— Кто они? — взмолилась Клавдия.

Чубаристов пожал плечами.

— Не знаю. Откуда мне знать.

Она схватила ладонями его голову, повернула лицо на себя:

— Не лги мне! Зачем ты придумал, что эти трое, — она глазами указала на фотоснимок, — что они из МВД?

— Чтобы тебе голову не открутили! — заорал Виктор. — Ты же сумасшедшая, ты бы в кипящий котел сунулась, не задумавшись!

— Кто они? — в свою очередь крикнула Дежкина. — Хватит юлить, говори всю правду!

— Ты все равно ничего не сможешь сделать.

— Это мои проблемы.

— Лучше оставаться в неведении.

— Говори!

Чубаристов тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

— Вот что, Клава, — раздельно проговорил он, — эти парни — секретные агенты Федеральной службы безопасности. Как я уже сказал, один из них, вот этот, — он ткнул указательным пальцем в лицо Карапетяна, — погиб в тот же вечер. По документам — несчастный случай. Но можешь не сомневаться, что парню помогли отправиться на тот свет. У меня нет никаких доказательств… Но в некоторых ситуациях интуиция профессионала весомее любых фактов. Он не погиб. Его убили.

Дежкина с ужасом глядела на своего собеседника.

— Да, — ответил он на немой вопрос, — дело и впрямь пахнет керосином. Если они решились убрать собственного агента, то вряд ли будут церемониться с ребенком. На карту поставлено слишком многое для того, чтобы считаться с жизнью одного человека… или двоих. Для них это семечки.

— Что мне делать, Витя? — простонала Клавдия. Она даже не замечала, как слезы градом катятся из глаз, смывая тушь.

— Прежде всего — достать платок и высморкаться, — посоветовал Чубаристов. — Затем — успокоиться. А дальше — оценить ситуацию, найти зацепки и — действовать.

— Вчера на моих глазах погиб человек, — сообщила Дежкина, — упал под колеса поезда метро. С его помощью, насколько мне известно, и была похищена Лена.

— Сам упал? — спросил Чубаристов. — Ты собственными глазами видела?

— Я видела, как катилась голова по рельсам, — сказала Клавдия.

Виктор посмотрел на нее пристально.

— Вероятно, ему помогли. Он слишком много знал… Хотя, как ты догадываешься, не больше, чем ты. Это чудо, что после всего случившегося ты преспокойно разгуливаешь по городу и еще пытаешься вести собственное расследование.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что? — мрачно улыбнулся Чубаристов. — Всего лишь то, что тебя давным-давно должны были отправить следом за Карапетяном… Но почему-то медлят. Видать, ты и вправду заполучила какой-то весьма ценный секрет. Колись, мать!

— Да нет же! — воскликнула Дежкина. — Ничего я не знаю!

— Ну-ну, — не поверил Виктор, — не хочешь говорить, не надо. Может, ты и права. Чем меньше народу посвящено в эту историю, тем лучше. Я одно знаю: пока ты держишь эту тайну при себе, есть надежда. Выболтаешь — тогда крышка.

Он смотрел на нее серьезно и печально.

Клавдия опустила глаза.

— Витя, — прошептала она, — я совсем запуталась… Ты один мне можешь подсказать что-нибудь путное. На мужа надежды мало.

— В таком случае я должен знать все, — сказал Чубаристов.

— Хорошо, — решилась Дежкина, — слушай. На демонстрации, когда Веня снял вот эту компанию, — Клавдия указала на фотоснимок, — мне подсунули в карман клочок бумаги. На нем было написано слово… неважно какое, — но дурацкое, поверь. Честно говоря, я даже внимания не обратила, — это уж потом, задним числом, когда прокручивала в памяти все произошедшее, вспомнила. Слово это ничего не может означать — оно всего лишь код, некая шифрозапись. Использовать ее я не могу, потому что не представляю, каким образом…

— А вот каким, — перебил ее Чубаристов. На лбу его пролегла глубокая морщина. Она, Клавдия знала это, выдавала высшую степень сосредоточенности коллеги. — Первое: не вздумай докапываться до дна. Не надо тебе знать, как расшифровывается слово. Вполне возможно, что, разгадав загадку, ты будешь представлять серьезную угрозу для… сама знаешь, для кого. Они тебя в порошок сотрут. И тебя, и всю семью твою. А пока в их глазах ты являешься всего лишь шкафчиком, в котором хранится искомый ключ. Надо суметь вскрыть шкафчик, но уничтожать его необязательно. Существует единственный выход: ты должна обменять эту шифрограмму на дочь и заручиться всеми возможными гарантиями безопасности.

