Бедная Лина. Каждый раз она придумывает что-нибудь, лишь бы скрыть настоящую причину своего появления и прокуратуре.

— Чайку? — подмигнула ей Дежкина.

— Конечно, кто же от вашего чая откажется?

— Познакомься, это товарищ Подколзин, талантливый телевизионный оператор.

— Очень приятно, — Лина сделала что-то вроде реверанса, но руки не протянула.

— Так уж и талантливый… — Михаил с интересом рассматривал медэксперта. — Кстати, мы с нами не знакомы?

— Нет-нет… — ответила Лина.

По правде сказать, она испытывала разочарование, смешанное с неловкостью, и в любой момент готова была по-девчоночьи расплакаться. Вместо Витеньки Чубаристова ей подсовывают какого-то смазливого оператора, и он еще имеет наглость заигрывать с ней.

— И никогда прежде не встречались? — Казалось, еще немного, и ослепительная улыбка навсегда останется на лице Подколзина.

— Не отвлекайтесь, Мишенька, не отвлекайтесь, — Клавдия сильно сжала ладонью его плечо.

— Однозначно, мы где-то встречались! — не успокаивался Подколзин. — У меня прекрасная память на лица! Стоит мне один раз увидеть человека — и все. Щ-щ-щелк! — и на всю жизнь! Ну, признайтесь, Линочка! Где? Не каждый же день приходится встречать таких обворожительных девушек. Я же буду мучиться, пока не вспомню.

— Я, пожалуй, пойду, — сказала Лина. Эти навязчивые знаки внимания раздражали ее, выводили из себя. Не мог ничего пооригинальней придумать, кроме как «мы нигде не встречались?». Тьфу! Банальщина какая!

— И пирожок не попробуешь? — спросила Клавдия.

— Нет, как-нибудь в другой раз, — Лина начала пятиться к двери. — До свидания, Клавдия Васильевна. Простите, если что не так…

— Черт побери, вспомнил! — Подколзин аж подскочил в кресле. — Восемьдесят девятый год! Начало июня, актовый зал Первого медицинского института! Вы были там?

— Была… — растерянно проговорила Лина.

— И я был! — радостно ударил в ладоши Михаил. — Нас тогда со съемочной группой послали на выпускной вечер за репортажем для программы новостей. А вы, Линочка, в студенческом капустнике участвовали, выходили на авансцену в роскошном белом платье и пели «гаудеамус игитур, ювенес дум су-умус», после чего вступал хор, зажигались свечи и тому подобное.

— Точно! — подтвердила Лина. — Я была в белом платье. Я пела. Вам понравилось?

— Ну-у-у-у… как сказать, чтобы не обидеть? — Подколзин скрестил руки на груди и попытался изобразить на своем лице нечто серьезное. — Голосок у вас приятный, но с музыкальным слухом явная проблемка, на полтона не дотягиваете.

— Это правда, — нисколько не обидевшись, согласилась с ним девушка. — Меня же тогда буквально силком на сцену выпихнули и заставили солировать. А я потом весь вечер проплакала от обиды.

Волконская подсела к столу и с жадностью начала уплетать пирожки. Ее больше не раздражал «этот наглый тип», а, наоборот, даже казался ей симпатичным. Во всяком случае, собеседником он был отменным. (Михаил пустился рассказывать смешные истории из телевизионной жизни.) Лина смеялась.

Каждую свою историю оператор начинал одинаково: «Со мной еще один прикольный случай приключился». Если бы Лина только знала, что таких «приколов» было припасено у Подколзина на все случаи жизни.

— Я всегда мечтала быть артисткой, — отхохотавшись после очередного «прикола», сказала Лина. — И даже в массовке однажды снималась. Хотела в театральный поступать. Но родители были против, особенно папаша. Он мечтал, чтобы я стала врачом, людей лечила. Вот, лечу теперь… жмуриков.

— В каком смысле? — не понял Подколзин.

— В прямом. Медицинский эксперт я, понимаете? — Лина тремя глотками осушила стакан, будто в нем было вино, а не остывший чай.

— И в чем же заключается ваша работа?

— Я должна установить причину и время смерти и составить подробный отчет. Я уже точно могу определить, сколько дней труп пролежал, сам ли покойник повесился или же его сначала придушили. Вы, например, знаете, что когда человек заживо сгорает, его тело непроизвольно принимает положение так называемой «боксерской стойки»?

