— Ходить здесь легче, чем я опасалась, — ответила Мэй.

В молодости она любила зайти в море поглубже, насколько хватало храбрости, и, стоя на цыпочках по подбородок в воде, позволять волнам покачивать себя взад-вперед. Ходьба при крошечной гравитации Дионы, составлявшей примерно одну шестнадцатую земной, несколько напоминала то ощущение. Пришло еще одно воспоминание об отце: как он делает огромные скульптуры цветов и животных из песка на пляже. Сильные пальцы, голые смуглые плечи, коврик белых волос на груди, полное погружение в работу.

Они оставили позади нагромождение армейских построек и теперь ехали по пыльной равнине, сбрызнутой россыпью маленьких неглубоких кратеров. Глыбы и валуны величиной с дом покоились на подушках щебня. Веер осколков окаймлял длинную эллиптическую зазубрину. К югу поднималась череда округлых холмов, как пояснила Лекси — часть стены кратера тридцатикилометрового диаметра. Озарявший картину бледный свет Сатурна придавал всему оттенок старой слоновой кости. Мэй вспомнились древние фотографии, которые она видела в одном из музеев Аль-Кахиры[33]: европейцы в устаревших костюмах, позирующие в чопорных позах среди разрытых гробниц.

Вскоре над равниной поднялись недлинные крутые хребты, образующие дуги в тридцать — сорок метров высотой, похожие на застывшие дюны. Кое-где на них образовались обрывы, возвышавшиеся над осыпями щебенки. Мэй обратила внимание, что склоны покрыты сложными резными рисунками, а над вершинами гребней поработали скульпторы, изобразив подобие сказочных замков или фигур животных. Над одним ледяным валом взмывала стайка дельфинов; другой напоминал волну, разбивающуюся о берег, и несущихся лошадей, вздымающихся из пенных брызг. Парящий орел, череда слонов, держащихся хоботами за хвосты друг друга, обрисовались на фоне черного вакуума… Последние напомнили Мэй одну из бронзовых фигурок отца. Вот утес, изваянный в форме головы Будды; вот каменная плита, на которой замерло в момент битвы целое войско, вооруженное мечами и щитами.

Это старая традиция, объяснила Лекси Трукс. На каждое Рождество группы людей из ее клана и соседних поселений собираются в палаточный городок, едят осэти-рери, произносят традиционные тосты под саке, водку и виски, музицируют, танцуют, флиртуют и работают над новыми рисунками и статуями с помощью дрелей, стамесок и взрывчатки.

— Мы любим свои праздники. Кванзаа, Ид-аль-Фитр, Хануку, Дивали, Рождество, Ньютонов день… Любой предлог хорош, чтобы собраться и повеселиться. Ваш отец возглавлял празднование Рождества в течение десяти лет. Видите, вон на том гребне кит борется с кальмаром? Это один из его проектов.

— А слоны?

— И слоны тоже. Давайте я вам кое-что покажу, — с этими словами Лекси вывела вездеход по пологой части вала на поверхность Дионы.

Машину переваливало с боку на бок, как лодочку в бурном море, из-под шести катков поднимались петушиные хвосты пыли. Повсюду вились следы, оставленные не то год, не то столетие назад. Ветра здесь не бывало. Дождя тоже. Лишь постоянное неощутимое оседание метеоритной пыли да микроскопических ледяных частиц от гейзеров Энцелада. Все замерло в неизменности под неярким солнечным блеском и черным небом, точно сцена заброшенного театра. Мэй начинала понимать всю чуждость этого мирка. Замерзший океан, облекающий каменное ядро, сформированное катастро- фами, разразившимися до появления жизни на Земле. Голая геология, лишенная для человека малейшего смысла. Вот зачем нужны скульптуры, решила Мэй. Попытка придать человечность нечеловеческому.

— Посмотреть на дело рук одного из моих предков, — ответила Лекси на вопрос Мэй, куда они направляются. — Мэси Миннот. Вы слышали про Мэси Миннот?

Мэси была родом с Земли. Великая Бразилия отправила ее на строительные работы в Радужном Мосту на Каллисто, там она влипла в политический скандал и была вынуждена запросить статус беженца. Это произошло еще до Тихой войны или в самом ее начале (война была длительным ползучим конфликтом, не имевшим четкого начала, а до боевых действий дошло и вовсе ближе к концу), и в конце концов Мэси Миннот поселилась с кланом Джонсов-Трукс-Бакалейникофф. Изо всех сил старалась стать здесь своей, примириться со своим изгнанием.

