Супермен и Бэтмен, вероятно, появились в двадцать четвертом веке и всегда присутствовали в памяти людей, кроме короткого периода внутри Темных веков.

Мы присоединились к экскурсии. Женщина-гид объясняла, почему так много было утеряно, рассказывала, что все это активно восстанавливается уже много столетий и что процесс, вероятно, не закончится никогда.

– Первые колонисты, которые отправились на другие планеты, – сказала она, – взяли с собой немало вещей, особенно книг и фильмов. Наверняка многие из них остались там, но нам так и не удалось собрать все воедино.

Какой-то подросток поинтересовался, почему еще не объединены данные из интернета.

– Прошло ведь несколько тысяч лет, – заметил он.

– Думаю, дело в том, что данных становится все больше, – рассмеялась гид. – Информация продолжает накапливаться. Не знаю, какие усилия нужны для выяснения того, чего недостает в нашей системе. Вот еще одна проблема: зачастую не только утрачивается информация, но и забывается сам факт ее существования. Со временем не остается никаких сведений о потерях. Есть хорошая идея – покопаться в других информационных системах, но мы не всегда знаем, что искать. Как правило, находки совершаются случайно. К примеру, нам неизвестно, сколько всего пьес написал Шекспир. Когда мы обнаружили «Виндзорских проказниц», никто о них даже не слышал. Для нас это оказалось настоящим потрясением. Пьеса нашлась в Городе-на-Скале, а здесь никто не видел даже упоминаний о ней.

– А вдруг где-то там есть и другие его пьесы?

– Возможно, – ответила гид. – Мы надеемся на это. Наши люди путешествуют по всем планетам Конфедерации, пытаясь отыскать хоть что-нибудь.

– Когда-то археологи только орудовали лопатой, – сказал Алекс. – А теперь им приходится также вести поиск в электронных системах.

Мы стояли в главном вестибюле, перед статуей, поднятой со дна озера Вашингтон и изображавшей неизвестно кого. В музее имелись фотографии спортсменов в разнообразной форме: одни были в шлемах, другие – в огромных перчатках, третьи – с длинными палками в руках. В футбол играют до сих пор, известно кое-что и о других видах спорта, но их уже не существует, и никто не знает толком, когда они исчезли. Алекс перевел взгляд с изваяния на потолок, где была вырезана фраза того, кого изображала статуя: «Я поклялся на алтаре Божьем быть вечным врагом любой формы тирании над разумом человека».

Не знаю, кто это был, но он мне понравился.

В числе спонсоров, перечисленных на табличке у входа, были Бэйли и Саутвик.

– Не знаю, что бы мы без них делали, – сказала я. – Надо было и Гейба упомянуть.

Я тут же пожалела о своих словах, но было уже поздно.

– Чтобы числиться в этом списке, нужно сделать пожертвование именно этому музею, – сказал Алекс. – Имя Гейба указано в других местах. – Он хотел было продолжить, но замолчал и вновь заговорил лишь после паузы: – Да, он в хорошей компании.

Пора было сменить тему.

– Не поесть ли нам чего-нибудь?

– Неплохая мысль.

Мы покинули музей и зашли в «Барриста-гриль» на другой стороне улицы. Над обеденным залом плыла тихая музыка.

– И что дальше? – спросила я, когда мы сели за столик у окна. На небе собирались тучи.

– Не знаю. Если бы не нападение на яхту, я бы сдался и отправился домой. Но кто-то хочет нам помешать. Зачем?

– Понятия не имею.

– Похоже, Мадлен О’Рурк начала новую игру.

Моргнули свечи, столик рассказал о блюдах дня и спросил, чего бы мы хотели. Мы заказали еду, бутылку вина и расслабленно откинулись на спинки стульев. Алекс погрузился в задумчивость. Я смотрела в окно. На улице закапал дождь. Двое остановились перед рестораном, размышляя, не зайти ли внутрь. В итоге дождь решил за них.

Прибыло вино.

