Алекс бросил страдальческий взгляд в мою сторону.
– Хуанита, я понимаю вашу озабоченность и знаю, что Джон Краус не станет рисковать жизнями пассажиров. Но проблема намного сложнее, чем может показаться. Прошу прощения, но помочь ничем не могу.
– Ясно. – На лице ее появилось выражение крайнего разочарования. – Жаль.
– Наверное, не стоит беспокоиться насчет излишнего риска.
– Есть еще кое-что. Мы требуем, чтобы на борт корабля поднялись двое добровольцев и остались там, когда он снова нырнет. Пассажиры должны знать, что происходит. Вы с самого начала играли заметную роль в этом деле, и мы рассчитываем на вашу помощь.
– В смысле – вы хотите, чтобы я отправился на «Капеллу»?
– Это может спасти ситуацию, господин Бенедикт.
Я посмотрела на него и покачала головой: «Только не вздумай». Он закатил глаза:
– Хуанита, это не слишком удачная мысль. У СПГ будет радиосвязь с капитаном Шульц, и, думаю, они сообщат все, что потребуется.
– Что ж, – сказала она, – похоже, вы больше уверены в этих людях, чем я.
– Возможно, я просто лучше их знаю.
Холодно попрощавшись, она исчезла. Алекс пронзил меня лазерным взглядом:
– Ты ведь не думала, что я в самом деле соглашусь на такое?
– Практически не сомневалась, – ответила я.
– Рад, что веришь в меня.
Глава 10
Ценность добычи часто состоит в ее неуловимости. На самом деле мы больше всего хотим обладать тем, чего нет ни у кого.
Салазар Кестер. На охоте (4211 г.)
По мере того как близилось время встречи с «Капеллой», росло волнение среди журналистов и общественности. Повышался интерес к другим потерянным кораблям. Саболь и Кори Шаво, две девочки, спасенные с «Неустрашимого», снова стали попадать в новости. «Неустрашимый» покинул французскую базу на Брандизи восемь тысяч лет назад, однако его пассажиры остались живы, причем для них прошло всего несколько недель.
К несчастью, чтобы поравняться с кораблем, потребовалось слишком много времени и удалось спасти только двух девочек, прежде чем корабль снова увлекло назад. Саболь было тринадцать, Кори – на три года меньше. Вероятно, они стали самыми юными гостями, когда-либо приходившими к Чарльзу Кеффлеру на его шоу.
«Как вы себя чувствовали, – спросил их Кеффлер, – оказавшись в таком необычном месте?»
«Мне было страшно, – ответила Саболь. – Мы выросли на Брандизи, где жило всего несколько тысяч человек. А тут много народу – и ни одного знакомого».
«Хуже всего, – добавила Кори, – что папа остался на „Неустрашимом“. И это не „Капелла“, которая появляется каждые пять с половиной лет. – Она утерла слезу с щеки. – „Неустрашимый“ не вернется еще шестьдесят пять лет».
Обе девочки прекрасно овладели стандартным языком, но древний акцент все же чувствовался. Никто не спутал бы их с местными уроженцами.
«Мне очень жаль, – сказал Кеффлер. – Уверен, ваши спасители сделали все, что могли».
«Да, – кивнула Саболь. – Нас перенесла с корабля Дот Гарбер. Но потом она отправилась за другими, и ее утащило».
«Вы ведь живете у дочери Дот?»
«Да. Она очень добра к нам. Настоящее чудо».
«Полагаю, Саболь, многие сказали бы то же самое о вас с Кори».
Обе улыбнулись и покраснели. Кори на мгновение закрыла глаза.
«Знаете, мне до сих пор трудно поверить. Прошло чуть больше года после нашего отлета с Брандизи, и вот мы оказались там, где в то время ничего не было. Нам говорят, что Брандизи больше нет и никто там не живет. Трудно смириться с тем, что нет больше тех, кого мы знали с детства, нет дома, где мы жили, нет наших друзей. Уже несколько тысяч лет. Не могу поверить. Хуже того, никто, кроме нас, – она взглянула на сестру, и та кивнула, – никто, кроме нас, не знает, что все это вообще было».
На глазах у нее снова выступили слезы.
«Что ж, – заметил Кеффлер, – по крайней мере, вы с Саболь о них помните. И пока вы с нами, их не забудут».
