— Спасибо, хорошо… — девушка смущенно потупилась. — Вы еще не уходите? Я только результаты экспертизы Сафронову занесу и сразу обратно, — и она бесшумно выскользнула в коридор.

— О, поживиться есть чем! — Левинсон со свойственной ему бесцеремонностью схватил бутерброд и целиком отправил его в рот.

— Тебя, как таракана, на жратву тянет, — заметил Чубаристов.

— А чего такие невеселые? — Помощник горпрокурора по связям со средствами массовой информации, или, как он сам себя называл, пресс-секретарь, не мог не ощутить атмосферы всеобщей подавленности. — Следствие, жмурики, улики, дедуктивные методы? Понимаю-понимаю, работа такая. Чуть не забыл, Клавдия Васильевна, это тебе, — он протянул Дежкиной сложенный вчетверо тетрадный лист. — Дядечка с вахты просил передать.

— От кого? — Клавдия Васильевна развернула листок, быстро пробежала глазами текст.

— Тебе лучше знать, — лукаво подмигнул ей Левинсон. — Амуры, лямуры… Ох, Дежкина, сорок пять — баба ягодка опять? Короче, в шестьдесят пятом году наши забросили в Англию шпиона, назовем его Вовой…

— Очередная байка? — скривился Чубаристов.

— Истинная правда! — послал ему свой невинный взгляд Левинсон. — Один знакомый гэбист рассказал. Ну так вот, значит, внедрился Вова, работал где-то, жену себе завел, а лет через десять и маленький магазинчик прикупил. Значит, жил он себе на окраине Лондона, начал уже забывать родной язык и подумывать о том, а не «заморозили» ли его, в смысле вообще отстранили от всяческих дел.

— Опять затягиваешь, — упрекнул Виктор. — Убыстряй, убыстряй, темп теряешь. К развязке переходи.

— А развязка такая, — Левинсон выудил из пакета второй бутерброд, — в прошлом году заходит в его магазинчик… как вы думаете, кто? Надо же такому случиться — школьный товарищ Вовы, за одной партой сидели. Товарищ этот в командировку приехал, в свободное время шлялся по городу, случайно забрел в лавочку, присмотрелся к хозяину и, разумеется, узнал его. «Привет, говорит. Сколько лет, сколько зим! Не знал, говорит, что ты в Англию рванул. Как, спрашивает, дела?» Тот ему по-английски: «Извините, сэр, вы ошиблись. Никакой я не Вова. Я Джек». А товарищ не унимается: «Какой же ты Джек, когда ты самый что ни на есть Вова! А помнишь, как мы с тобой училке канцелярскую кнопку на стул подложили?» И пошло-поехало в том же духе. «Я Джек». — «Нет, ты Вова». А вокруг уже потихонечку народ собирается, прислушивается, обсуждает происходящее…

— Ну, и чем закончилось? — нетерпеливо оборвал его Чубаристов.

— А закончилось тем, что через несколько минут в магазинчик нагрянули люди из службы контрразведки, Вова был раскрыт и выдворен из страны. И летел он в одном самолете со своим одноклассником и по инерции пытался втолковать ему, что никакой он не Вова, а все-таки Джек. — Левинсон звонко рассмеялся. — Вот такая жизненная история. Обидно, да? Клавдия, ты чего такая насупленная?

— А? — вздрогнула Дежкина, оторвавшись от тетрадного листа. — Без двадцати час.

— Это ты к чему? — не понял Левинсон.

— А кто принес записочку на вахту? — спросила Клавдия Васильевна, растирая кончиками пальцев виски.

— Понятия не имею, а что?

— Нет-нет, ничего… — она отправила послание в верхний ящик своего стола. — Мало ли, может, на словах что просил передать…

— Дежкина! — В дверном проеме появилось ухоженное личико секретарши Люси. Неужели она и через двадцать лет будет такой же молодой, фигуристой и энергичной? — К шефу, быстро!

— Миленькая, скажи ему, что меня нет, — взмолилась Клавдия.

— Он знает, что ты есть, — развела руками Люся. — Видели тебя.

— Кто видел?

— Я видела. — И секретарша, ритмично цокая острыми каблучками и вихляя крепкой попкой, поспешила удалиться.

— Новое дело? — сочувственно спросил Левинсон.

— Вряд ли, — Дежкина нехотя поднялась из-за стола и одернула юбку. — И знаешь почему? Прошлой ночью я не видела снов.