— Как это?

— Линочка, съешь еще пирожок. — Клавдия Васильевна почувствовала, что Волконская постепенно начинает заводиться. Бедняжку всегда заносило, когда речь заходила о ее работе.

— А вот так! — Лина скрючилась на стуле, скорчила ужасную рожицу, левой рукой прикрыла челюсть, а правую вытянула вперед.

— Забавно… — натянуто улыбнулся Михаил. — У вас чертовски интересная работа. Так сказать, расширяет кругозор и закаляет характер.

— Да уж, характер у меня — будь здоров, — с гордостью произнесла Лина. — Не каждый мужик выдержит. Особенно в последнее время, когда мода пошла на всякие извращения. На днях нашли паренька, белобрысого такого мальчишку. Несколько раз пырнули ножом в область сердца, но не в этом суть… Ему еще и веки бритвой срезали, представляете?

— С трудом, — поежился Подколзин.

— А вы представьте, лежит перед вами паренек и глядит на вас вот такими глазищами! — Она растопырила пальцы на обеих руках. — Вот такими, не преувеличиваю.

— Ой, смотрите, снежок пошел. — Дежкина предприняла отвлекающий маневр, стараясь переключить внимание Волконской и Подколзина на погоду. — Надо же, пушистый-пушистый!

— Это идея… — обернувшись к окну, проговорил Михаил. — Почему бы не снять документальный фильм о женщине-медэксперте? Это будет сенсация. День за днем хроникально прослеживать все события…

— Вот так? — шутливо обиделась Клавдия Васильевна. — А как же «Госпожа следователь»?

— Вы — само собой, — спохватился Подколзин. — В конце концов, одно другому не мешает. Линочка, что вы об этом думаете?

— Это шутка? — Волконская переводила изумленный взгляд с Михаила на Дежкину и обратно. — Вы меня решили разыграть?

— Линочка, у вас есть все шансы стать настоящей «звездой»! — затараторил Подколзин. — С вашей внешностью, с вашим обаянием самое место на экране, а не в морге.

— Вы хотите снимать обо мне фильм? — голос Волконской надломился.

— Хочу! Безумно хочу! Но на организацию съемочного процесса понадобится не так мало времени… — Михаил озабоченно почесал в затылке. — Давайте так с вами договоримся: оставьте мне номер своего домашнего телефона, и, как только все выяснится, я с вами немедленно свяжусь.

— Да-да, конечно, — радостно закивала Волконская и размашистым почерком начертила семь цифр на обратной стороне так и не дописанного Михаилом заявления.

Именно в этот торжественный момент в кабинет ввалился Чубаристов. Он был несколько удивлен, что после его появления не последовало обычной (охи-ахи-вздохи) реакции присутствующих, но виду не подал. Все внимание сконцентрировал на себе какой-то незнакомый парень в джинсовой куртке. И даже Лина Волконская, обычно задыхающаяся от чувств при встрече с Виктором, на этот раз лишь наградила его мимолетным взглядом и весьма равнодушным «здрасьте».

— Мордасте, — хмуро ответил Чубаристов и, склонившись к Дежкиной, шепнул ей на ухо: — Поболтать надо…

А Подколзин уже вспоминал очередной «прикол» о мифическом дяде Степе, эдаком собирательном образе всех работников осветительного цеха, который по пьяной лавочке вечно попадал во всякие идиотские ситуации и с блеском из них выкручивался.

Сгибаясь в три погибели и размазывая по щекам слезы, Лина отчаянно хохотала. Чубаристову показалось, что хохотала она чуть громче, чем это было необходимо, и он оценил поведение девушки как начало некой эротической игры, призванной вызвать у Виктора чувство ревности или что-то в этом роде. На самом деле он конечно же ошибался (у Волконской просто было хорошее настроение, ей действительно было весело с Подколзиным), но тем не менее Чубаристов неожиданно почувствовал уязвленность и, не сдержавшись, раскатисто гаркнул:

— Потише можно?

— Можно, только осторожно, — беззлобно парировал Михаил.

Этой, в общем не очень смешной реплики было достаточно, чтобы Лина вновь засмеялась, и Виктор вновь принял этот смех на свой счет.