Кого я сожру?

Мой взгляд медленно скользил от одного силуэта к другому. С этими глазами я вижу лучше, чем люди. Для меня сумрак только начинался. Улица пока еще была пропитана красками, и больше всего я видел красного. Грязь была смешана с кровью. Она шла от стены одного из домов. В его тени лежал пес, осушаясь с каждой секундой все больше. Его череп был разворочен. Один из тех, кто сделал это, все еще стоял и ковырял труп палкой, с интересом разглядывая рану. Совсем еще мальчишка.

Я дернул занавеску на место. Сглатывая слюну, я отошел от окна и вновь сел на кровать. В дверь постучали. Я поднял взгляд.

– Войдите… – тихо сказал я после некоторой паузы.

Половица тихонько скрипнула под ботиночком молоденькой служанки. Ее веки были плотно закрыты, а руки неуверенно ощупывали дверной косяк.

– Госпожа желает принять ванну? – спросила девушка, замирая у входа.

Я перевел взгляд на большой чан в углу комнаты. «Госпожа? – усмехнулся я. – Ну точно, я ведь в женском номере».

– Да, – ответил я, постаравшись сделать голос как можно мягче.

– Подождите немного, я принесу воду.

Ничего не ответив, я проследил за тем, как слепая вышла. Ее фигурка выскользнула в проем, и я понял, что ориентируется она хорошо. Неужели и воду сама принесет?

Тихо выдохнув, я поднялся и сбросил с себя плащ. Рубаха была вся подрана и окровавлена. Я сел за стол и стал ждать.

Девушка вернулась быстро. В ее руках было два больших ведра, которые она несла весьма уверенно. Пар вяло обволакивал ее кисти. Подойдя к чану, служанка опорожнила ношу и вновь вышла.

С одной стороны, мне было неприятно, что меня обслуживают, тем более, слепая девушка. Я был привыкшим к самообслуживанию, либо, скорее, к обслуживанию других, что часто требовали от меня воспитатели приюта и, в дальнейшем, старшие по званию в Инквизиции.

С другой стороны, мне был приятен шум воды, я радовался осознанию того, что могу сидеть и отдыхать, пока мне готовят горячую ванну, тем более, делают это вполне покорно и смиренно, не вынуждая меня тратить силы зря. Даже больше – после многих лет издательств в приюте, а затем службы в Инквизиции, я наконец-то занял роль, которая позволяет мне принимать обслуживание людей. И это не могло не дарить удовлетворение.

Эти две стороны боролись во мне, находясь под чутким наблюдением третьей, той, что видела ситуацию еще проще: я пришел, чтобы потратить деньги. Слепая девушка – работница, для которой это дело привычное и оно позволяет ей прокормиться. Я – клиент, который нуждается во всем этом. Неважно, кто чью роль выполняет. Будь все наоборот, мало что поменяется в этой системе, которая делит всех на две категории: хозяин и прислуга. Сегодня я хозяин, а завтра, возможно, мне придется прислуживать этой девице. Так есть ли разница, в таком случае, кто выполнит мои прихоти?

Служанка ходила туда-сюда, и ведра в ее руках опорожнялись с завидной частотой. Глядя на ее стойкость и уверенность, я даже невольно пожалел, что в Инквизиции таких работников не хватает. Работай бы каждый с такой отдачей, и вампиры, возможно, стали бы чем-то незначительным. Может, мне даже не пришлось бы снимать маску человека.

«Хотя, с другой стороны, ведра носить – не мечом махать», – усмехнулся я.

Последние капли упали в ванну, девушка сделала реверанс и вышла, перед уходом предупредив, что скоро вернется за моей грязной одеждой. Я покачал головой и вздохнул, поднимаясь со стула: «Все же, эта кутерьма раздражает. Если она узнает, что я мужчина, могут появиться проблемы. Люди на удивление упрямы, когда дело касается правил и разделений».

Скинув с себя одежду, я медленно опустился в горячую воду. Рана в животе, оставленная Алисой, еще не совсем затянулась, и я поморщился от обжигающей боли. Жидкость прижигала кровавый порез, мои пальцы невольно вцепились в борта ванны.

– Черт тебя дери… – прошипел я, замирая в воде.

Кого я съем? Кто мне попадется? Я голоден. Голоден.

Я закрыл глаза и опустился вниз. Горячая пелена застлала лицо, я постарался расслабиться.

Мне нужна еда. Сил не хватает.

Вынырнув, я закинул голову. Капли ударяли об пол, падая с волос. Боль в ране поутихла.

Дверь открылась. Я все же услышал это. Рывком обернувшись, я встретился взглядом с туманом.

– Сегодня ночью я уйду, – сказала Алиса. – Не на охоту. Мне нужно решить вопрос с деньгами.

– У нас какие-то проблемы?

– Только что меня обокрали. Кто-то забрался в комнату и порылся в сумке, пока меня не было.

Я отвернулся, расслабляя тело. Прикрыв глаза, задумался.

– Хорошо, спасибо, что предупредила. Трактирщик утром деньги попросит?

– Да.

Мне оставалось только кивнуть. Дверь с тихим шорохом закрылась. Я сжал кулаки. «Обокрали, значит? Запертую комнату?» – пытаясь унять злость, я вновь опустился под воду. Мне вспомнился взгляд, который бросили из глубины трактира, когда я поднимался по лестнице.

И связка ключей.

***

Ночь объяла город мраком и дождем. Капли настойчиво смывали грязь и пыль с окна. Мне вспомнился снег в Альтстоне. Холодный и колючий, но наутро – мокрый и грязный. Мерзость.

Я отдал только рубаху. Брюки были не такими уж и грязными. Кровь запачкала лишь верх.

Кровать мягкая. Я накрылся одеялом, утонув в подушках, сухих и набитых перьями. Трактир принимал гостей с радушием. Внешне. Под ним что-то пряталось, но я пока не был уверен в истинной сущности этого места. Понимал только, что жирная морда хозяина улыбается каждую ночь. Вот только чему?

Сердце нагло стучало. Оно требовало своего. Оно болело. Оно страдало. Оно умирало. Я чувствовал, как в темноте вибрировал меч. Тласолтеотль ждала. Не только я почувствовал секрет трактира.

В комнате гулял сквозняк. Я вдыхал запах, который он приносил с собой. Это была вонь, но не трупная. Она не смывалась, не оттиралась, она пропитывала каждую вещь вокруг меня. Особенно несло от кровати. Это можно было почувствовать, если уткнуться носом в подушки.

Я заворочался, переворачиваясь на другой бок. Я давно утратил возможность спать, но сейчас я даже не мог расслабиться. Все вокруг действовало мне на нервы. Особенно тем, что Алисы нет рядом. Я чувствовал липкую паутину, заволакивающую мое тело.

Еда, еда, еда, еда… еда.

Мне было трудно дышать. Тело едва двигалось, каждое усилие приносило с собой боль. Я никогда не был так сильно голоден. Жажда заволакивала сознание, я то и дело проваливался в глубины мыслей, теряясь в самом себе, растворяясь в желании. Каждый шорох ударял мне в уши, сумрак разъедал глаза своим сиянием, вонь заполонила ноздри, простынь липла к телу, заменяя мне кожу. Я чувствовал, как пот медленно стекает по моим вискам. Нервы напряженными струнами звенели в голове, и я не мог заставить их молчать – мои пальцы вцепились в волосы, но не более того.