Наконец я спросила Алекса, о чем он думает.

– О «Близких контактах третьего рода», – ответил он.

– Хочешь их посмотреть сегодня вечером?

– Не в этом дело. Я вдруг сообразил, что когда мы занялись Ларисой, то слишком сузили круг поисков. – Он взял бутылку и откупорил ее.

– Значит, надо поискать за пределами планеты?

– Ты отлично соображаешь.

– Такой колонии нет.

– Да, но в Конфедерации есть шесть мест с таким названием – два государства, два острова и гора. Сразу исключаем их: все они находятся на планетах, до которых в Темные века люди еще не добрались.

– Ты назвал только пять.

– Шестой – спутник. На орбите Нептуна.

– В этой системе?

– Да.

– Великолепно.

– Будем надеяться, – улыбнулся Алекс, глубоко вздохнул и наполнил бокалы. – Кстати, там есть идеальное место, чтобы спрятать артефакты.

– Правда? – спросила я. – Где?

– В двадцать пятом веке на спутнике построили исследовательскую станцию, которая оказалась заброшенной спустя лет восемьдесят, а может, и четыреста – в разных трудах называют разные цифры. Так или иначе, для хранения музейных артефактов подходит.

– Выглядит перспективнее, чем Эгейские острова.

– Да. Мы предположили, что речь идет о Греции, поскольку там родился Зорбас. Но вероятно, ошиблись.

– Что ж, бывает. – Я подняла бокал.

– Может, на этот раз все получится. – Алекс поднял свой и глубоко вздохнул. – За нептуниан!

Прыжок к Нептуну занял совсем мало времени, но мы вынырнули почти в миллионе километров от Ларисы.

– Пару дней можешь отдыхать, – сказала я Алексу.

Этим он и занялся, устроившись в кресле с книгой двадцать второго века, в которой утверждалось, что для ученых не осталось работы. Я уже упоминала, что Алексу, как и его клиентам, нравится рассматривать и трогать предметы, прошедшие в древности через чьи-то руки, но он не ограничивается этим: его интересуют также идеи, теории и взгляды прошлого. Не знаю больше никого, кто читал бы Платона из удовольствия.

Как говорит Алекс, если опуститься на кушетку, на которой сидел Оуэн Уоткин или Альберт Эйнштейн, можно почти что ощутить их присутствие. Он никогда не пытался объяснить психологию подобных ощущений – для него и его клиентов это было реальностью, вот все. Именно потому он никогда не испытывал вины из-за того, что продавал артефакты клиентам, а не жертвовал их музеям. В музее, по его словам, люди ходят вокруг экспонатов, глазеют на них, но это лишь поверхностная реакция. Те, кто приходит в «Рэйнбоу», хотят иного. Они надеются разделить свое время, свою жизнь с исторической личностью, о которой им довелось узнать, протянуть руку через века и тысячелетия и дотронуться, действительно дотронуться до Серены Блэк. И я знаю, каково это, хотя и не могу объяснить чью-нибудь тягу к древним артефактам тем, кто не постиг этого сам. Но Алекс уверяет, что, даже если сидеть под лампой, принадлежавшей знаменитости, по-настоящему с этим человеком не поговоришь. Для этого требуется аватар – или книга, если человек жил совсем давно. Кстати, мне особенно сложно объяснять пристрастие к старинным предметам, ведь я его не разделяю. Алекс говорит, что сочувствует мне, но, когда я отвечаю, что со временем могу войти во вкус, он отрицательно качает головой: мол, поезд ушел.

На космической станции я купила себе пазл – настоящий, для которого требуется стол. Он состоял из двух тысяч фрагментов и изображал телескоп Хэдли на фоне звезд и обслуживающего корабля. Я села в пассажирской каюте и начала его собирать. Алекс понаблюдал за мной, помолчал несколько минут и наконец спросил, закончу ли я до того, как нам придется сменить курс или скорость, – ведь тогда кусочки рассыплются.