— Перед вами, пан Олекшич, винницкий полковник его вельможности гетмана Украины Иван Богун.
— Речь Посполитая, ее король, ее сенаторы желают видеть Ивана Богуна на должности великого гетмана всея Украины, — запальчиво сказал Олекшич. — Для того я и прибыл сюда, пренебрегая опасностью, чтобы услышать ответ из ваших уст.
— На Украине есть гетман, — твердо отозвался Богун. — Это Зиновий-Богдан Хмельницкий, избранный всем народом нашим. Из сказанного вами, пан полковник, разумею, что, говоря «наш край», вы имеете в виду Речь Посполитую. Действительно, она в тягости, но Украина вышла из-под ее начала, гетман Хмельницкий вывел ее на новую дорогу. Весь народ принес в Переяславе присягу Московскому царю.
— Но вы-то не принесли, пан Богун! — взвизгнул Олекшич. — К чему эти высокие слова? Мы не на пиршестве и не на ораторском состязании. Здесь нужно одно только слово: согласен!
— Вы понимаете, что вы предлагаете мне измену? — тихо и строго спросил Богун, и от его голоса повеяло на шляхтича неприятным холодком, от которого под рубахой на спине, казалось, мурашки забегали, а сердце дрогнуло и замерло на миг, будто остановилось. — Вы оскорбили мою честь, посылая свое письмо. Не удивляюсь королю и гетману коронному, но вам удивляюсь. Когда-то вы иначе вели себя, пан, но догадываюсь: я перед вами в долгу, потому вас и выбрали как посла ко мне… — Богун засмеялся, но одними губами; глаза его были полны гнева, и чуть вздрагивала рука, заложенная за широкий кожаный пояс, стягивавший красный кунтуш…
Олекшич растерянно глядел на Богуна. Хотелось сказать что-нибудь значительное, чтобы сразу рассеять напряжение.
— Напрасно беспокоились, пан Олекшич, — покачал головой Богун. — Я говорю «нет»! Так и передайте вашим хозяевам — королю, и коронному гетману, и всей вашей шляхте.
Голос Богуна зазвенел высоко и сильно, и, уже не сдерживая себя, он почти кричал:
— Так и скажите им всем вместе. Богун ответил «нет»! А пока сабля моя при мне, все они — и король и королята — узнают еще ее силу и пожалеют, что осмелились запятнать мою честь. Что вы уставились на меня? Хотите, видно, сказать, только не осмеливаетесь, что у схизмата хлопа нет чести? Дам вам счастливый случай убедиться в обратном, верный слуга польского короля.
У Олекшича подкосились ноги.
— Прошу ве причинять мне зла и отпустить меня с миром, ваша милость! — дрожащим голосом взмолился оп.
С презрением взглянув на него, Богун ответил:
— Ладно, я отпущу вас, но раньше потребую сатисфакции за то, что вы нанесли мне страшную обиду, пан шляхтич. Не будь я в долгу перед вами за вашу давнюю помощь, я зарубил бы вас на месте, смею заверить, за вашу постыдную миссию. Но я согласен померяться с вами саблями, это будет по-рыцарски честно.
— Биться с вами?! — с ужасом воскликнул Олекшич. — Пан Богун, скажите, что вы все это выдумали в шутку, скажите, что я сплю, разбудите меня…
— Вынимайте саблю из ножен и отойдите, — грозно сказал Богун, одним взмахом обнажив саблю, на которую с отчаянием глянул Олекшич.
— Скорее! — крикнул Богун. — Не мешкайте, у меня нет времени. Я считаю. Раз…
Холодный пот покрыл все тело Олекшича. Сбиваясь с ноги, он пятился, сам не понимая, зачем вытаскивает из ножен свою саблю.
— Можете отходить, не оглядываясь, у меня нет польского шляхетского обычая бить противника в спину…
— Ваша милость, — взмолился Олекшич, — пан Богун! Смилуйтесь! У меня жена, двое деток… Я православной веры… У нас один бог… Слово чести, я беру свои слова… Пусть будут прокляты король и коронный гетман…
— Два, — решительно произнес Богун и сделал шаг вперед.
— Пан Богун, все, что я имею, все золото, двадцать тысяч талеров, сорок тысяч гульденов, мои маетки, мои мельницы, мои рудни — все ваше… Слово чести!..
— Честь Ивана Богуна не меряют золотом, шляхетский холуй!.. — вскипел Богун. — Считаю. Три!
Страх перед Богуновой саблей, желание жить заставили наконец Олекшича поднять руку. Окаменевшими пальцами он стиснул эфес сабли. Посинелыми губами шептал молитву.
