Это вставало солнце.

Уйти собирались на следующее утро, но задержались. Уж очень глянулись работники старому корчмарю.

— Озолотил бы вас, добродим, — приговаривал он. — Ну да и так не обижу. Только не уходите ещё.

Наконец изготовились в дорогу. Получили плату за труд. Уже закинули за плечи котомки. А на пороге вдруг вырос какой-то человек.

— Хрещеник ваш, отче Григорий! — всплеснул руками корчмарь.

О конокраде к тому времени совершенно забыли, вроде похоронили. А он, выходит, оклемался. Он даже сходил к реке, умылся. Только на лицо — лучше не смотреть.

Корчмарь стал наполнять кварту горелкой.

— С возвращением! — приговаривал многозначительно.

То был совсем молодой человек. Корчмарь не ошибался: он его уже видел. Пришедший явился в одних мокрых портках, облегающих крепкие длинные ноги. Руки и тело, сплошь в кровавых ссадинах, свидетельствовали об одном: Бог не обидел человека силой.

Корчмарь кивнул служке. Тот мигом выставил на стол деревянную миску с борщом, отвалил ножом скипу хлеба.

— Ешь, Божий угодник!

Однако новый гость, завидев готовых к отправлению людей, упал перед отцом Варлаамом на колени, признав его за главного.

— Святой отче! — умолял. — Христом Богом прошу: возьмите с собою! Я вам пригожусь. Я завтра уже буду в силе. А там и лицо ко мне вернётся... Я сам побывал в монастыре... Да об этом потом...

Отец Варлаам насилу оторвал от себя чужие руки. Отец Варлаам ещё никогда не слышал такой мольбы, обращённой к нему. Он покраснел и уставился на отца Григория.

Решение у того созрело мигом:

— А что? Возьмём. Не на руках ведь нести. Только идём мы не в Киев, а на Волынь.

Какое-то замешательство промелькнуло на лице у конокрада. Он запнулся, но быстро переборол себя:

— Не в Киев... Да... Мне теперь всё равно... Мне бы только отсюда вырваться... Сейчас прихвачу одежонку... В пути высохнет...

Он был прав, этот новый, уже пятый по счету, путник по имени Харько. Он пригодился.

Никто, оказалось, не мог так быстро и ловко исполнить любое намерение отца Григория. Харько и сам предлагал много необычного, но легко переносил отказы. Только отказы не мешали ему вновь обращаться с теми же предложениями.

Так получилось и с приобретением коня и повозки.

— Да сколько можем таскать на себе наши котомки? — настаивал он. — Не лучше ли шагать со свободными руками? Или сейчас приходится думать, как прокормить животное?

Ответ был понятен. Воды и травы хватало с избытком.

Так, ничего не решив, добрались до Житомира.

А в Житомире, перед воротами замка, — море народа. Как раз проходила ярмарка. На стенах замка выставлена стража. На площади расхаживают вояки в медных кирасах, со сверкающими копьями в руках. Будто здесь готовятся к войне. Будто ждут нашествия татар.

Отец Варлаам слышал, как отец Григорий полюбопытствовал:

— Не воевать ли собираетесь?

Ему почти сердито отвечал какой-то селянин, решивший продать пегую клячу:

— А чего удивляться? Опасаются паны. Где-то в подземелье здесь сам Яремака в кандалах. — И оглянулся на замок.

— Кто такой Яремака? — не отставал отец Григорий.

— Ты откуда, святой человек? — удивился мужик. — Яремака... Из ватаги... Сам атаман...

И не стал бы, пожалуй, разговаривать мужик, если бы не Харько.

Харько своё:

— А за сколько, добрый человек, отдал бы ты эту животину вместе с возком?

Мужик преобразился, но тут же выставил свои возражения:

— С возком... А на чём сам домой доберусь?

— Неужели верхом не умеешь? — сощурил глаз Харько.

— Я не умею? — взмахнул мужик руками от негодования. — Да я верхом в такое место ездил... Тебе и не снилось... — И осёкся, взглянув на замок. А там вроде бы прислушиваются часовые.

— Так за сколько? — настаивал Харько. — Чтобы сосватать, как говорится...

Мужик, сморщив лоб, назвал неожиданно смехотворную цену.

