— В сумке пусто! А в руке у тебя что? В кулаке, спрашиваю, что зажала?

— Купон… Берите…

— Похоже? — снова хрипатый, но через небольшую паузу.

— Не жнаю… — в чем-то сомневается его дружок. — Проверим…

Что им нужно? Что там «похоже»? Разве так грабят? Нет, грабят совсем не так. Как-то иначе…

Скрипя тормозами, «Жигуленок» резко останавливается. Тихо… аж в ушах звенит. Почему такая тишина? Куда завезли? За город? Вряд ли… Ехали всего ничего… Или показалось, что ничего, а на самом деле?.. Господи, как страшно…

— Выметайся, — бурчит хрипатый. Он явно чем-то недоволен.

— Кто? Я?

— Ты, ты, — мрачно гогочет шепелявый, отпирая замки наручников. — Значит, так, крафотка, флушай фюда внимательно. Шейчас ты выйдешь иж машины и будешь шшитать до двешти. Пока не дошшитаешь, мешка ш башки не шнимать. Уфекла?

— Усекла.

— А ина-аче… — загадочно протянул хрипатый, и Клавдия Васильевна ощутила на своей шее прохладное прикосновение стального лезвия. — Бегом! Бегом, я сказал!

И вот она уже стоит в кромешной темноте, толстая мешковина не пропускает ни единого лучика. Но живая. Целая и невредимая. И сумка в руке. Раз, два, три, четыре…

Убежать, немедленно убежать, позвать на помощь!.. Пять, шесть, семь…

Визжа покрышками, «Жигуленок» устремился куда-то вдаль, и надрывное бульканье его двигателя затихает, затихает, затихает… Двенадцать, тринадцать, четырнадцать…

Ноги не двигаются, приросли к земле. А если один из них остался и находится где-то неподалеку, наблюдает из-за угла? Тридцать семь, тридцать восемь…

Из-за угла чего? Дома? Но не слышно ни шума улиц, ни людского гомона. Пятьдесят, пятьдесят один… Где я? Даже номера машины не запомнила. Надо же так растеряться…

— Смотри, тетька из дурдома сбежала, — вдруг совсем рядом раздался детский голосок. — Не подходи к ней! Не подходи!

…сто семнадцать, сто восемнадцать…

— Чего это она?

— Откуда я знаю? Давай батю твоего позовем.

…сто тридцать, сто тридцать один… Хватит!

Дежкина осторожно стянула с головы мешок и невольно зажмурилась — яркий свет больно ударил по глазам. Это замкнутый двор-колодец. Вот почему здесь так тихо.

Два мальчика лет шести, прижавшись друг к другу, испуганно таращились на нее. Клавдия представила себе, как нелепо и диковинно она выглядела с мешком на голове, и не смогла удержаться, рассмеялась. Рассмеялась нервно, раскатисто. И этот смех привел мальчишек в ужас. Они начали пятиться, затем побежали со всех ног и с дикими воплями скрылись в темном подъезде.

Когда истерика прошла, Дежкина успокоила дыхание и, осмотревшись по сторонам (во дворе не было ни души), попыталась хоть как-то привести себя в порядок. Две пуговицы на пальто с мясом вырваны, кофта расхристана, чулки поползли, шейный платок съехал на спину, волосы в прямом смысле дыбом. Вылитая путана после бурной ночи.

Так, что же они похитили? Кошелек на месте. Деньги почему-то не тронули. И паспорт, и удостоверение, и косметичку, и тетрадь с деловыми записями. Брать-то больше было нечего. Серебряная цепочка? На шее болтается… Ключи от квартиры? Лежат в кармане пальто…

Пошатываясь на все еще ватных ногах, Клавдия Васильевна медленно побрела по дворику, обогнула детскую песочницу (песка в ней нет, одни окурки да пустые бутылки) и, войдя в полумрак подворотни, остолбенела. Она находилась в каких-нибудь десяти метрах от парадной двери своей родной прокуратуры. Нужно было лишь пересечь узкую улочку. Удивительно, но за долгие годы работы в своем учреждении Дежкина ни разу не заглядывала в этот двор.

Как только Виктор Чубаристов увидел Клавдию, он сразу понял, что-то случилось, и ироничное выражение мгновенно сползло с его лица.

Она молча кивнула на дверь своего кабинета и, пропустив вперед Виктора, многозначительно потрясла перед его носом пыльным мешком.

— Вот, — возбужденным шепотом произнесла она.

