Это должно было когда-нибудь прекратиться. Эта непрестанная, ноющая, напоминающая неутоленный голод тоска не могла длиться вечно. Да и кто в состоянии это вытерпеть? Если бы не надежда на то, что однажды он перестанет тосковать по Гарри, Драко наложил бы на себя руки.

Он постарался вновь возненавидеть Гарри — и не сумел. Ненавидеть Гарри было равносильно тому, что ненавидеть дождь, который льется тебе за шиворот. Гарри не творил зла. Он был настолько невинен, трогателен и обожаем, что никакие силы не сумели бы заставить Драко вновь возненавидеть его.

Да разве я его когда-нибудь ненавидел?

Но, конечно, Гарри Поттер был последним человеком на земле, которому Драко поведал бы об этом.

На следующий же день после их неожиданного полупримирения и обоюдной поддержки на зельях Драко попытался восстановить «статус кво». Ему даже удалось протретировать Гарри целый день. Но в пятницу случилось непредвиденное.

Занятия у своего курса они решили вести по очереди; первая пятница выпала Драко. В этом году курс зелий перекликался с Защитой от Темных Сил — изучали Симпатические зелья.

Когда Драко вошел в класс, по рядам семикурсников прокатился шепоток. Ему внезапно стало страшно — нет, это было не похоже на волнение перед первым уроком у второго курса. Драко вдруг понял, что с этими людьми он совладать не сможет.

Он начал было говорить, но поднявшийся шум не дал ему продолжать. Нет, это был не ор и не галдеж, не насмешки в его адрес — это был такой шум, который говорил: «Ты нам не учитель, и чихать мы на тебя хотели».

Драко смолк, чувствуя, как против воли загораются яркие красные пятна на скулах и подступают к горлу бессильные слезы. Кое-кто из слизеринцев еще поглядывал с сочувствием, и еще Грейнджер недовольно шикала на своих одноклассников, но большинство продолжало жестоко и целеустремленно доказывать ему его собственное ничтожество. Он не хотел — просто случайно так вышло, что он метнул взгляд на Гарри, и в этом взгляде, наверное, Поттер прочитал просьбу о помощи.

— Тишина в классе! — неожиданно сильно и властно произнес он, поднимаясь на ноги. Драко откинул волосы с лица, овладевая собой, а Гарри подошел к нему и встал рядом, словно они были рыцарями, готовящимися к битве.

С этого дня они стали вести у семикурсников вместе.

Нет, ад был бы еще терпим, если бы не постоянные попытки Поттера завязать с Драко дружеские отношения.

Среди белого дня он еще мог бороться, но по ночам, сжавшись в комок под одеялом, он не мог заткнуть ноющий голосок, который твердил, что дружба лучше, чем равнодушие, что он будет рядом с Гарри, сможет смотреть на него, касаться его руки, даже обнимать его… И только стены префектской спальни знали, чего стоило Драко заткнуть этот внутренний голос. Малфои не довольствуются жалкими объедками.

В голове вспыхивали и гасли десятки безумных планов. Пробраться ночью в спальню Поттера и соблазнить его. Начать тонкую психологичную игру с тем, чтобы отбить Гарри у Вельгельмины. Прикинуться другом Гарри, напоить его как-нибудь по случаю и трахнуть. Подкараулить Гарри в коридоре и взять его силой.

Хоть как-то согласовывался с неписаным кодексом поведения Малфоев план стать шпионом Вольдеморта и в награду за хорошую работу потребовать Поттера в личное распоряжение. Если бы не воспоминание о Патрике Лестранге, наверное, Драко именно так бы и поступил.

Наконец, в его измученную бессонницей и неотступными мыслями о Гарри голову пришло единственно разумное решение — нужно отвлечься.

Нужно отвлечься, развлечься и заодно выяснить, не разучился ли он еще соблазнять людей. Начать Драко решил с самой близкой мишени — Малькольма Бэддока.

Конечно, Малькольма достаточно было пальцем поманить. Но Драко решил, что грубо действовать не будет, а немного с ним поиграет. И если он еще не утратил способности получать удовольствие от людей, которые не являются Гарри Поттером, он переключится и на более сложные объекты. Например, на кого-нибудь из этих весьма симпатичных ребят-драконозаводчиков.

