Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Герберт назвал адрес. Шантийи, на берегу озера Вашингтон.

– Ладно, – кивнул Алекс. – Хорошо. А как насчет Лучаны Моретти? Знаешь что-нибудь о ней?

Джей пробормотал себе под нос имя и нахмурился:

– Что-то слышал.

– Работает в фонде Саутвика. И еще преподает музыку.

– Ну да. Преподавательница музыки, интересующаяся археологией. Она бывала на конференциях.

– Ты с ней общался?

– Да. Приятная женщина. Но чем-то похожа на Фремонта: «здравствуйте, приятно познакомиться» – и больше ничего. Хочешь, чтобы Герберт поискал информацию?

– Да, пожалуйста.

– Герберт? – спросил Джей.

– Преподавала в университете Бекхэма, – ответил искин. – Ушла оттуда три года назад и поступила на аналогичную должность в Амазонский колледж искусств.

– Где это? – поинтересовался Алекс.

– В Коринтии, – ответил Герберт.

– Это в Южной Америке, – добавил Джей. – На Амазонке, само собой.

Глава 16

Ни одно место в мире не воплощает настолько дух эпохи, как Нью-Йорк. Если когда-нибудь этот город исчезнет с карт и имя его сотрется из человеческой памяти, мы забудем, кто мы такие.

Марианна Коксли. В пути (2044 г. н. э.)

Мы сели в поезд на магнитной подушке. Последние десять минут перед Шантийи поезд шел вдоль берега озера. Мелькнули пристани, лодки, несколько рыбаков, а затем мы неожиданно увидели мемориал Вашингтона, вздымающийся над водой. Считалось, что он выше первоначального обелиска, хотя никто не знал в точности. Восстановление этого памятника стало последним вызовом, который жители Америки бросили морю, постепенно поглощавшему их континент и остальной мир.

Когда-то над водами озера возвышался и купол старого Капитолия, но он напоминал о расколотом американском обществе, умалял величие обелиска, и в итоге его снесли.

Естественно, я знала, как выглядела столица Золотого века в те безмятежные времена. Когда мы совершали подводную экскурсию по Атлантиде несколько лет назад, вид затопленных руин не вызывал прилива эмоций, ведь сведений об Атлантиде в эпоху ее расцвета не сохранилось. Здесь все было иначе. Мчась вдоль побережья, я думала о том, что увидят туристы в Андикваре десять или одиннадцать тысяч лет спустя. Гуляя в окрестностях парка Независимости и Дворца народа, мы думаем, что они будут существовать вечно. Однако вечность – это слишком долго. Те, кто жил в Вашингтоне до наводнения, вероятно, думали так же о своем городе. Но все это временно, ребята. Постоянство – лишь иллюзия.

Планета выглядела совсем не такой, какой ее знал Нил Армстронг. Исторические города Золотого века в основном располагались на побережье или вблизи него. Соответственно, бо́льшая часть их исчезла навсегда. Остались Париж, Рим, Мадрид, Тегеран и еще несколько.

Не стало и государственных границ, которые исчезли в четвертом тысячелетии вместе с государствами. Все предыдущие попытки создать мировое правительство терпели неудачу, приводя к конфликтам между странами, пока в начале пятого тысячелетия не возник Мировой союз. В конце концов появилось и всемирное правительство; все боялись этого, но оно оказалось не более неэффективным или коррумпированным, чем прежние власти. Главным его достижением в те времена стало сохранение мира. Постепенно, когда беспорядки улеглись и Темные века миновали, возникла мирная и успешная цивилизация. На Земле все, по сути, жили в отдельном округе или похожем образовании. Возможно, относительное спокойствие в конце концов наступило потому, что люди смогли жить достойно. Рвущихся к власти негодяев обуздывали. Профессиональных политиков не стало. Как отметил Ингмар Мозека, возможно, дело было в том, что всем стало доступно широкое образование и благодаря этому появились ответственные граждане, которых было не так легко одурачить. Законы и политику творили представители населения, которые избирались на ограниченный срок, а затем возвращались к обычной жизни. Любой мог жить так, как ему хотелось, не заботясь о пропитании.

