, который управлял хозяйством до Тома, — продолжила Энди. — Пэн помогал восстанавливать сеть обсерваторий после катастрофы. А потом оставил все мне. Он бы отдал его Тома, но того астрономия никогда не интересовала.

Она пожала плечами, словно сама не понимала, как такое вообще возможно.

— Так он работает?

— Да. — Улыбка вновь засияла на ее лице, и Стелла подумала, что ради этой улыбки могла бы задержаться здесь с разговорами на всю ночь. — Не прямо сейчас, конечно. Нужно дождаться темноты, и надеюсь, погода останется ясной. Когда крыша открыта, тут почти настоящая обсерватория. Видишь, как мы замазали швы? — Она указала на место, где стены сходились с крышей.

Швы, проходившие рядом с петлями и задвижками, были покрыты водонепроницаемой тканью, чтобы дождь не затекал внутрь. Очень продуманно. Хижина оказалась всего лишь укрытием для оборудования. К нижним концам треноги крепились кирпичи — судя по всему, телескоп никогда не передвигали.

Кроме него в хижине почти ничего не было. Маленький письменный стол, полка с книгами, лоток с кипой бумаги и деревянный пенал с карандашами. Кожаная папка, которую Энди получила утром, лежала тут же, открытая, а бумаги из нее валялись по всему столу.

— Это то, что тебе прислали?

Энди торопливо порылась в документах.

— Задание из «Гриффита». Новый список координат, считай, лето почти наступило. Небо изменилось, по крайней мере то, что мы видим. Я провожу наблюдения, а затем отсылаю результаты назад.

Она немного отступила, румянец на бронзовом лице стал ярче.

— Знаю, звучит не очень интересно. В основном мы просто записываем цифры и обмениваемся ими…

— Нет, — покачала головой Стелла. — Наоборот, очень интересно. Необычно…

— И бесполезно, как считает Тома'. — Улыбка Энди стала грустной.

Вчерашний спор сразу стал понятен.

— Нет ничего бесполезного, — возразила Стелла. — Ты же сама говоришь, как можно от такого отказаться?

Конечно, все было бы иначе, если бы это хозяйство не могло прокормить себя и не было бы другого выхода, кроме самоликвидации.

Вдалеке раздались три удара в медный колокол, звук поплыл по долине. Стелла в замешательстве выглянула за дверь.

— Эльста зовет всех к ужину, — объяснила Энди. — Она звонит, только когда нас нет на месте.

Она сложила бумаги, сунула их в папку, поставила крышу на место. Стелла слишком поздно сообразила и бросилась помогать, схватившись за деревянную панель, когда Энди уже задвинула засов. Ну что ж… Может, в другой раз.

По дороге назад Стелла наконец-то разглядела свою соседку как следует. Та была резковата, словно ветер или дождь; кудрявые темные волосы, стянутые на затылке серой бечевкой, растрепались. Ворот рубахи был расстегнут, куртка сползла с одного плеча. Стелла подавила в себе внезапное желание поправить на ней одежду и причесать локон, выбившийся из хвоста.