— Какие еще крысы? Откуда здесь крысы?

— Где я?

— В кремлевском гараже, мать твою! — вдруг разозлился голос. — Вот я и спрашиваю: кто тебя пропустил? Как ты сюда проникла?

— Не знаю… Отвезите меня к маме. Пожалуйста…

И Лена потеряла сознание.

Такого унижения Виктору никогда прежде не приходилось испытывать. Его растоптали. Его стерли в порошок. Его предали. Предали саму идею, за которую он так долго боролся. Но самое страшное — Чубаристов ощущал полное свое бессилие. Он оказался безвольной пешкой в чужих руках. И никак не мог повлиять на ситуацию. Он проиграл окончательно и бесповоротно.

Виктор назвал водителю «роллс-ройса» свой адрес и только после этого вспомнил, что забыл похлопотать о помиловании вдовы… Впрочем, вряд ли бы ее спасло его заступничество. Наверняка красотка уже сгорела живьем в тридцать третьей квартире…

И вдруг Чубаристов не захотел ехать домой. Испугался пустоты, одиночества и черной рукояти пистолета, выглядывавшей из его кобуры. Ему необходимо было выговориться, выкричаться. Ему нестерпимо захотелось прижаться к чьему-нибудь плечу. Захотелось, чтобы его утешили, пожалели, утерли ему слезы.

— Приятель, я передумал, — он хлопнул шофера по плечу. — Едем в Нахабино… Тут рядом.

Лина открыла дверь не сразу, лишь после того, как Чубаристов начал колотить в нее ногами и остервенело кричать:

— Да я это! Я! Виктор! Виктор Сергеевич! Чего ты боишься, дуреха?

— Что с вами? — Она была растеряна и испугана. Запахивала на груди ночную сорочку и, поеживаясь, передергивала худыми плечиками. — Вы пьяны?

— Линочка, милая! — Виктор порывисто метнулся к ней, но она отшатнулась, отступила в глубь темной квартиры, не позволила себя обнять. — Линочка, у меня кроме вас, никого нет! На целом свете — никого! Помогите, Линочка… Я не знаю, как дальше жить.

— Чем я могу вам помочь?

— Не гоните меня! — Он опустился перед ней на колени. — Я от вас ничего больше не хочу. Только не гоните…

— Виктор Сергеевич, простите меня, — девушка сделала шаг назад. — Я не могу… Вы принимаете меня не за ту женщину. Вы ошибаетесь, Виктор Сергеевич. Я не такая.

— Да что с тобой, Линочка? Я же знаю… Ты любишь меня. Ну, скажи мне это. Скажи!

— Я не люблю вас, Виктор Сергеевич, — губы Волконской задрожали. — Прошу вас, уходите. Я не хочу вас видеть.

— Что за шум, а драки нет? — из-за плеча Волконской выглянула заспанная физиономия Миши Подколзина.

— Все нормально, — засуетилась Лина. — Возвращайся в комнату, я скоро приду.

Миша с удивлением глядел на гостя.

— Ах, вот оно что? — Глаза Чубаристова налились кровью. — Драки тебе захотелось?

— Не-ет! — завизжала девушка. — Не трогайте его!

Не обращая на нее никакого внимания, Виктор бросился к Подколзину, сбил его с ног, подмял под себя и начал наносить безжалостные удары по лицу, груди, ребрам и вдруг… будто очнулся от тяжкого сна.

Рука, взлетевшая для удара, обмякла и упала.

Чубаристов оставил Подколзина и уткнулся в стену лбом.

У Лины началась истерика. Рыдая, она вжалась в крошечный закуток между вешалкой и тумбой для обуви и с ужасом смотрела на Чубаристова. Распластанный на полу Михаил пошевелился, затем приподнялся на локте.

— Сзади нападают только последние сволочи и трусы, — он сплюнул кровавой слюной. — А еще следователь…

— Простите меня… — жалко улыбнулся Виктор. — Я не хотел… Я помогу. Где у вас тут бинт?

…За окном уже рассвело. Приняв успокоительное, Лина ушла в спальню. Чубаристов с Подколзиным остались на кухне. Они сидели обнявшись на узеньком плюшевом диванчике и приканчивали третью бутылку лимонного «Абсолюта».

— Ты знаешь, дружище… — Виктор заботливо поправил повязку, съехавшую Михаилу на лоб. — А я ведь сегодня чуть не застрелился…

— Кончай брехать! — поморщился Подколзин. — Ни хрена бы ты не застрелился.