Развитые технологии сделали еду и жилье доступными для всех. Искины и роботы выполняли бо́льшую часть работы, которую никто не желал делать. Большинство людей занимались собственной карьерой, некоторые просто жили в свое удовольствие. Но продвижение к звездам, начавшееся в двадцать шестом веке, продолжалось, и полдюжины планет, на которых обитали люди к началу Темных веков, превратились в обширную сеть миров.

При желании ты мог жить там, где хотел, и так, как хотел. Даже на планете-родине работать было не обязательно, если ты не имел к этому склонности. Образование и возможности были доступны каждому, и в конечном счете успех человека определялся тем, что он сделал для общества. С далеких планет приходили вести о выдающихся свершениях в науке, литературе и искусстве.

Земляне, однако, не забывали о своем прошлом и не готовы были признать себя равными тем, кого до сих пор считали жителями колоний. Но, несмотря на это, обитатели сотен планет Конфедерации постепенно становились одной семьей.

Что ж, по крайней мере, мы были теперь ближе друг к другу, чем когда-либо.

Лес Фремонт все еще работал в Североамериканском институте археологии. Он написал две книги о «путешествиях во времени», как он выражался, и до сих пор участвовал в полевых исследованиях. Вскоре после полудня мы прибыли к скромному особняку посреди дубов и живых изгородей. На площадке играли в мяч дети. Небольшую лужайку перед домом окружал пластеновый забор. С ветки дерева свисали качели.

Такси остановилось на подъездной дорожке. Из дверей дома, слегка прихрамывая, появился рослый пожилой мужчина – Фремонт. Когда мы выбрались из машины, он помахал нам и начал осторожно спускаться с крыльца.

– Алекс? – спросил он.

– Здравствуйте, доктор Фремонт, – помахал ему в ответ Алекс, оглядываясь вокруг. – Красивое место.

– Спасибо. Кстати, меня зовут Лес.

Оба повернулись ко мне.

– Моя коллега Чейз Колпат.

– Рад познакомиться, Чейз. – Фремонт пожал мне руку и повел нас в дом. – На улице слишком уж жарко.

Это было правдой. Мы сели в гостиной, и Фремонт спросил, что мы хотим выпить.

– У нас только вино и фруктовый сок, – сказал он. – Извините, просто не подумал. Забывчив стал в последнее время.

В объяснения он вдаваться не стал, лишь взглянул на фотографию женщины в рамке. Все выбрали вино.

Принеся вино, он устроился в большом кресле – возможно, изготовленном специально для него, – и мы подняли бокалы за Гарнетта Бэйли, который, по словам Фремонта, был единственным в своем роде.

– Алекс, чем я могу помочь? – спросил он, скрестив руки на груди.

Алекс рассказал о передатчике Корбетта. Фремонт был изумлен, чуть ли не потрясен:

– В самом деле? Вы уверены? Он нашел передатчик Корбетта и никому не стал об этом говорить? Вы это хотели сказать?

– Именно так, Лес.

– Но почему?

– Поэтому мы и здесь. Надеемся получить ответ.

– Когда получите, хотелось бы с ним ознакомиться.

– Вы тесно общались с ним, когда он жил тут?

– Мы дружили и виделись довольно часто. Он интересовался археологией Золотого века, как и я. Если честно, мне кажется, что он чрезмерно увлекался всем этим.

– Примерно так нам и говорили.

– Больше всего его интересовали артефакты из музея в Хантсвилле. Он потратил всю жизнь, пытаясь выяснить, что с ними случилось.

– И к каким выводам пришел?

– Не знаю, пришел ли он вообще к каким-либо выводам. В последний раз, когда я его видел, – где-то за год до его отъезда – он продолжал поиски. Вы ведь знаете, что он жил неподалеку?

– Нет, не знал. У вас есть адрес?

– Давайте запишу.

Взяв листок бумаги, Фремонт что-то написал на нем и протянул его мне. Чтобы передать листок Алексу, ему пришлось бы подняться.

– Спасибо, – ответил Алекс, взглянув на бумагу. – Бэйли жил неподалеку, но вы потеряли с ним контакт на целый год?

25
{"b":"582757","o":1}