Смена кончилась, рабочие разошлись по домам, а Катя с Бушуевым задержались в новом штреке.

— Синюха. ЧП, ЧП, — повторял Бушуев, внимательно осматривая пески.

Уже вторую смену на Миллионном увале промывальные колоды при съемке золота были пусты, хотя количество песков, поступавших на промывку из нового штрека, даже увеличилось. Значит, пески были без золота.

— Добро золотило, а сейчас как отрезало. Одно слово — россыпь, — сокрушался Петро.

Он был также противником продолжения работ на Миллионном увале и считал, что Пихтачев просто опутал доверчивого Рудакова.

— Как работать, ума не приложу. И свернуть некуда, все выработано, — глядя на заштрихованные столбики плана горных работ, говорила Катя.

— Зря людей мучаем, дорога у нас одна — на рудник, — убежденно сказал Бушуев.

— Пойди, Петро, встреть, пожалуйста, Сергея Ивановича, — попросила Катя.

«Хорошо, что придет Сергей Иванович, он подскажет, ободрит. Вот знаешь его совсем недавно, а как будто знакома с ним всю жизнь. Лидия Андреевна все шутит, что я ему нравлюсь… Но она ошибается, он такой со всеми, ровный. Он человек большой души, видно, много пережил… А с Миллионным он, кажется, ошибся».

— Здравствуйте, Екатерина Васильевна! Вас горячо приветствует Вася-дровосек! — услышала она из темноты звонкий голос Егорова.

— Здравствуй, Вася!

Переминаясь с ноги на ногу и непрерывно подергивая курносым носом, Вася застенчиво сообщил:

— Пришел дом родной проведать и, значит… прощенья у вас просить. Нехорошо я тогда обошелся, думал, на новенького вам выволочку устроить, а получил сам…

— Если от чистого сердца говоришь… — И Катя протянула ему руку. Вася бережно пожал ее.

— Значит, можно надеяться, вернете? Я для вас, Катерина Васильевна, горы сворочу.

— Горы пусть стоят, Вася. Сюда придет Сергей Иванович, и я попрошу за тебя. Да вот он и сам, — улыбаясь появившемуся Рудакову, сказала Катя.

— О! Вася-гармонист! Зачем здесь? — спросил, здороваясь, Сергей Иванович.

— Пошалил, а теперь вернулся до дому, — с усмешкой ответил Егоров и с надеждой посмотрел на Быкову.

— Вижу, что Вася прощен, — переглянувшись с Быковой, заметил Рудаков. — Что случилось, Екатерина Васильевна, пески потеряли?

Подошел Петро Бушуев с широкой улыбкой на румяном, вымазанном глиной лице.

— Играет содержание, две смены гоним без золота, — пожаловался он, сводя к переносице тонкие брови. — Впустую можем проработать.

— Пойдем к передовому, посмотрим! — сухо ответил Рудаков.

Он повернул на карбидке вентиль, добавил воды — лампа вспыхнула ярче — и шагнул в темноту за Катей.

Пригнувшись, подошли к передовому забою.

— Кто остановил работы? — строго спросил Рудаков, рассматривая глинистую породу.

— Я остановила: золота нет, пустота. — Быкова показала на две борозды. — Пробная промывка породы тоже подтверждает пустоту. Я не вижу оснований продолжать проходку штрека, — убежденно заявила девушка.

Рудаков задумался и, взяв у Кати план горных работ по Миллионной штольне, стал подробно его рассматривать.

«Быкова права, — думал он, — соседние забои были пусты. Но совсем остановить здесь работы будет неверно. Россыпь шириной в двадцать метров не могла внезапно исчезнуть, мы ее потеряли. Куда вести выработку: вправо или влево? В забоях справа вышла скала. Наверное, россыпь повернула влево, ведь в третьей левой рассечке брали хорошее золото…»

— Петро! В ближайших левых забоях пески были? — не отрываясь от развернутого плана, спросил Сергей Иванович.

— Не было.

— А выше разведочный шурф с золотом?

— Тоже пустой. Поэтому Катерина Васильевна и остановила здесь работы… Куда же нам теперь податься? — с надеждой глядя на Рудакова, спросил Петро.

