Все члены следственной бригады внимательно выслушали этот длинный монолог. Беркович даже рот приоткрыл от изумления.

— Ну вот что, — грозным тоном начала было инспекторша, на лице которой возникло негодование и ледяная надменность, — ну вот что…

Она не договорила, — Клавдия жестом остановила ее.

— Мы уходим, — спокойно произнесла она. — Вы уже закончили? — обратилась к Вене и Берковичу. Они синхронно кивнули. — Славно. Как видите, мы не слишком задержали вас, Ираида… — она наморщила лоб, точно припоминая ее отчество, — Ираида Петровна. Полагаю, нам еще доведется встретиться.

— Вам же хуже, — криво усмехнулась Ираида Петровна и отвернулась.

— Да, кстати, — вдруг остановилась на пороге Клавдия. Она покидала помещение «Дружка» последней, и так получилось, что оказалась один на один со строптивой хозяйкой, — кстати, не в службу, а в дружбу: может, вы шепнете мне по секрету, что за «крыша» у вашей фирмы?

— Какая еще крыша? — буркнула хозяйка, растерявшись от доверительно-вкрадчивой интонации Дежкиной.

— Ну, мы же с вами взрослые люди. Чтобы получить помещение на этой площади, да еще держать его закрытым и ничего не бояться — для этого нужна серьезная защита. Кем, вы сказали, работает ваш муж?

— Ничего такого я вам не говорила, — отрезала Ираида Петровна, — и никакой «крыши» у меня нет. А если бы и была, — прибавила она, не сдержавшись, — то вам до нее бы в жизни не добраться.

Клавдия загадочно улыбнулась. Честно сказать, неприятная была улыбочка. Хозяйку даже передернуло.

Клавдия успела заскочить в булочную перед самым ее закрытием. Купила черствого хлеба (продавщица назвала его «ночным») и приблизилась к маленькому круглому окошечку букмекерской конторы.

— Скажите, пожалуйста, а как сыграл «Сиэтл Суперсоникс»? — робко спросила она парня-клерка, который, видимо, уже собирался уходить и суматошно перекладывал на своем столике какие-то тетради.

— Там! — парень небрежно указал рукой на стену.

Дежкина обернулась и действительно обнаружила на стене длинные списки результатов сыгранных накануне футбольных, хоккейных и баскетбольных матчей. Она долго искала название «своей» команды и нашла ее в самом левом столбце, пятой снизу. «Суперсоникс» выиграл. Значит, та первая ставка была сделана правильно, и, если бы не грабители, вероломно отобравшие у нее счастливый купон, она получила бы сейчас целую тысячу.

Поднявшись по лестнице на свой этаж (лифт опять не работал), Клавдия пыталась при свете тусклой лампочки отыскать в необъятной сумке связку ключей. Спустя несколько минут поиски так и не увенчались успехом (не иначе как ключики покоились на самом дне), и Дежкина надавила бляшку электрического звонка. В ответ тишина. Она позвонила еще раз и прислушалась. Откуда-то из глубины квартиры доносилось: «Я на тебе никогда не женюсь. Я лучше съем возле загса свой паспорт!» Опять Ленка врубила «мофон», и все члены семьи оказались оглушенными.

«Укупник, — Клавдия без труда узнала голос певца. — Концерт по заявкам следователей городской прокуратуры. Станцевать, что ли?»

— Откгойте хто-нибудь! — шепеляво завопил Федор (видно, из своей комнатушки). — Васа мать приела, козлятуски!

Затем последовала небольшая пауза, после чего Федор от души выругался и его босые пятки зашлепали по коридорному паркету.

— Федя, лежи! — крикнула в замочную скважину Дежкина. — Что доктор тебе сказал?

— Так и помрес под дверями, а никто не откгоет… — Федор открыл дверь и без разведки повел наступление на жену, как бы в продолжение вчерашнего неоконченного монолога. — Это все твое воспитание! Нарозала дураков, воспитала их по-уродски и получаес теперь благодарность! Хоть обзвонись — им по фигу!

Он выглядел значительно лучше, нежели утром (опухоль на лице спала, кровоподтеки побледнели, заплывший глаз уже мог открываться и с укором поглядывать из-под нависшей брови). Но до полного выздоровления было еще далековато — правую ногу при ходьбе он волочил.