Богун, остановясь перед Олекшичем, начал вдруг отступать, озираясь по сторонам, и Олекшич, забыв всякую осторожность, с диким криком кинулся на пего.
Резко звенела сталь в утренней тишине. Беспорядочные выпады сабли Олекшича Богун отбивал легко, перебрасывая свою саблю из левой руки в правую.
Темная тень проплыла по поляне. Богун взглянул на небо.
Степной беркут низко кружил над лесом, словно чуял, что получит вскоре добрую поживу.
Отбивая удары, Богун отходил по кругу, и Олекшич, не отставая, наседал на него.
«Господи, зачем он играет со мной, как кот с мышью?» — думал шляхтич, и слабая надежда, что Богун все же не убьет его, затеплилась в сердце. Силы оставили Олекшича, и он упал перед Богуном на колени.
— Ваша милость, пан Богун, смилуйтесь… Разве могу я меряться с вами саблей на поединке? Сжальтесь!
— Защищайтесь! — закричал Богун. — Защищайся, сатана!
По правде, у Богуна чесалась рука одним взмахом сабли закончить поединок. Но не мог он лишить жизни этого проклятого шляхтича. Если бы не те две недели, когда он под его кровом находил себе приют!
Олекшич, собрав все силы, поднялся снова. Почувствовав, что но вымолить милости у Богуна, он со всей ненавистью кинулся на него. Тяжело свистела сабля в его руках.
— Ого, надо остерегаться вас! Так, чего доброго, и воткнете мне саблю в грудь… — с усмешкой проговорил Богун.
Полковник вдруг остановился, точно врос ногами в землю, вытянулся всем туловищем вперед, как бы подставляя грудь под саблю Олекшича. Тот сердитым петухом прыгал вокруг Богуна, осыпая его молниеносными тяжелыми ударами, которые Богун легко отражал своею саблей. И совсем неожиданно Олекшич почувствовал, как, словно бешеным порывом ветра, вырвало у него из правой руки саблю и она отлетела в сторону, вонзившись острием в снег. И только когда он увидел саблю в снегу, острая боль судорогой свела искалеченную руку. Кровь густо сбегала на снег, расползаясь багровою лужей. Пальцев на правой руке как не бывало. Ожидая самого страшного удара, шляхтич упал наземь, закрывая голову. Уткнувшись лицом в снег и вздрагивая всем телом, Олекшич ожидал смерти.
— Подымитесь, — услышал он над собою голос Богуна и, все еще охваченный смертельным ужасом, уставил глаза на полковника.
Богун вложил саблю в ножны и с отвращением смотрел на Олекшича.
— Подымитесь и, пока я не передумал, скорей садитесь на коня и скачите что есть духу к своим жолнерам. Бегите, пан… Если бы не слово чести, данное вам в вашем маетке, — с сожалением проговорил Богун, — лежала бы ваша мерзкая голова рядом с вашими мерзкими пальцами. Теперь вы поняли, зачем мне нужно было знать, в какой руке вы перо держите?
— Да-да! — поспешно отозвался Олекшич, все еще лежа на снегу и не веря, что смерть отступила от него. — Да-да, пан полковник, да будет благословен род ваш в веках, мосьпане. Вы подлинно великодушный рыцарь, ваша милость…
— Хватит, — махнул рукой Богун. — Бегите, и чтоб духом вашим тут не пахло. Да зарубите себе на носу — мы с вами расквитались. Остерегайтесь вторично попасться мне на пути! Передайте вашему пану Потоцкому, что для его головы берегу нарочно новую саблю из лучшей дамасской стали.
Богун повернулся и быстрыми шагами пошел к коню. Олекшич видел, как он вскочил в седло и, не оглянувшись даже в его сторону, исчез в чаще леса.
…Дорога бежала навстречу Богуну, щедро окропленная вешним солнцем. Легко и приятно было вдыхать ароматный воздух и следить глазом за полетом птиц в вышине.
Рассекая синеву, стремглав пронесся беркут, обошел сизое облачко на своем пути, набрал высоту и вдруг, сложив крылья, стремительно пошел вниз, намереваясь нырнуть в суровые лесные чащи, где он разглядел, должно быть, себе добычу. Богун помахал ему рукой, посмеявшись сам над собой за такое добродушие.
На сердце было покойно.
Теперь понимал: эти письма, этот указ королевский, эти слова монаха-иезуита Себастиана и, наконец, встреча с Олекшичем затронули его глубже, чем он думал.