«А все-таки нужно дать рассечку влево, пройти по пустоте метров тридцать и тогда вновь повернуть параллельно этому забою. Степанов не верит в нашу затею, считает, что мы зарываем в землю деньги… А может быть, он и прав? Ведь песков с «шалым» золотом здесь нет… А уж если не будет их и там, тогда, значит, мы с Пихтачевым ошиблись, тогда придется закрывать работы», — решил Рудаков.

Медленно, обдумывая каждое слово и не отрываясь от чертежа, словно там можно было найти готовый ответ, Сергей Иванович распорядился:

— Работы, Екатерина Васильевна, будем пока продолжать. В три смены гоните левую рассечку. Это наша разведка боем. Я думаю, что мы просто потеряли золотоносную струю.

— Золото у нас кустовое, нос вешать рано, — с видом знатока отозвался подошедший Вася.

— Миллионный отработан, и уйдем ли мы отсюда через месяц или протянем еще два — это не вопрос, — возразила Быкова.

Рудаков был того же мнения, но распоряжение о продолжении проходки разведочного штрека подтвердил. Он предложил готовиться к переходу на стройку.

— А Екатерина Васильевна тоже с нами? — спросил Вася.

— Она будет хозяйкой на стройке горного цеха, — улыбаясь, ответил Сергей Иванович.

— Что вы, что вы, я не справлюсь, я… — воскликнула Катя, но Рудаков перебил ее:

— Начнем с учебы. Только овладев буровым молотком, электровозом, разнообразной горной техникой, старатель станет горняком. Вы это знаете не хуже меня… Прощайте. Значит, о проходке договорились. — И Рудаков зашагал к выходу, в конторку.

Ему было не по себе. Золото в штреке пропало, а в соседнем забое наткнулись на гряду известняков. Жди их и в передовом. Это значительно осложнит проходку, а может, она будет вообще бросовой.

Чтобы разрешить свои сомнения, Сергей Иванович позвонил по телефону Степанову. Но когда телефонистка стала вызывать кабинет начальника, сообразил, что ответит ему Виталий Петрович, и положил трубку. Телефон подребезжал, подребезжал и умолк. Рудаков вызвал контору старательской артели. Подробно рассказав Пихтачеву о положении с проходкой и о своем распоряжении продолжать работы, он спросил:

— Быкова против. Может, мы ошибаемся?

Ответ был длинный. Рудаков слушал, морщился и, наконец, оборвал Пихтачева:

— Павел Алексеевич, подбирай выражения! Пройти сто метров штрека да, может быть, половину в скале — нагрузка на артель немалая… Хорошо, будем продолжать.

Разговор с председателем не рассеял сомнений, и Сергей Иванович, посмотрев в окно на ощетинившийся пихтами Миллионный увал, подумал, что, возможно, допускает ошибку…

Наташа спешила на лыжах к строительной площадке нового рудника, где должно было произойти важное событие: намечалось взорвать часть горы Медвежьей и таким образом подготовить котлован для закладки фундамента обогатительной фабрики. До сих пор на стройке велись только подготовительные работы, и многие старатели думали, что дело этим и ограничится, до рудника не дойдет; пошумят Степанов и Рудаков да успокоятся, и все пойдет по-прежнему, по-старательски.

Событие, примечательное само по себе, было особенно важным для Наташи еще потому, что честь произвести взрыв выпала ей, лучшему взрывнику прииска.

Были у девушки и другие причины торопиться: до взрыва она хотела пожурить Ивана за письмо, которое он прислал ей по почте, оно могло стать предметом досужих разговоров в поселке.

«А Ваня — славный, душевный парень и застенчив, как девушка. Только заикнулся мне в клубе о чувствах своих, а увидев батю, сбежал…» — раздумывала Наташа, скользя по обочине поселковой дороги. Люди брели посредине улицы и, уступая друг другу тропу, вязли в снегу, — дороги, собственно, после снежных заносов еще не было.

Повсюду из печных труб поднимались серые столбы дыма и, казалось, неподвижно упирались прямо в небо. «К морозу», — подумала Наташа и еще прибавила шагу. Дойдя до высокого длинного здания приискового клуба, она прочла объявление о том, что состоится доклад Рудакова о международном положении страны и после лекции новая кинокартина.

У приискового радиоузла встретила Егорова.

— Здравствуй, Вася! Что делал здесь?