Заслуги этого Орлова перед царицей были велики. Он более всех способствовал успеху переворота; расчистил для нее престол, не убоявшись злодейства; позднее с той же нещепетильностью избавил Екатерину от самозванки Таракановой. Но всё это были подвиги закулисные, которые пристойная власть предпочитает публично не превозносить.

Однако во время первой турецкой войны на долю Алексея Орлова нечаянно выпала большая слава. Граф выпросил себе у государыни очередное трудное задание: поднять в Греции антитурецкое восстание. По своему положению он был назначен номинальным командующим русской эскадры, отправившейся в Средиземное море, чтобы тревожить врага с тыла, притом что кораблями Орлов командовать не умел и, кажется, вообще на море до того не бывал. С восстанием у графа ничего не вышло, но по счастливому стечению обстоятельств русский флот (которым на самом деле руководили два боевых адмирала – Спиридов и Эльфинстон) одержал блестящую победу при Чесме. Вся заслуга досталась Алексею Григорьевичу. Он получил имя Орлова-Чесменского и на время сделался главным героем империи. Французский дипломат Сабатье де Кабр в то время писал: «Граф Алексей Орлов – самое важное лицо в России… Екатерина его почитает, любит и боится… В нем можно видеть властителя России».

Но удачливости и напора в этом человеке было больше, чем ума. Понаблюдавший за ним император Иосиф счел графа «нахрапистым, прямолинейным и ограниченным». Скоро чесменский герой утомил царицу своими претензиями, и она сочла за благо держать его подальше от двора, так что «властителем России» он не стал.

Вот, собственно, и вся екатерининская плеяда главных государственных деятелей. У Петра соратники были и многочисленней, и ярче. Вероятно, дело в том, что тому государю не приходило в голову считаться с кем-то величием и славой, а тщеславная Екатерина желала сиять одна.

Еще не придя к власти, а лишь мечтая о ней, молодая Екатерина собиралась перевернуть горы. «Я желаю, я хочу лишь добра стране, куда бог меня привел; слава страны – моя собственная слава; вот мой принцип; была бы очень счастлива, если бы мои идеи могли этому способствовать. Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты, – вот принцип, от которого я отправляюсь. Власть без народного доверия ничего не значит для того, кто хочет быть любимым и славным; этого легко достигнуть: примите за правило ваших действий, ваших уставов благо народа и справедливость, неразлучные друг с другом, – свобода, душа всех вещей, без тебя все мертво. Я хочу, чтоб повиновались законам, а не рабов; хочу общей цели сделать людей счастливыми, а не каприза, не странностей, не жестокости». В сущности, история этой правительницы, исполненной самых лучших намерений, трагична, ибо представляет собою цепь сплошных разочарований и полный отказ от всех идеалов. Деяния Екатерины, направленные не на величие империи (о котором в вышеприведенной сентенции ни слова), а на «благо народа и справедливость», были немногочисленны и, в общем, малозначительны. Гора родила мышь.

А между тем огромная, бедная, плохо устроенная страна очень нуждалась в переустройстве. В ней ничто нормально не работало. Порядка и стройности в этом государстве было меньше, чем в империи Чингисхана, которую когда-то брал за образец для подражания Иван Третий. Даже высшая власть, главный и единственный стержень этой рыхлой конструкции, не имела ясных полномочий и правила страной в «ручном режиме», часто хватаясь за второстепенные дела и упуская важные.

Центрального правительства как такового не существовало. Исполнительная и законодательная функции не были толком разделены, не имелось и единой системы законов. Суды работали плохо, не справляясь с потоком дел. В начале екатерининского царствования Юстиц-коллегия докладывала, что нерассмотренных дел накопилось за шесть тысяч, причем некоторые «висели» уже более полувека.

Еще хуже было на периферии, где царили произвол и беспорядок. А ведь держава была обширной и подавляющее большинство населения жили под властью местного начальства, почти не контролируемого сверху.

Военно-бюрократическая империя, созданная Петром Великим, сильно хромала на вторую ногу: была недостаточно и бестолково бюрократической.

Таким образом, неотложными задачами для России – даже если оставить в стороне «общую цель сделать людей счастливыми» – были реформы в области центральной власти, местной администрации и правовой системы.

Екатерина очень хорошо это сознавала и в первом же своем манифесте – о восшествии на престол – торжественно заявила, что установит «законы к соблюдению добраго во всем порядка».

Я уже коротко упоминал об административном проекте Никиты Панина, разработанном вскоре после переворота. Граф Никита Иванович справедливо указывал, что монарх не может справляться со всем объемом работы по управлению империей, и предложил реорганизовать правительство по шведскому образцу, который хорошо изучил, будучи послом в Стокгольме.

Идея состояла в том, чтобы учредить Императорский Совет, «верховное место», где заседали бы отраслевые министры (само слово тогда еще не вошло в обиход и этих высших чиновников именовали «статскими секретарями» либо «императорскими советниками»). Второй ветвью высшей власти являлся бы Сенат, который сконцентрировался бы на законодательной деятельности и тоже был бы разделен на профильные департаменты.

Если бы проект осуществился, Россия все равно осталась бы неограниченной монархией, но государственные решения разрабатывались бы не царицей с очередным временщиком, за закрытыми дверями, а уполномоченными на то лицами. Панин деликатно называл это мерой «оградить самодержавную власть от скрытых иногда похитителей оныя».

Однако подобного «ограждения» Екатерина как раз и не хотела. В главной своей части, касавшейся Императорского Совета, проект был похоронен, и осуществилось только разделение Сената на шесть департаментов, притом довольно странное. Главное значение приобрели первый департамент, ведавший всеми политическими делами, и четвертый, занимавшийся армией и флотом. Идея о сугубо законотворческой функции Сената не была реализована, и этот орган остался чем-то промежуточным. Реальной властью он не обладал, и со временем императрица почти перестала в нем появляться.

Этим, собственно, вся реформа центрального управления и ограничилась. Нормально работающее правительство с отраслевыми министерствами появится в России уже после Екатерины.

Очень возможно, что одной из причин неуспеха панинской затеи было честолюбие молодой царицы, которой не хотелось ни с кем делиться славой великого реформатора. Дело в том, что у Екатерины возник гораздо более грандиозный план преобразований, но он требовал осторожности и долгой подготовки. И осмотрительности, и трудолюбия, и терпения у императрицы хватало. Она не торопилась.

Как уже говорилось, первые несколько лет у нее ушли на то, чтобы попрочнее усесться на престоле. Наконец, уверившись, что опасности нет, Екатерина взялась за работу и сделала это со всей своей немецкой обстоятельностью.

Не приводить в логическую взаимосвязь старые законы, а разработать новое законодательство, построенное на принципах гуманизма и европеизма, – вот в чем состояла идея, действительно величественная.

Екатерина собственноручно, втайне от всех, написала программу, которую назвала «Наказом». Имелось в виду, что монархиня даст будущим законодателям свой наказ: какого взгляда придерживаться, а те уже разработают кодекс.

«Россия есть европейская держава, – писала ученица Вольтера и Монтескье, – Петр I, вводя нравы и обычаи европейские в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал». Из этого делался вывод, что рецепт благоденствия для России – стать европейской державой не только по одежде, но и по сути. Обширный документ был проникнут духом либерализма и вольномыслия.