Хотя у Бэйли не было аватара, в сети я нашла немало упоминаний о нем. Вплоть до 1416 года он присутствовал почти на всех археологических мероприятиях – конвентах, официальных обедах, конференциях, университетских стратегических совещаниях и так далее. Он получал награды, читал лекции, выступал в роли ведущего, вручал премии – обычно на Земле, но иногда и на Окраине. Естественно, прямой связи между сетями двух планет не существовало, поэтому сведения с Земли приходилось доставлять в записи.
Не оставалось ни малейшего сомнения, что все его любили. Каждый раз его приветствовали бурными аплодисментами. Люди толпились вокруг, пожимая ему руку, шепча ободряющие слова, фотографируясь с Бэйли. Невероятно, но на ужине по случаю вручения наград в университете Полгар, на Альпийских островах, на мгновение мелькнул беседовавший с ним Гейб.
В свои молодые годы Бэйли выглядел весьма импозантно – невысокий, с густыми волосами, голубыми глазами и улыбкой, от которой, казалось, становится светлее. Он шутил над самим собой, описывая, как он вслепую блуждал по разнообразным местам раскопок – и каждый раз делал удачные находки, поскольку всегда путешествовал в компании умных людей.
«Можно сказать, мне повезло, – говорил он, выступая в музее Кабро в Сент-Луисе. – Мы всегда старались спасать прошлое, хранить память о нем – собственно, как и полагается археологам. И вряд ли я сумел бы чего-то достичь без таких людей, как присутствующие здесь сегодня Лоренс Саутвик и Энн Винтер. Энн, Лоренс, встаньте, пожалуйста».
Все разразились аплодисментами.
Мне понравились выступления Бэйли, его искрометное чувство юмора и добродушный нрав. Но в первую очередь бросалась в глаза его увлеченность историей. Когда в белградском Лугановском музее Бэйли показали вазу девятнадцатого века, глаза его загорелись – ему явно хотелось к ней прикоснуться. Сотрудники музея не возражали, и наконец он дотронулся до вазы кончиками пальцев, словно до священной реликвии. Перед ним даже извинились, объяснив, что разрешили бы ему взять вазу с собой, если бы могли.
Я просмотрела записи путешествий Бэйли к Великим пирамидам и на Греческие острова. Со слезами на глазах он стоял перед правительственным зданием, находящимся на месте Акрополя. «Трудно поверить, – сказал он интервьюеру, – что мы могли поступить столь глупо». Акрополь, естественно, был разрушен в Темные века, подробности этого события неизвестны.
«Самое главным нашим достижением, – заявил он, выступая в Андикварском университете, – стали полеты к другим планетам. Именно они открыли для нас Вселенную. Всем этим мы обязаны мужчинам и женщинам, благодаря которым полетели „Аполлоны“, – особенно тем, кто подверг риску собственную жизнь, а иногда и отдал ее, участвуя в полетах. Именно с них все началось. Как только мы ступили на Луну, путешествия к Окраине, Деллаконде и на край Галактики стали неизбежными. Мы знали, что на это потребуется время, и даже расстояние до Марса будет сперва казаться чудовищным, а впереди нас ждет холодная пустота космоса. Но это было лишь начало, и в душе мы понимали, что не остановимся ни перед чем. – Он замолчал и окинул взглядом аудиторию. – От Золотого века мало что осталось: это огромная потеря. Чего бы мы не отдали, чтобы подержать в руках шлем, который был на Алане Шепарде во время его первого судьбоносного полета!»
Он побывал в Коранте, городе, где находилась штаб-квартира Мэри Лэтвин, вновь принесшей свет миру, погруженному во мрак Темных веков. На одном из снимков Бэйли стоял возле статуи Лэтвин с ее девизом на постаменте: «Никогда больше».
Бэйли и его команду можно было увидеть в различных местах раскопок, где они находили артефакты, на торжествах по случаю полета к телескопу Хэдли, который до сих пор находится на орбите, хотя не используется уже три тысячи лет. Хэдли первым открыл некоторые предпосылки Большого взрыва.
Бэйли любил отмечать разные события. Находка артефакта или многообещающего места для раскопок, перевод надписи на давно забытом языке, даже возможность спрятаться под крышу до начала дождя – все это становилось поводом поднять бокал.