– Кто это? – спросила Белль.
– Мадлен О’Рурк.
– Репортер?
В подписи к фотографии указывалось ее имя – Хели Токата.
Глава 37
Наслаждайся обществом друга. Он не вечно будет с тобой.
Элизабет Стайлс. Пение в пустоте (1221 г.)
Я отправила сообщение Алексу, рассказав о фотографии Хели Токаты и предложив поискать данные о ней. Ответ пришел через несколько часов: «Спасибо. Действительно, она. Не могу поверить, что я это упустил».
Наконец мы прибыли в область поисков. «Капеллу» ожидали через четыре с небольшим дня. Я сообщила на «Бесстрашный», что мы прибыли на место, и выяснила, что происходит с моими командирами эскадрилий. Четверо из шестерых, судя по всему, еще не долетели.
Никаких признаков движения в небе, конечно же, не наблюдалось – мы были слишком далеко друг от друга и не могли увидеть ничего невооруженным взглядом. Я стала изучать материалы, собранные Алексом: он добавил в библиотеку «Белль» не только несколько книг, но и тысячи эссе, отчетов, журналов и дневников. Белль предложила свою помощь, но Алекс уже поручил ей заняться другими, более насущными поисками. Знакомых имен не обнаружилось, и я выбрала книгу под названием «Золотые перспективы» – исторический труд Марсии Хэдрон, нашей современницы, жившей на Токсиконе. Я не знала ее, но это не означало, что она была плохо известна в своей области, – хотя бы потому, что, несмотря на свою работу, я не настолько уж начитанна. Исследования Хэдрон принесли ей несколько премий.
В книге описывались археологические экспедиции, отряженные на поиски артефактов начального периода космической эры – Золотого века. Бэйли удостоился целой главы, но Хэдрон почти не упоминала ни о «Доме в прериях», ни о Дмитрии Зорбасе. Тем не менее я дошла до конца главы, и по мере чтения мое уважение к Бэйли непрерывно возрастало. Он описывался как человек, способный вдохновлять других, совершивший великие открытия и при этом постоянно подчеркивавший заслуги своих коллег. «Все его любили, – пишет Хэдрон. – Он отличался удивительным бескорыстием, хотя представителям его профессии всегда было свойственно непомерное самомнение».
– Знаешь, – сказала я Белль, – такое часто говорят о физиках, писателях, юристах, актерах, но никогда – о врачах.
– Может, потому, что врачи могут серьезно навредить пациенту, который их критикует? – ответила Белль.
Имя Бэйли еще несколько раз встречалось на страницах книги, но я не нашла ничего о поисках артефактов с «Аполлонов»; Хэдрон лишь выражала сожаления в связи с тем, что их так и не удалось обнаружить. Она отвергала «миф о Дакоте» (ее собственное выражение) и была почти уверена, что воры вынесли артефакты из Хантсвилла.
– У меня есть кое-что интересное для тебя, – сказала Белль. – Артефактов это не касается, но все равно звучит интригующе.
– Что именно? – спросила я.
– Фрагмент докторской диссертации молодой женщины, которая ссылается на Лучану Моретти. Судя по всему, Бэйли и Саутвик занимались раскопками в Тюратаме.
– Где?
– Это русский стартовый комплекс. Космодром Байконур. Именно оттуда запустили на орбиту первый спутник в пятидесятых годах двадцатого века – точная дата нам неизвестна. Так или иначе, по имеющимся сведениям, двадцать лет назад Бэйли и Саутвик снарядили туда экспедицию. Формально ее возглавил Саутвик, который предоставил средства. Несколько участников отправились на плоту по Сырдарье, тамошней реке, и какое-то существо атаковало их на воде. О самом существе нет сведений, но один человек погиб. Бэйли, однако, поступил героически: отогнал тварь шестом и спас жизнь троим, в том числе Саутвику.
– Удивительно, – заметила я. – В разговорах с нами Саутвик об этом не упоминал.
– Я тоже удивлена.
– Возможно, дело в чувстве собственного достоинства у мужчин. Ты барахтаешься в воде, а кто-то рядом отбивается от аллигатора: картина не слишком красивая. В Тюратаме есть аллигаторы?
– У меня нет данных.
