Дела внешние
От невмешательства к войне
Кратко резюмируя российскую внешнюю политику эпохи, можно сказать, что она была точь-в-точь такой же, как сам Павел: непоследовательной, переменчивой и саморазрушительной.
Главные события, определявшие общеевропейскую погоду, происходили во Франции. В самой богатой и развитой державе Европы совершилась буржуазная революция. Это был социальный, идейно-психологический и структурный переворот, подобный мощному взрыву, ударная волна от которого прокатилась по окрестным странам и произвела нечто вроде цепной реакции.
Подданные превратились в граждан. Полное обновление национальной элиты вывело на передний план целую плеяду выдающихся государственных деятелей и полководцев. Каждый добился успеха не благодаря голубой крови, а исключительно вследствие собственных талантов. Это были люди дерзкие, бесстрашные, верящие в свою звезду – прирожденные лидеры, не останавливающиеся ни перед какими препятствиями и очень популярные в народе.
Попытки соседствующих монархий подавить революцию не только провалились, но и дали обратный результат. Для защиты революции французам пришлось создавать революционную армию, солдаты которой сражались не за монарха, а за собственные интересы. Вооруженные силы республики быстро росли качественно и количественно, ведь Франция почти с тридцатью миллионами жителей была самой населенной страной Европы, за исключением разве что России, – но, в отличие от последней, обладала гораздо более совершенным мобилизационным механизмом. Русская армия пополнялась за счет подневольных рекрутов, которых еще надо было набрать по российским просторам, отконвоировать к месту службы и потом палками приучать к дисциплине. Французы же впервые стали применять levée en masse, массовый призыв молодых мужчин в армию на время войны. Это позволяло быстро поставить под ружье до 800 тысяч солдат.
Неудивительно, что такой армии повсеместно сопутствовала удача. Череда побед над австрийцами и пруссаками воодушевляла французов. Они перешли от обороны к нападению.
Французские войска триумфально двигались на восток и на юг, и повсюду, куда они входили, появлялись новые республики-сателлиты: три в Италии (Римская, Цизальпинская и Лигурийская), Гельветическая в Швейцарии, Батавская в Голландии.
Всякая революция, особенно если ей приходится сражаться с врагами, в конце концов, приходит к военной диктатуре. Шла по этому пути и Франция. К концу девяностых уже было ясно, кто станет новым Кромвелем: феноменально одаренный, баснословно удачливый молодой генерал Бонапарт. Но этому великому честолюбцу грезились лавры не Кромвеля, а Александра Македонского. Он уверовал, что для него нет невозможного, и всерьез намеревался покорить весь мир.
Дальновидным европейским политикам в то время уже было ясно, что, если французов не остановить, Европу ждет колоссальная катастрофа. Эта имперская экспансия (а республика скоро переименует себя в империю) не могла, в конце концов, не докатиться и до России, владения которой распространялись на полконтинента. Однако Павел вслед за Екатериной не понимал этой опасности. Во всем остальном не согласный с матерью, касательно внешней политики он, как и она, был уверен, что если европейцы истощат друг друга войнами, Россия только выиграет.
Такая позиция соответствовала давним убеждениям Павла, изложенным в ранее упоминавшемся «Рассуждении о государстве вообще». Там цесаревич заявлял, что, поскольку новых земель России не нужно, большую армию держать незачем, а довольно будет ограничиться четырьмя корпусами для охраны границ: северным (против Швеции), западным (против Австрии с Пруссией), южным (против Турции) и восточным (против степных народов).
Правда, трактат был написан еще до Французской революции, однако Павел был не из тех, кто меняет взгляды под воздействием внешних обстоятельств.
Теперь, когда международная ситуация угрожающе изменилась, он ограничился тем, что поместил своих подданных в своего рода идеологический карантин, оградив их от вредоносного французского влияния, и на том успокоился.
Похвальный в иных обстоятельствах пацифизм был ошибкой. В пору, когда следовало готовиться к неизбежной войне, Россия сокращала армию и давала возможность Франции расправляться с врагами по одиночке.
В 1795 году из конфликта вышла Пруссия, в 1797 – Австрия, обе с территориальными и репутационными потерями. Оставалась только Англия, неприступная за Ла-Маншским проливом, но она могла лишь тревожить французов с моря и докучать им торговой блокадой.
Чувствуя свою силу, Директория затеяла неслыханно амбициозное предприятие: завоевание Египта и Ближнего Востока. Ничего подобного европейцы не устраивали со времен крестовых походов.
План принадлежал Бонапарту, который намеревался лично его осуществить. Пладцарм в южном Средиземноморье должен был стать первым этапом еще более гигантоманского проекта: через Красное море добраться до Индии и лишить Британию главного источника ее богатств.
Фантастический, казалось бы, замысел начал как-то очень уж легко осуществляться. Французский флот, обманув сторожившую его английскую эскадру, высадил на египетском берегу 35-тысячную армию, возглавляемую Бонапартом. Блестящий полководец без труда разгромил архаичное мамелюкское воинство, занял Каир и стал готовиться к походу в Сирию.
И тут император Павел вдруг забыл о невмешательстве и преисполнился воинственности.
Нет, он встревожился не из-за турецкой Сирии или британской Индии. Мотивы резкого политического поворота, как обычно у Павла, были эмоциональными, а повод, в общем, малозначительным.
Самодержец всероссийский обиделся на французов за Мальту.
Рыцарский орден, издавна владевший этим средиземноморским островом, переживал тяжелые времена и очень нуждался в покровительстве какого-нибудь могущественного государя.
Посланники ордена объездили все значительные европейские дворы, но монархам было не до мальтийских проблем.
Тогда они обратились к русскому царю, и тот в 1797 году согласился взять остров под свой протекторат. Павлу, воображавшему себя последним рыцарем, очень льстило звание Великого Магистра Ордена рыцарей святого Иоанна Иерусалимского. Он относился к этому титулу очень серьезно и даже не смущался тем, что орден был католическим.
Царь с гордостью носил гроссмейстерские регалии, направо и налево раздавал мальтийские ордена. И вдруг в Петербург пришло известие, что наглый республиканец Буонапарте по дороге в Египет, между делом, захватил Мальту, не позаботившись о том, кто ей теперь покровительствует.
Решение наказать Францию было принято чуть ли не в один день. И сразу начались приготовления к войне – как дипломатические, так и организационные.
По инициативе России была составлена новая антиреспубликанская коалиция, другими участниками которой стали Англия, Австрия, Швеция, Неаполитанское королевство, Бавария и Турция (во владения которой вторгся Бонапарт). Пруссия после недавних поражений благоразумно осталась в стороне.
Война должна была разразиться сразу на нескольких фронтах.
На севере русский экспедиционный корпус при поддержке англичан и ганноверцев нападет на «Батавскую республику».
На западе, в Германии, удар нанесут австрийцы и баварцы.
На центральном театре, в Швейцарии, будет наступать союзная русско-австрийская армия.
В Италии главные русские силы очистят от французов Апеннинский полуостров.
К сухопутным операциям прибавятся морские. В Атлантике и западной части Средиземного моря будет действовать английский флот, в восточном Средиземноморье – русско-турецкий.
Доля русского участия получалась непропорционально высокой, а разброс сил для сократившейся армии слишком обширным, но в целом проект выглядел очень внушительно, тем более что лучшие французские войска с грозным Бонапартом находились за морем и вернуться оттуда не могли: 1 июля 1798 года адмирал Нельсон уничтожил республиканскую эскадру у египетского берега, в заливе Абукир.