Конечно, клячу с возком они купили. Впрочем, кляча эта оказалась довольно приятным мерином, чересчур забитым своим прежним хозяином. Видать, мерин был задавлен бесконечным непосильным трудом. Теперь же, под руководством Харька, он почувствовал совершенно иные, лёгкие обязанности: тащить по шляху возок с небольшой поклажей. Мерин ожил. Через несколько дней бока его округлились и засверкали, поскольку путники не шибко порывались вперёд, а заботились больше о пропитании и кое-каких деньжатах на всякий случай.

Вскоре миновали города Звягель, Корец. И чем ближе подступали к сердцу Речи Посполитой, тем чаще у них на пути попадались грозные крепости, да всё обширнее, а стены их и башни — всё выше и мрачней, и воинские отряды, которые тоже встречались всё в большем количестве, направлялись только к востоку и на юг.

Наконец вступили в город Острог. В городские ворота прошли запросто, даже незаметно, потому что там проходило и проезжало довольно много народа, — и на них никто не обратил внимания. А вот при входе в княжеский замок почувствовали на себе пристальные взгляды казаков в красных красивых жупанах. Вошли вчетвером, так как инок Пафнутий остался с возком возле корчмы на рынке.

В замок их пропустили тоже безо всяких вопросов (сказывался вид чернечьей одежды), однако отцу Варлааму показалось, будто за ними увязался какой-то юный казачок. Они подивились красоте пышной церкви, послушали бой часов на высокой башне и хотели уже было отправиться к княжескому дворцу, чтобы узнать, как попасть на глаза князю Константину (на том настаивал отец Григорий, хотя отец Варлаам его крепко отговаривал), да их внимание привлекло красивое строение с красной черепичной крышей. Молодой человек в длинной серой одежде, которого они повстречали под деревьями, отвечал, что тут находится академия.

— Так вот какая академия в Остроге! — восторженно сказал отец Варлаам. — Я о ней много наслушался! А где здесь можно увидеть князя Константина?

— Да! — кивнул головою в знак согласия молодой человек. — А князя сейчас нет в городе. Уехал в Дерманский монастырь. А вы... из Московии?

— Оттуда, — подтвердил отец Григорий. — Из самой Москвы.

— Что? — просияло лицо молодого человека. — Как? Вы и в Кремле бывали? Вот так входили, скажем, во Фроловские ворота?.. И Вознесенский монастырь видели, и Чудов... И соборы кремлёвские... И на Замоскворечье с высоты смотрели?..

— Да ты сам в Москве бывал, что ли? — удивился отец Варлаам.

— Нет, — с сожалением отвечал молодой человек. — Но всё знаю... И как хотелось бы там побывать... В Китай-городе... Над оврагом с красными глиняными берегами... Всё стоит перед глазами... Господи!

Молодой человек закрыл лицо тонкими пальцами, удалился, ничего перед собою не видя.

Харько, слушая его слова, молчал. А когда он отошёл, то Харько ударил себя рукою по лбу, на котором уже не оставалось никаких признаков недавно приключившейся с ним беды в прикиевской корчме:

— Да это же... Это же... Андрей Валигура... Сотник... Как же он оказался в свитке бакаляра? Удивительно...

Отец Григорий бросился вослед за молодым бакаляром. Харько с Мисаилом, да и отец Варлаам, видели, как он его догнал, взял за руку, как они о чём-то заговорили, улыбаясь, размахивая руками, будто старые друзья.

Свиток казался бесконечно длинным.

Но слова читались удивительно легко. Их перебелила заново рука искусного писца.

Рядом лежал другой свиток. Этот был потрёпан. Местами — измят, захватан руками. В нём угадывались запахи далёких земель, через которые его несли, или везли, или бог ведает как уж доставили.

В обоих свитках совпадали все буквы.

— Прочь! — сказал боярин Димитрий Иванович Годунов.

Оставалось при чтении наткнуться взглядом на такое место, где сказано нечто совершенно чрезвычайное. С чем следует тотчас торопиться пред царские очи. Чтобы царь утешился. Чтобы пропали его сомнения. Чтобы перестал он терзать себя, раздумывая, кому отдать предпочтение среди гадателей и предсказателей, которых доставляют ему во дворец со всей Москвы. И даже из отдалённых городов и весей.