— Легко сказать, — откликнулась Дежкина, — а как сделать?

Чубаристов покачал головой:

— Вот уж это должна решить только ты сама. Никто не поможет… даже я. И не потому, что нет желания, а потому, что нет возможности.

— Успокоил…

— Если ты явилась ко мне за успокоением, то должен огорчить; пришла не по адресу, — резко произнес Виктор. И уже мягче добавил: — Чаю хочешь?

— Что вы все меня сегодня чаем напоить пытаетесь? — в сердцах воскликнула Клавдия, поднимаясь из-за стола и направляясь к двери.

Чубаристов поглядел ей вслед и вдогонку шутливо крикнул:

— А за дурака на автоответчике ты мне еще заплатишь!

Клавдия ничего не ответила.

С Клавдией Игорь Порогин столкнулся в коридоре прокуратуры, но она прошла мимо, будто не узнала.

Лишь головой качнула: мол, ни о чем не надо спрашивать.

Черная, как смерть.

Такая встреча кому хочешь настроение на целый день испортит.

Ужасно, когда на твоих глазах страдает близкий человек (а Клавдия конечно же была для Порогина близким человеком, хотя он никогда не говорил об этом своей наставнице), и ты ничего не можешь сделать, не в силах помочь.

Сутками напролет Игорь ломал голову над тем, как поступить в сложившейся ситуации.

В мыслях он обращался за советом к Чубаристову, ходил на прием к Меньшикову и даже захаживал в Генеральную прокуратуру… — но в мыслях, только в мыслях.

На деле же он опасался предпринять что-либо без ведома Клавдии. Да и что мог он предпринять?

— Привет борцу за свободу и демократию! — окликнул его Беркович, спускавшийся по лестнице. — Как успехи?

— Здрасьте, Евгений Борисович, — рассеянно откликнулся Порогин. — Спасибо, все нормально.

— Слыхал, ты обезвредил целую банду торговцев оружием.

— Ну, — замялся Игорь, — банду не банду, а одного цуцика отловил.

— Ничего себе, цуцик! — засмеялся Беркович. — Скромность, конечно, украшает, но не до такой же степени. Не каждый день удается обнаружить оружейный склад.

— Так ведь он не сознается.

— Ничего, старик, это дело времени, — подбодрил эксперт. — Цуцики, они все такие. Поупирается, а потом все расскажет как миленький. Тебе еще и повышение за это дело светит. Оружие, брат, это тебе не титьки-матитьки, которыми у нас сейчас Клава занимается. — И, рассмеявшись собственной шутке, Беркович направился к выходу.

Расстроенный Порогин глядел ему вслед.

Сегодня предстоял допрос Ганиева, и одна только перспектива общения с узбеком наводила на Игоря уныние.

Вляпался в историю, прямо скажем.

За эти дни он фактически ни разу не допросил арестованного по полной программе.

По правде сказать, Игорь с содроганием вспоминал разнос, который учинила ему Клавдия.

Теперь ему было просто-напросто стыдно встречаться с Ганиевым один на один и задавать какие-то вопросы.

На предыдущих допросах Мамурджан как заведенный мурлыкал песню о том, что ничего и никого не знает, а оружие попало к нему по чистой случайности, мол, «прюжинки они и есть прюжинки».

При этом глаза его были несчастные-пренесчастные, и это окончательно добивало Порогина.

Мучимый угрызениями совести, он даже решился забрать к себе домой ставшую после ареста узбека бесхозной таксу Пудинг, которая доставляла ему теперь массу хлопот.

Она принципиально не желала спать на коврике у двери, избирая в качестве ложа подушку Игоря, каждый раз норовила усесться на табурет за хозяйским столом и вообще вела себя крайне неприлично и вызывающе.

Порогин попытался было пристроить таксу в специальный приемник для собак, но выяснилось, что для этого у него не хватит даже двойной зарплаты.