Вездеход обогнул оконечность хребта, миновал россыпь ледяных валунов, которым резец придал обличие человеческих фигур, то кружащихся в танце, от отчаянно пытающихся вырваться из тисков твердого, как гранит, льда. Лекси меж тем рассказывала, что однажды на Рождество, уже после окончания Тихой войны, — это было ее последнее Рождество на Дионе — у Мэси Миннот родилась идея собственной скульптуры. Она одолжила одну из больших строительных машин и наполнила бункер смесью ледяной пыли с тиксотропным[34] пластиком, пригодным для низких температур.

— Здесь слишком холодно, чтобы кристаллы льда таяли от давления и смерзались вместе, — пояснила Лекси. — Пластик служил цементирующей средой, поначалу податливый, он постепенно затвердевал. Чтобы можно было придать пыли любую форму. Понимаете?

— Я однажды видела снег.

Это было вскоре после развода Мэй, в Европейском союзе, в Альпах, на конференции по проблемам безопасности морских портов. Она взяла с собой дочь, совсем еще малышку. Мэй до сих пор помнила, как радовалась Шахира снегу. Весь мир превратился в мягкое белое поле для игр.

— В ночь перед началом состязания всегда устраивают большое веселье. Мэси с ее спутником основательно набрались и завели свою строительную машину. То ли хотели всех удивить, то ли решили, что не могут ждать. Так или иначе, они забыли включить в написанную ими программу сигнал остановки или отмены. Так что машина все работала и работала, — с этими словами Лекси провела вездеход сквозь полосу черной тени и развернула, затормозив на краю невысокого крутого обрыва.

Они находились теперь по другую сторону скопища гребней. Под черным небом раскинулась складчатая, иззубренная равнина, и по ней ровным строем уходили вдаль маленькие фигурки.

Мэй рассмеялась. Вот это потрясение. Какая безумная, удивительная нелепость.

— Руки, глаза и зубы сделаны из фуллерена, — объяснила Лекси. — Шарфы — фуллереновая сетка. Носы — морковки. Пуговицы — осколки алмаза.

Их было двадцать, тридцать, сорок… Каждый два метра высотой, сложен из трех расположенных друг на друге последовательно уменьшающихся сфер. Совершенно белые. Размещены через равные интервалы. Черные улыбки, черные взгляды, ярко-оранжевые носы. Шарфы развевает неощутимый ветер. Уходят прочь, к горизонту, уменьшаясь с расстоянием, словно в упражнении на правила перспективы.

— Тьерри нравилось это место, — сказала Лекси. — Он часто приходил сюда поразмышлять.

Они долго сидели, глядя на череду снеговиков. Наконец Лекси завела двигатель, и они поехали в обход гребней, вернувшись на дорогу, ведущую к поселению клана Джонсов-Труксов-Бакалейникофф.

Обиталище представляло собой простой купол, примостившийся в ободе кольцевого кратера. Внутри вдоль стены был высажен лес, затем шли лужайки и строгие клумбы вокруг центрального здания, части которого являли дюжину разных архитектурных стилей, переходящих друг в друга, словно участки кораллового рифа. Прием, оказанный Мэй, напомнил ей первый приезд в аркологию дочери: взрослые представлялись по очереди, возбужденные дети прыгали вокруг, забрасывая ее вопросами. А небо на Земле вправду синее? А на чем оно держится? А правда там есть дикие животные, которые едят людей?

За встречей последовало неофициальное пиршество, своего рода пикник на широкой, поросшей травой прогалине в лесу, служившем, похоже, жильем большинству членов клана. Между дубами, буками и каштанами было перекинуто множество мостиков, канатов и сеток, стволы самых могучих деревьев охватывали кольцевые платформы, с веток свисали коконы, напоминавшие гнезда ткачиков.

Хозяева рассказали Мэй, что большая часть клана переселилась в другие места. В Париж, на большую ферму вакуумных организмов на Рее, на Марс, на Титан. Есть группа, живущая на Нептуне, в поселении, построенном Мэси Миннот и ее спутником, бежавшими из системы Сатурна в начале Тихой войны. Старый купол, по словам его жителей, все больше напоминал музей. Хранилище сувениров, оставшихся от богатого историями прошлого клана.