Она увидала протянутую ей телефонную трубку.

— Говори.

— А что говорить? — спросила девочка, приблизив ухо к трубке, и в этот момент услыхала короткое слово «алло». Она узнала бы это «алло» из тысячи, а может, и миллиона других таких же.

— Мама! — отчаянно закричала она, позабыв про всю свою напускную взрослость, про желание быть похожей на красивую Мишель и мечтая только об одном, как ей поскорее очутиться в материнских теплых объятиях.

— Доченька, с тобой все в порядке? — прозвучал далекий голос, в котором слышалась тревога.

— Да, мамочка… — заплакала Лена.

— Не беспокойся, скоро мы будем вместе…

— Мамочка, забери меня отсюда! — крикнула дочь.

— Хорошо, Леночка. Послушай меня…

Лена уловила знакомую интонацию в голосе матери и приготовилась. Она знала, что сейчас услышит нечто очень важное.

— Да? — по-взрослому спросила она.

— Главное, не волнуйся и ничего никому не говори… — раздельно произнес мамин голос на другом конце провода. — Молчи, веди себя, как тебе велят, и все будет в порядке. За мой распоротый плащ я больше не сержусь и не хрюкаю… слышишь, я не хрюкаю. Ты меня поняла?

Лена нахмурилась.

Ей на что-то намекали — но на что?

Бывало ли раньше, чтобы мама просто так, за здорово живешь сообщала, что она не хрюкает? Ничего себе дела…

И тут Лену осенило.

Распоротый плащ… хрюканье… — ХРЮКАЛОНА!

Конечно, мама пытается сказать ей, что она должна молчать и ни при каких обстоятельствах не произносить это идиотское слово.

Вот тебе и ХРЮКАЛОНА, если из-за этого слова людей средь бела дня запирают в подземелье.

— Ты меня поняла?.. — переспросила мать на другом конце провода.

— Да, мамочка.

Лена услышала облегченный вздох.

— Ну и слава Богу! Будь умницей, а мы сделаем все, что надо. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Лена напряглась. Она чувствовала, что мама пытается каким-то образом разузнать, где она находится и как ее искать. Однако девочка понимала, что ей и слова не дадут вымолвить — сразу же отберут телефонную трубку.

— Передай привет Пучкову! — выпалила она, обрадованная внезапно пришедшей мысли.

Вовка — вот кто сможет все объяснить и рассказать родителям.

— Кому? — удивилась мать.

— Вовке Пучкову. Он… — в этот момент в трубке щелкнуло, и Лена поняла, что их разъединили.

Дверь захлопнулась.

Несовершеннолетняя узница вновь уселась на топчан, уже не чувствуя прежнего уныния.

Родители знают, что с нею стряслась беда.

Они найдут Вовку Пучкова.

Они помогут!

«Вот это приключение, — подумала Лена, — девчонки не только умрут от зависти, они поглядят на меня другими глазами, станут меня уважать!»

С утра пошел дождь.

Это было совсем некстати.

Выглядывая из окна кабинета, Клавдия видела серое низкое небо, свинцовое брюхо туч и протянувшуюся сверху вниз пелену дождя.

Капли бежали по стеклу, прокладывая узорные дорожки.

А за стеклом бежали прохожие, укрывшись кто зонтом, кто полиэтиленовой сумкой, перепрыгивали через лужи и старались спрятаться в подъездах домов.

— А может, все-таки стоит туда сходить? — нарушил молчание Игорь Порогин.

У Дежкиной с утра все валилось из рук. Еще бы, всю ночь она не спала. Впрочем, Макс, Федор и даже Игорь — тоже. Ждали новых известий. Но известий не было.

Утром, как и обычно, она отправилась на работу. В это утро вместе с ней туда направился и Порогин.

Бессмысленно перелистывая какое-то старое дело (Клавдия и сама не могла бы сказать, какое именно: буквы и строчки плыли перед глазами), Клавдия размышляла, что следует предпринять в сложившейся ситуации.

Она не однажды за последнее время слышала о киднеппинге, однако никак не думала, что это может коснуться ее семьи.

Обычно преступники похищали детей «новых русских», скоробогатеньких предпринимателей, банкиров — словом, тех, кто мог бы серьезно раскошелиться на свое похищенное чадо.