– Большинство людей на его месте, – сказала я, – вероятно, заявили бы, что орудовали веслом или еще чем-нибудь. Как бы то ни было, Бэйли все равно смотрелся лучше.
Кое-что нашлось также в мемуарах Тревора Накады под названием «Жизнь среди руин». Накада, тоже археолог, по большей части работал в Азии, но начинал он вместе с Бэйли и Саутвиком – добывал артефакты из Белого дома. Книга содержала немало фотографий той подводной экспедиции; почти на всех главное место занимал сам Накада. На одном из снимков он стоял между двумя молодыми женщинами, держа с помощью куска ткани нечто подносообразное. Одна женщина только что сняла ласты, на другой была широкополая шляпа, скрывающая лицо. Подпись гласит: «В руках автора – только что обнаруженное блюдо возрастом в девять тысяч лет. Слева от него – Маргарет Вудс, справа – неизвестная участница экспедиции».
Неизвестной участницей вновь оказалась Мадлен.
У Белль моргнула лампочка.
– Входящее сообщение, – сказала она. – С «Бесстрашного».
Это оказался Джон: «Несколько кораблей не успевают добраться в срок, так что слегка меняем позиции». Подтвердив прием, мы переслали информацию командирам эскадрилий, уже прибывшим на место. Трех кораблей все еще недоставало.
Примерно за сорок часов до ожидаемого появления «Капеллы» доложили о прибытии два последних корабля из моей группы.
Я редко бываю одна на «Белль-Мари». Белль составляет мне какую-никакую компанию, но когда рядом есть еще одна живая душа – это совсем другое. Во время того полета я занималась на тренажерах больше обычного, ела в основном на мостике, а после первой ночи спала в пассажирском салоне. Что угодно, лишь бы нарушить существующий порядок.
Я постоянно думала о том дне, когда впервые поднялась на борт «Белль-Мари» – с мамой, в те времена работавшей пилотом у Гейба. Гейб только что купил яхту на замену «Следопыту», которым владел много лет, и меня взяли в первое путешествие – короткий полет до Лары. Мне было двадцать лет, и в тот день я решила, что пойду по стопам матери, которой так нравилось ремесло пилота. Несколько лет спустя, когда мама решила вернуться домой и зажить обычной жизнью, Гейб с неохотой взял на освободившееся место меня – наверняка из желания ее порадовать и в надежде, что вскоре избавится от меня. Но все сложилось удачно, и я работала с ним полтора года, прежде чем он поднялся на борт «Капеллы». В обычных обстоятельствах он взял бы «Белль-Мари», но перелет предстоял долгий, и Гейб решил устроить себе нечто вроде отпуска. В итоге он сел на круизный лайнер и исчез навсегда. У меня возникла мысль: может быть, он просто не решался на длительный полет со мной? Но мама сказала, что ему нравились большие круизные суда и в таком поступке нет ничего необычного.
Когда год спустя Гейба, вместе с другими пассажирами и членами экипажа, объявили погибшим, Алекс унаследовал «Белль-Мари», которая стала официальным транспортным средством корпорации «Рэйнбоу».
Мне нравилось работать с Гейбом. Не хочу сказать ничего плохого об Алексе, но с его дядей было легче общаться, и вел он себя дружелюбнее. Казалось, его интересовало абсолютно все. Он любил поговорить об истории, политике и религии, но никогда не злился, если с ним не соглашались. Пожалуй, ему даже нравилось выслушивать возражения, и он всегда был готов к этому. Пару раз мне чуть ли не удалось заставить его поменять свое мнение. Он считал или делал вид, будто считает, что для человечества станет лучше, если все будут пребывать в легком подпитии. «Люди делаются намного внимательнее и дружелюбнее, когда немного выпьют, но именно немного. Проблема в том, что не каждый способен себя контролировать».
У него было множество подружек, которых он порой даже брал в экспедиции. Сперва я чувствовала себя слегка неловко, находясь наедине со столь любвеобильным мужчиной внутри звездолета, но он никогда не выходил за рамки приличий. Я была только пилотом, и если он хотел взять с собой в полет женщину, то делал это. Я стала расспрашивать маму, но та лишь улыбнулась. «Есть вещи, которые невозможно изменить, – сказала она. – Но насчет него не беспокойся».