— Что «вот»? — заморгал ресницами Чубаристов. — Ну и видок у тебя, госпожа следователь… Как у курицы, только что вылезшей из-под петуха.

— Вот, — повторила Клавдия и, провернув в замочной скважине ключ, села за свой стол. — Умоляю, включи кипятильничек. Мне только чайку глотнуть и сразу полегчает.

После того как Виктор выполнил ее просьбу и, крайне заинтересованный, присел на подоконник, скрестив руки на груди, она сбивчиво рассказала ему о событиях, случившихся в последние несколько минут. И про поломку троллейбуса, и про серый «Жигуль», и про мужские голоса, и про бесцеремонный и столь же безуспешный обыск.

— Значит, ничего не взяли? — обдумывая полученную информацию и раскладывая ее по полочкам, спросил Чубаристов. — Уверена?

— Уверена.

— Ничего-ничего? Не может быть… Проверь еще разок.

— Я десять раз перепроверила. — Дежкина открыла косметичку и посмотрела на себя в маленькое зеркальце. Тушь потекла, помада размазалась… — В этом-то и вся странность, Витя. Хотя, постой! Взяли… Купон взяли.

— Какой еще купон?

Клавдия поведала Виктору о букмекерской конторе, открывшейся в булочной, о том, что она поставила тысячу рублей на победу «Сиэтл Суперсоникс».

— На победу кого? — удивленно спросил Чубаристов.

— «Сиэтл Суперсоникс»… — смущаясь, сказала Дежкина. — Команда такая баскетбольная.

— У каждого свои заскоки, — прокомментировал этот факт Виктор. — Может, за подкладку провалился?

— Да нет же! Я его в кулаке держала.

— Знатный улов, — хмыкнул Виктор. — А номер автомобиля?

— Какой там… — махнула рукой Клавдия. — Я и лиц-то их не разглядела.

— Да уж, попробуй тут разглядеть. — Он брезгливо осмотрел и даже зачем-то понюхал мешок, единственную улику, оставшуюся после дерзкого нападения. — Ну что на это сказать? Не повезло — ты оказалась в неподходящем месте в неподходящее время. Или, наоборот, повезло, что не покалечили. Знаешь, как бывает? У жертвы нет ничего ценного, вот грабитель со злости ее топориком по голове…

— Витя! — вскричала Дежкина. — Не надо! У меня и так до сих пор коленки трясутся, а ты со своими идиотскими шуточками!

— Что, сильно струхнула? Может, тебе это… домой? Не хочешь? Ну тогда бутербродиками закуси, — он распахнул свой «кейс» и выложил на стол целлофановый сверток. — Тут с колбаской, с сыром. Давай-давай, наваливайся. Кусок в горло не лезет? Надо себя заставить, госпожа следователь. — Иногда чопорный и неприступный Виктор Сергеевич Чубаристов мог вести себя, как чуткая и заботливая нянька и даже жесты его становились плавными, убаюкивающими. — Кстати, можешь меня поздравить. Кажется, я потянул за нужную веревочку. Сам не ожидал.

— Очередной свидетель?

— Да еще какой! В Бутырках отдыхает, золотце.

— Чему я не устаю восторгаться, так это твоему терпению. — Дежкина без особой охоты надкусила трехслойный бутерброд. — Сколько их через твои руки прошло?

— Не знаю, Клавдия, не считал. — Чубаристов выдернул из розетки штепсель кипятильника, после чего отправил в стакан щепотку чая. — Или чего покрепче? Я сбегаю.

— Погоди, Виктор. Что мне делать-то? Заявлять?

Виктор не успел ответить.

В дверь громко и требовательно постучали. Вот всегда так, когда хочется спокойствия и уединения, обязательно кто-нибудь припрется.

— Эй, открывайте! — несомненно, голос принадлежал Левинсону. — Мы знаем, что вы там! Вас видели! Дежкина! Чубаристов! Ку-ку! Чем вы там занимаетесь?

— Принесла нелегкая, его только и не хватало, — недовольно пробурчал Чубаристов, но незваного гостя впустил. Левинсон мужик настырный, от него не так просто отделаться.

Впрочем, помощник прокурора города по связям с общественностью, или, как сам себя именовал Левинсон, пресс-секретарь, явился не один. На пороге рядом с ним возник изящный силуэт Лины Волконской.

— Здрасьте… — тихо произнесла она, на мгновение задержав взгляд на Викторе.

— Приветик, — улыбнулся Чубаристов. — Как дела-успехи-здоровье?