— Чес-с-с слово! — Чубаристов ударил себя кулаком в грудь и закашлялся. — Что, не веришь?

— Какая тебе разница, верю я или не верю? Но факт налицо — ты жив и невредим. А факты, сам знаешь, вещь упрямая.

— Хороший ты мужик, Мишка… Мишка — это ведь медведь, да?

— Да.

— Мужик и ахнуть не успел, как на него медведь насел, — сказал Чубаристов.

— И ты вроде мужик ничего, — сказал Подколзин, — только горяч очень.

— Я не мужик. Я — Боров.

Звонка так и не было. Клавдия задремала у телефона. Ей снился какой-то странный, веселый сон, и она во сне думала:

«Как не стыдно! Дочь украли, а я веселюсь».

Разбудил ее Федор.

Клавдия открыла глаза.

— Что?

— Смешно, да? — почему-то обиделся муж. — Чего улыбаешься?

— Это просто сон. Это я во сне…

— А ты знаешь, что Гагуева убили?

Честно говоря, Клавдия всегда недолюбливала этого генерала-сепаратиста. Пыталась понять, вникнуть в желание небольшого народа завоевать свою независимость, даже оправдать хотела — не получалось. Независимость и свобода никак не хотели становиться рядом с захваченными больными и женщинами-роженицами.

Вроде бы давно Гагуев был объявлен преступником, человеком вне закона. Клавдия до последних дней удивлялась, как это его не могут изловить?

Теперь-то она понимала, что наши разведчики не только не охотились за мятежным генералом — они берегли его пуще зеницы ока. Гагуев прямо говорил, что если с ним случится хоть что-нибудь, содрогнется мир. Он имел в виду не только терроризм.

Разоблачительными документами он держал в руках кого-то весьма могущественного на самом «верху».

Вот почему так безжалостно охотятся за этой поганой ХРЮКАЛОНОЙ.

В руках у Клавдии оказалась судьба кавказской войны.

— Что ты сказал? — переспросила Клавдия.

— Гагуева убили, — повторил Федор мрачно. — Только что по радио передали. Вроде ракетой с самолета попали в телефон.

Клавдия почувствовала, что земля под ней закачалась.

Нет, Гагуева ей не было жаль. Она поняла, что тайну кавказской войны увели у нее из рук. И это еще означало, что Ленка, возможно, уже…

Клавдия медленно поднялась. Федор темной тенью стоял у нее за спиной. Он тоже все понял.

— Федя… — выдавила из себя Клавдия.

— Нет… — замотал головой муж. — Нет!

— Федя… Держись, Федя. Еще ничего не ясно… Не надо думать о плохом.

— Я ненавижу тебя! Я тебя ненавижу! — зашипел муж ей в лицо. — В принципиальность хотела поиграть, да? Гарантии тебе были нужны? Хотела изловить преступников? Теперь имеешь? Или ты сама этого хотела?

Клавдия ударила его наотмашь. Он подался назад и чуть не свалился. Но в узком коридорчике он только привалился на противоположную стену спиной.

— Что ты несешь? Идиот! Что ты несешь? Зачем ты отпеваешь Ленку? Они обещали позвонить! Они обещали сообщить! — кричала Клавдия, понимая, что эти соломинки уже давно утонули, что она утешает только себя. Что сама она не верит в порядочность подонков. Что готовиться надо к самому худшему. Она кричала и била мужа по рукам, по плечам, потому что тот не только не верил ей, но еще и обвинял.

Об остальном Клавдия даже боялась думать. Ее эксперименты дали самые моментальные результаты и самые жестокие.

Или нет?

Она бросила мужа и метнулась к телефону.

Чубаристова опять не было. Игорь тоже не звонил. А ведь прошло уже… Сколько уже прошло?

И Максим не возвращался.

— Я еду. Я найду, — бормотала Дежкина, натягивая на ноги сапоги.

— Куда ты? — спросил Федор.

— На работу. Буду заводить дело.

— Сегодня суббота, выходной, — напомнил Дежкин.

— Ну и что? У нас нет выходных.

«Нет-нет, все еще не так плохо, — думала она. — Я тыкала пальцем в небо, а оказалось, в самую десятку. Первым делом надо найти Ираиду. И вытрясти из нее…»

Клавдия застыла, так и не застегнув сапог.

«Зачем мне эта Ираида? Она сейчас зарылась в самую глубокую нору. Да и не знает она ни черта. Успокойся, Дежкина. Подожди, скоро все разъяснится. Теперь-то уж все разъяснится. Теперь все скоро встанет на свои места. Вот только Ленка…»