По дороге к главному Клавдия решила зайти в туалет, умыться хотя бы, привести себя в порядок. Люся оказалась там.

— Ой, Клавдия Васильна, настроение у него сегодня препоганое, — вполголоса пожаловалась Люся. — Как утром вошел, со мной едва поздоровался. Ужас просто! Я его такого, знаете, как боюсь. Прошлый раз вызвал меня к себе и говорит: «Ты, Люся, совсем обленилась. Я тобой недоволен». Я ему отвечаю: «Интересные дела, а с чего бы это вам быть мною недовольным? Я вам и чай готовлю, и пыль везде протираю, а это не моя прямая обязанность, между прочим. И на машинке я вам печатаю всякую ерунду, а вы мне даже спасибо не говорите!» Даже к празднику, представляете, Клавдия Васильна, сувенирчик какой-нибудь не подарит.

Клавдия рассеянно кивала. Причесывалась, а сама прокручивала в памяти подробности утреннего происшествия и никак не могла понять, что же на самом деле случилось. Странная остановка троллейбуса… странные люди… странный обыск… странное благополучное избавление, наконец…

Что они хотели от нее? Может, перепутали с другой, а убедившись в этом, отпустили?

Версия, приятно исчерпывающая ситуацию, но, увы, малоубедительная.

Люся тем временем продолжала жаловаться на свою нелегкую секретарскую судьбину:

— Вон у меня подруга есть, Лорка, она всего-то в отделении милиции девушкой на телефоне работает. Так этой Лорке на день рожденья меховой воротник подарили, клянусь здоровьем, не вру. А я ему, представляете, рассказы на машинке перепечатываю, а он мне за это ни копейки не платит.

— Какие рассказы… зачем? — удивилась Клавдия.

За долгие годы службы она научилась слушать болтовню Люси вполуха. Но при этом умела извлекать нужную информацию, изредка попадавшуюся в тоннах Люсиной словесной шелухи.

— Хи-хи… вот и я думаю: зачем? — встрепенулась Люся, и лицо ее приняло заговорщицкое выражение. — Только это между нами: наш-то знаете, чем на досуге балуется?

— Понятия не имею.

— Ни за что не поверите! — заявила секретарша, но тон ее утверждал, что поверить придется, и еще как. — Угадайте! Детективные рассказы пишет про милицию, вот!

— Кто пишет рассказы? Анатолий Иванович? — Клавдия не смогла скрыть своего недоумения.

— Представьте себе, да! — подтвердила секретарша.

Дежкина покачала головой: ну и дела…

— А рассказы-то — дребедень, — сыпала горохом Люся. — Скукотища. Прям скулы сводит. Я его спрашиваю: вы что, Анатолий Иванович, печатать их в журнале, что ли, собираетесь? А он мне: ведь тебе нравятся рассказы, да? Одно слово — умора!

— Ну а ты? — спросила Клавдия. — Что ты ему на это ответила?

Люся вскинула бровки, словно удивляясь бестактности вопроса.

— А что я могла ответить? Сказала, конечно, что нравятся. Что перед сном читаю, заснуть не могу, — так интересно. А вы бы разве иначе ответили?

Дежкина осмотрела себя в зеркале — теперь вроде все в порядке.

— Ну, пошли.

— Минуточку! — остановила ее Люся перед дверью в кабинет. Сказала официальным тоном: — Минуточку, Клавдия Васильевна, я доложу о вас Анатолию Ивановичу. Присядьте.

Клавдия послушно присела. В конце концов, у каждого человека есть свои маленькие слабости. У горпрокурора, как выяснилось, это тайное графоманство. У Люси, его секретарши, — желание ежеминутно ощущать собственную значимость и незаменимость. Впрочем, может, Люсины претензии не столь уж и необоснованны: вон сколько городских прокуроров сменилось на посту за эти годы, а она, Люся, по-прежнему, как верный страж, охраняет приемную. Стало быть, ценный работник, не возразишь.

— Проходите, Анатолий Иванович ждет вас, — произнесла Люся, выходя из двери прокурорского кабинета.

Меньшиков встречал Дежкину стоя. Стоял и удовлетворенно потирал маленькие пухлые ладошки. На круглом и розовом, как у годовалого младенца, его лице сияла приветливая улыбка. Со стороны можно было бы подумать, что городской прокурор — само радушие и обходительность. Однако на поверку это оказывалось весьма обманчивым впечатлением.