Клавдия почуяла, что ее муженек настроен по-боевому и явно нарывается на очередной скандал, вот только не может пока найти подходящего повода. И это обстоятельство больше всего раздражало Федора. А еще Клавдия уловила исходивший от благоверного неприятный запах спиртного. То-то болеутоляющие таблетки, оставленные ею утром на тумбочке в прихожей, остались нетронутыми.

— Отправляйся в постель, — приказала Клавдия.

— Сам разберусь! — рявкнул супруг. — Нагулялась? Как там нас хахаль позивает?

«Только не отвечать, — сцепила зубы Клавдия. — Только не поддаваться на провокации…»

— Молчис? Ну молци, молци, сказать-то тебе нецего… — опираясь на швабру, чрезвычайно удачно заменявшую костыль, Федор подпрыгивал на одной ноге. — От тебя опять пахнет музскими духами! Несет за километр!

— Температуру мерил? — Клавдия быстро сбросила сапоги, повесила на вешалку свое пальтишко и, не дожидаясь ответа, направилась в конец коридора к стенному шкафу.

Федор поковылял за ней, продолжая упрямо гнуть свое.

— У тебя на плеце седой волос! — шипел он. — Интересно было бы узнать, цей это волосок? Ты сто, с лысым загуляла?

— Макс давно пришел? — Дежкина распахнула створки шкафа, обвела быстрым взглядом скудный ассортимент семейного гардероба и ужаснулась. Плаща не было!

Она кинулась в комнату дочери, по дороге чуть не сбив с ног Федора.

— Ленка, я же тебя просила! Почему хотя бы один раз в жизни нельзя выполнить мою просьбу?

Дочь лежала на диване, задрав длинные ноги на стену, и пребывала, видимо, в состоянии блаженства. Появление матери явилось для нее полнейшей неожиданностью.

— Не надо, ма! — заканючила девчонка, когда Клавдия вырубила грохочущий магнитофон. — Весь кайф обломала!

— Почему ты не забрала из химчистки плащ? — уперев руки в бока, Дежкина склонилась над дочерью. Вид у нее был воинственный и не предвещал ничего хорошего.

— Че ты на меня орешь? — В последнее время Ленка взяла на вооружение безотказно действующий приемчик — как только на нее повышали голос (даже если она и в самом деле сильно провинилась), она сразу же переходила в стремительную контратаку. После этого «противник» обычно начинал теряться и постепенно умолкал. — Ты на мужа своего ори!

— Встань, хамка! — вскипела Клавдия. — Ишь, разлеглась!

— Хочу и лежу! — не осталась в долгу дочка.

— Бить тебя некому!

— Да я сама кого хочешь ударю!

«Остановись! — скомандовала себе Дежкина. — Нужно взять себя в руки и успокоиться. Неприятности на службе — это одно, а отношения внутри семьи — совсем другое. Не стоит их путать и смешивать…»

— Мир? — она протянула дочери вытянутый мизинец.

— Мир! — весело ответила Лена и коснулась пальца матери своим мизинцем. — Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!

— А если будешь драться, я буду кусаться!.. — закончила детскую считалочку Дежкина, крепко прижимая к себе Ленку.

Победила дружба. Все-таки хорошо, когда родные люди не зацикливаются на обидах, а находят общий язык, сознавая, что во всем мире нет никого ближе, что все ссоры и связанные с ними переживания не стоят и выеденного яйца.

— Ты хоть ела что-нибудь?

— Да. Макс сосисок сварил.

— А отца кормили?

— Да пошел он! Весь вечер покоя не дает, нудила…

— Тих-тих-тих, — приголубила дочку Клавдия. — Вы уж не ссорьтесь тут без меня. А кто будет ругаться…

— Ты будешь кусаться.

— Нет, я вас всех в тюрьму посажу.

— Ну и шуточки у тебя ментовские, — укоризненно покачала головой Ленка. — Правильно говорят: с кем поведешься, от того и неберешься. Слава Богу, еще по фене не заговорила… Мамуль, обещай, что не набросишься на меня с кулаками. Я тебе сейчас кое-что покажу, но ты обещай.

В голосе Лены появилась какая-то медовая елейность, какие-то заискивающие интонации. Дежкина отметила это, но не придала большого значения.

— Обещаю.

— Поклянись, — потребовала Ленка. — А то я тебя знаю. Сначала пообещаешь, а потом…