План был принят к исполнению в тот же вечер. Устало потирая переносицу, Драко попросил Малькольма заглянуть к нему в комнату. Когда мальчик зашел, поминутно то краснея, то бледнея, Драко попросил его почитать вслух. Малькольм изумленно захлопал длинными чернильными ресницами. Снисходительно улыбаясь, Драко объяснил, что у него очень устали глаза, а читать хочется.

Расположившись на кровати, в пижамных штанах и рубашке, расстегнутой ровно настолько, чтобы была видна изящная шея, красиво очерченные ключицы и немного белой кожи на груди, босоногий, Драко жестом повелителя предложил мальчику сесть в ногах и протянул ему книгу. Артюр Рембо, «Стихотворения».

— Почитаешь мне? — он раскрыл книгу будто бы наугад, но на самом деле — в точности там, где ему было нужно. Малькольм сглотнул, кивнул, взял томик в руки и начал читать.

Кажется, никто и никогда не учил Малькольма декламации. Впрочем, его семья, хотя и чистокровная, была вроде Уизли, разве что уступая последним по количеству отпрысков. Возможно, именно поэтому в семье Бэддоков было больше денег.

Но голос у него был славный — срывающийся, мальчишеский, от волнения чуть хрипловатый. «Наверное, — со смесью грусти и досады подумал Драко, — я теперь навсегда останусь любителем девственных неуверенных в себе юношей с темными волосами и глазами цвета драгоценных камней».

Малькольм прочел уже стихотворения три, наверное, когда Драко спросил:

— Ты знаешь французский?

— Нет, — ответил тот. Драко подсел к нему сзади и с удовлетворением отметил, что мальчишка задрожал.

Проведя пальцем по странице — это было замечательное издание Рембо, где на левой половине разворота был напечатан французский текст, а на правой — английский перевод, Драко начал читать «Первый вечер» по-французски. Его негромкий голос звучал Малькольму в самое ухо, и реакция того была по всем признакам настолько бурная, что Драко с трудом удержался от улыбки. Пожалуй, если он будет продолжать в том же духе, мальчик кончит от звука его голоса.

— Тебе пора спать, — сказал Драко, закончив чтение. Малькольм кивнул и слез с кровати.

— Так я пойду?

— Конечно, — светло улыбаясь, ответил Драко.

— Спокойной ночи, — пробормотал Малькольм и вышел.

Следующая крупная атака на мальчика была предпринята после очередной тренировки, хотя, конечно, Драко продолжал играть с Малькольмом постоянно, испытанным способом — перемежая кокетство с периодом ледяного равнодушия. Суть атаки заключалась в том, чтобы показать мальчику — уверенный в себе, сильный и взрослый Драко Малфой тоже нуждается иногда в заботе и защите. От непривычной работы вратаря — оказалось, что кваффл очень тяжелый и сильно бьет по рукам, когда его ловишь — у Драко стали вылетать суставы запястий, а также — очевидно, из солидарности, — суставы лодыжек. Поскольку делать бандажи самому себе, как оказалось, довольно сложно, Драко попросил об этом Малькольма. Блэйз тоже рвалась помочь, но Драко, коварно и вместе с тем нежно улыбаясь, сказал, что ему приятнее прикосновения мужских рук.

— Мы идем? — властно спросил Драко, оглядываясь на команду. Из раздевалки вынырнули припозднившиеся Розье и Причард — странно, а ведь они вроде даже раньше всех пришли, подумал Драко, с неожиданным интересом поглядывая на одноклассников. Тоже, что ли… братья по разуму?

Команда вышла на поле, семь метел взлетели в воздух, и тренировка началась.

Только на тренировках Драко отключал свое обаяние и становился неумолимой машиной, запрограммированной превратить Малькольма Бэддока в высококлассного Ловца. Но Бэддок, то ли влюбленный, то ли просто одолеваемый гормонами, реагировал на каждое прикосновение и даже взгляд Драко, и это не особенно помогало. В конце концов, когда снитч пролетел мимо Малькольма, практически задев крылышками кончик его носа, а мальчик не смог его поймать, Драко отдал команду снижаться.