Почти случайно захватив власть, она совершенно растерялась, не зная, как управлять империей. Будучи женщиной умной, Екатерина, конечно же, понимала, что ее друзья-гвардейцы для этого непригодны. Она щедро их наградила, но в правительство не позвала. Деятелям прежней эпохи – Бестужеву, Воронцову, Шуваловым – она не доверяла. Единственным зрелым, знающим и притом «своим» человеком для нее был Панин, опытный дипломат, а в последние два года главный воспитатель наследника.
Долгое время прожив в Европе, Никита Иванович проникся идеями Просвещения, что делало его единомышленником Екатерины (чуть ли не единственным в тогдашней России). Как и она, он верил в полезность правового государства, в свободу торговли, любил порассуждать о вреде крепостного права. Человек это был достойный, с принципами и обладал эксцентричной для своей среды чертой – неалчностью. Когда царица пожаловала Панину девять с половиной тысяч крестьян, тот почти половину передарил своим подчиненным, что невероятно поразило современников.
Недостатком Никиты Ивановича были леность и сибаритство. Французский автор Жан-Шарль Лаво, один из первых описателей екатериниской эпохи, рассказывает про графа: «Он очень любил еду, женщин и игру; от постоянной еды и сна его тело представляло одну массу жира. Он вставал в полдень; его приближенные рассказывали ему смешные вещи до часу; тогда он пил шоколад и принимался за туалет, продолжавшийся до трех часов. Около половины четвертого подавался обед, затягивавшийся до пяти часов. В шесть министр ложился отдохнуть и спал до восьми. Его лакеям стоило большого труда разбудить его, поднять и заставить держаться на ногах. По окончании второго туалета начиналась игра, оканчивавшаяся около одиннадцати. За игрой следовал ужин, а после ужина опять начиналась игра». Пишут, что государственными делами Панин занимался не более часа в день.
И тем не менее в течение двух десятилетий Никита Иванович вполне успешно руководил российской дипломатией, а также довольно активно – по крайней мере вначале – пытался влиять на внутреннюю политику империи. Это он уберег Екатерину от рискованного шага – брака с Григорием Орловым. Когда вопрос обсуждался на Государственном Совете и никто не решился перечить царице, Панин сказал: «Императрица может поступать, как ей угодно, но госпожа Орлова никогда не будет императрицей российской». И Екатерина послушалась: совет был мудр.
Но вскоре Панин стал убеждать ее учредить новый правительственный орган, Императорский совет, в который входили бы несколько «статс-секретарей», полномочных министров. Екатерина сначала подписала указ, однако, поразмыслив, его разорвала, сказав, что такой кабинет «со временем поднимется до значения соправителя, слишком приблизит подданного к государю и может породить желание поделить с ним власть» (чего, несомненно, и добивался Панин). Его вера в верховенство закона и формальных установлений противоречила принципу самодержавия, и Екатерина с ее осторожностью всё дальше расходилась с былым единомышленником. «Когда хочешь рассуждений и хороших общих принципов, – писала она, – нужно советоваться с Паниным, но отнюдь не в делах частных, ибо тут он начинает увлекаться и так как он очень упрям, то он только введет вас в заблуждение. Его доля – дела иностранные».
Никита Панин. В. Боровиковский
Но со временем и в иностранных делах меж царицей и ее ментором стали обнаруживаться разногласия. Панин был убежденным сторонником союза с Пруссией, Екатерина же с 1780 года (пообщавшись с австрийским императором Иосифом, который, как уже говорилось, сумел найти ключ к ее сердцу), предпочитала ориентироваться на Вену. К этому времени Панин давно уже ее раздражал, и она была уверена, что понимает европейскую политику гораздо лучше. К тому же Екатерину тревожило, что Никита Иванович близок к наследнику: не замыслит ли старый интриган привести давно уже совершеннолетнего Павла к власти?
В 1781 году граф «испросил себе отпуск» (эвфемизм для отставки) и удалился в свое поместье, а вскоре после этого умер.
В восьмидесятые и девяностые годы Панина заменил деятель совсем иного калибра и свойства, более соответствовавший требованиям зрелой, уверенной в себе правительницы. Это был человек одаренный, огромной работоспособности и аккуратности, но лишь исполнявший приказы государыни и не помышлявший о самостоятельности.
Александр Андреевич Безбородко (1747–1799), родом украинец, попал к императрице в личные секретари около 1775 года и поразил ее двумя ценными качествами: феноменальной памятью и даром быстро составлять любые официальные бумаги, вплоть до самых сложных.
Это был идеальный для Екатерины помощник: он умел коротко и ясно излагать суть дела, схватывал на лету сказанное императрицей и затем придавал этой мысли чеканные формулировки.
Рассказывают, что однажды его истребовали во дворец с указом, который Безбородко обещался составить. На беду секретарь запил (была у Александра Андреевича эта неоригинальная слабость) и документа не приготовил. Он кое-как протрезвился, окатившись ледяной водой и пустив себе кровь, нарядился, понесся к царице. Та спросила, готов ли указ. Безбородко с поклоном достал бумагу и прочитал вслух текст, вызвавший у Екатерины полное одобрение. Но когда она велела дать ей бумагу, чтобы взглянуть еще раз глазами, оказалось, что лист пуст. Секретарь импровизировал.
Поначалу Безбородко был только секретарем, затем докладчиком, а после отставки Панина стал главной фигурой дипломатического ведомства. Екатерина рассудила, что ей там нужен не генератор идей, а добросовестный чиновник.
И, тем не менее, не следует считать Александра Андреевича всего лишь безвольной тенью императрицы. Безбородко был человеком весьма непростодушным, сильно отличаясь этим от знаменитого петровского кабинет-секретаря Макарова.
Во всякой единовластной системе истинное влияние чиновника определяется теснотой общения с властителем, а тут с Безбородко не мог соперничать никакой фаворит. Другая истина состоит в том, что лицо, подбирающее для правителя рабочую повестку и докладывающее о насущных делах, часто становится хвостом, который вертит собакой. Нет сведений о том, что Безбородко проводил ту или иную политическую линию, но он, безусловно, использовал «близость к телу» для укрепления своего положения и во времена Потемкина считался второй по важности персоной империи. Взяток Безбородко не брал, да в установленной Екатериной системе стимулирования, в том и не было необходимости. Будь мил государыне – и получишь больше, чем наворовал бы. Поэтому Александр Андреевич имел и чины, и графский титул, и десятки тысяч крепостных, и огромное богатство – всё было обретено самым что ни на есть легальным образом.
А. Безбородко. И.-Б. Лампи-Старший
Однако в последние годы положение Безбородко сильно пошатнулось, потому что фаворит Зубов не желал терпеть подле матушки-царицы других конфидантов, а Екатерина своему любимому «резвуше» ни в чем не отказывала. Осторожный украинец не стал открыто конфликтовать с временщиком, а принялся ждать своего часа. И час этот со временем пришел.
Алексей Орлов. Неизвестный художник. XVIII в.
Наконец, перечисляя соратников Екатерины, нельзя пропустить Алексея Орлова, тем более что этот энергичный честолюбец очень стремился вершить государственные дела. Императрица его ценила, но не слишком приближала. Во-первых, несколько побаивалась (Алексей Григорьевич действительно был человек опасный), а во-вторых, видимо, самый его вид навевал на ее величество неприятное воспоминание об убитом муже.