Но с киднеппингом как средством шантажа — с подобным Дежкина сталкивалась впервые.

Тем более что на сей раз дело касалось ее дочери. Такого вообразить себе она не смогла бы даже в самом кошмарном сне.

Сообщать в органы милиции было опасно — шантажисты могли пойти на любой шаг. В прокуратуре об этом тоже никто не должен был знать. Клавдия, вмиг забыв о том, что всегда в подобных случаях советовала сразу обращаться в органы правопорядка, теперь поняла родителей, которые всем переставали доверять.

Сидеть и ничего не делать для спасения дочери было мучительно.

Клавдия с тоской думала о том, сколь беззащитен человек перед лицом огромного, неуловимого и торжествующего зла.

В ушах по-прежнему звучал металлический, лишенный каких-либо примет голос, и эта незримость его обладателя против воли внушала мысль о некоей мистической силе, которой невозможно противостоять, от которой не скрыться, не спастись.

Игорь Порогин не знал, чем ей помочь, и тщетно пытался завести хоть какой-нибудь отвлекающий разговор.

Но кроме материнских страхов Клавдией владело и желание разобраться в происходящем. Профессиональное желание. В какую же гадость она попала? Клавдия была следователем до мозга костей. Так просто ХРЮКАЛОНУ она подонкам не отдаст.

— На прошлой неделе показывали старый фильм… английский, по-моему, — сказал Порогин. — Там муж и жена случайно узнали о готовящемся политическом заговоре. Тогда у них похитили девочку, чтобы родители молчали и не сорвали планы. Знаете, как они поступили?

— Как? — вяло откликнулась Дежкина.

— Они повели расследование сами. Это наиболее надежный способ. Что толку сидеть у моря и ждать погоды. Пока Максим расшифровывает ХРЮКАЛОНУ, можно попытаться раскрутить дело с другого конца.

— Да? — скептически глянула на него Клавдия. — Позволь узнать, с какого именно?

— Давайте еще раз проанализируем ситуацию. Какие у нас есть зацепки?

— Никаких, — последовал мрачный ответ.

— Ну нет! — возразил Порогин. — Идеальных преступлений не бывает, вы же сами меня этому учили, — бывают нерадивые детективы. Итак, что мы имеем? Первое: «Бобров» и «Соколов», которые наведывались на квартиру к вашему знакомому телеоператору…

— Ищи ветра в поле, — сказала Дежкина, — он их даже описать внятно не может.

— Допустим, — согласился Игорь. — Тогда есть другое: приметы людей, которые избили Федора Ивановича.

— Ты что, моего мужа не знаешь? — в сердцах заметила Клавдия. — Он же ничего не видит, кроме своих газет. Вот если бы у кого-нибудь из кармана «Правда» выглядывала, это уж он бы точно запомнил… А так… И потом: ему ведь натянули на голову мешок, он даже если бы и хотел, все равно ничего не успел бы разглядеть.

Порогин нахмурился.

— Значит, тех, кто похитил вас из троллейбуса, вы тоже не видели?

— Я даже не сразу поняла, что меня похитили.

— Что же остается? Может, снова эту собачню прочесать?

Клавдия горестно покачала головой.

— Ничего ты там не начешешь, кроме собачьей шерсти. Поверь моему опыту. Эту дамочку, Ираиду Петровну, голыми руками не возьмешь.

— Неужели невозможно узнать, кто за нею стоит?

— Каким образом?

— Слушайте, — внезапно оживился Порогин, — а как же бабуля? Вы говорили, что к обменному пункту вас бабуля провела… по задворкам.

— Ну и что?

— Может, она ИХ человек?

— Глупости. Бабулька как бабулька. Стоит возле булочной, собирает милостыню. Ей дай пять тысяч, она кого угодно и куда угодно поведет.

— Вполне возможно, — не стал спорить Игорь, — однако КТО-ТО должен же был дать ей эти деньги! Она может описать этого человека!

Действительно, это был шанс.

Клавдия решительно поднялась с места.

— Я должна сходить к булочной. Может, действительно узнаю что-нибудь новое…

Уже через пять минут Дежкина мчалась по тротуару, натянув на голову полиэтиленовый кулек — единственную защиту от дождя.