– В одиночестве. Меня, может быть, и множество народу видело, но знакомых я не встречала. То есть меня-то, конечно, кто-то из встречных и знает, я все-таки жрица, а вот я их – нет.

– Это понятно, – кивнул Квентин. – А подтвердить кто-то может, что вы вернулись около двух?

– Гвардейцы на воротах.

– Ночью стояли Перис и Вольто, – сказал сэр Артур, набивая свою трубку табаком. – Если есть необходимость, я их позову.

– Чуть позже, – ответил Квентин и посмотрел на Селену.

– Агата, а вы всегда пользуетесь этими духами? – спросила вампирка.

– Однако же теперь вы задаете мне странные вопросы, – сказала жрица, слегка удивившись.

– Разница в том, что Селене приходится делать это не из любопытства, а по долгу службы, – пояснил Квентин. – Итак?

– Да, мне очень нравится моя «Алая ночь», – ответила жрица. – А что?

– И давно вы ими пользуетесь? – спросила Селена.

– Больше года.

– Ни разу не видела такие духи в продаже, – сказала Селена. – И вообще, ни у кого таких не встречала. Только у вас.

– А их нигде и не продают, – сказала жрица. – Не удивлюсь, если только я ими и пользуюсь.

Илис виновато шмыгнул носом; Агата бросила на него косой взгляд, в котором проскользнуло что-то вроде удивления.

– А вы их где берете? – спросила Селена.

– Да нигде не беру, – ответила жрица. – Мне их подарила год назад Мануэла Лист. На день рождения.

– Могу подтвердить, – сказал сэр Артур, попыхивая трубкой. – Я присутствовал, когда Мануэла их дарила.

– Там, у них, при Храме Красоты, трудится один парфюмер. Создает эксклюзивные ароматы. Вот он и создал «Алую ночь», – пояснила Агата.

– А почему ее не продают? – спросил Квентин.

– Потому что продают «Тыпонское настроение», – ответила жрица. – Там тоже вишня и сандал, но аромат чуть легче и немного более сладкий. Разницу не каждый уловить сможет. По крайней мере, я так поняла.

В этот раз Квентин посмотрел на Илиса.

– Ты-то уверен, что это – те духи? – спросил он.

– Я как раз тот, который разницу уловить сможет, – сказал Илис немного обиженно. – Про «Тыпонское настроение» ничего не скажу, не видел, а в эту «Алую ночь» входит еще, кроме вишни и сандала, вытяжка из корня мандрагоры, виноградный спирт тройной отчистки, и еще кое-что по мелочи.

Квентин задумался на несколько секунд.

– А можно взглянуть на ваш флакон духов?

– Если хотите, – пожала плечами Агата. – Он у меня в моей комнате.

– Тогда проводите нас, – сказал Квентин.

Комната жрицы располагалась на третьем этаже крепости-храма, в угловой ее башне и была совсем небольшой – когда следователи зашли в нее вслед за Агатой, то в ней стало совсем-совсем тесно, так что Эрику и сэру Артуру пришлось даже выйти в коридор. Обстановка была простой, если не сказать аскетичной: узкая кровать у стены, шкаф для одежды, небольшое бюро, стул с высокой спинкой. На одной стене висела карта Суранской империи, на другой – портретное изображение Нергала Стратега, в третьей стене было проделано узкое стрельчатое окно, более похожее на бойницу. Под портретом, на двух крюках, вбитых в стену, был закреплен меч, который по длине лезвия занимал промежуточное положение между суранским гладиусом и гномьей спатой. Зеркало в комнате было совсем небольшое и стояло на широком подоконнике, рядом со шкатулкой красного дерева и высоким стеклянным флаконом, заполненным на треть. Именно этот флакон Агата и подала Квентину.

– Вот, пожалуйста, – сказала она. – Конфискуете?

Квентин вытащил из флакона плотно притертую стеклянную пробку и, понюхав, протянул ее Илису, но тот, шмыгнув носом, не стал ее брать.

– Это они, – сказал он.

– Ну что же, похоже, что вы говорите правду, – сказал Квентин, закрывая флакон и возвращая его жрице. – Конфисковать мы его не будем, в этом нет никакого смысла.

– Глупо ей меня со следа сбивать своими же духами, – вдруг сказал Илис. – Это же улика!

– О чем вы говорите? – спросила жрица.

Услышав «вы», Илис бросил на Агату быстрый косой взгляд и, пожав плечами, отвернулся, сделав вид, что его заинтересовала висящая на стене карта.

– Мы говорим о том, что сегодня ночью кто-то с помощью таких же духов, как ваши, пытался скрыть свои следы, – ответил Квентин. – На это он потратил целый флакон духов, а может быть, и не один.

– Так вот почему вы пришли сюда, – поняла Агата.

– Скажите, а враги у вас есть? – спросила Селена, задумчиво рассматривая портрет Нергала Стратега.

– Нет, всегда считала, что нет, – ответила Агата. – То есть, конечно, с разными людьми у меня разные отношения, с некоторыми они не слишком дружеские, но чтобы вот прямо взять и назвать их врагами – такого нет.

– Я это к тому спросила, что, быть может, Агату пытались подставить, – пояснила Селена.

– Исключать не станем, – сказал Квентин. – В любом случае, у меня кое к кому поднакопилось вопросов. Госпожа эр Ариди, извините за беспокойство. Эрик, у тебя протокол готов? Прочитайте и подпишите, если со всем согласны. Из города, по возможности, пока не уезжайте. Вы не подозреваемая, вы свидетель, но все же…

– В Храм Красоты! – приказал Квентин кучеру, садясь в служебную карету.

– Думаешь, это Мануэла сделала? – спросила Селена у Квентина.

– Не исключаю, – ответил Квентин. – Пока все указывает на нее. Во всяком случае, мотив у нее есть.

– Какой? – спросил Эрик.

– Как сказала сегодня Марианна-Шиповник, дело в Бастиане, – ответил Квентин. – Забота о будущем дочери. Но не будем торопиться с выводами, до Храма Красоты рукой подать, там мы узнаем все наверняка.

Госпожа Мануэла Лист отыскалась в просторном богато обставленном будуаре, стены которого были обиты шелком, диваны и кресла – пушистым розовым мехом, а пол устилали белоснежные жарандийские ковры. Старшая жрица Гламуры была занята тем, что прикрепляла булавками к твердому листу картона клочки разноцветной ткани, сооружая из этого какую-то картину.

– Как вас много, – удивилась она, когда друг за другом в комнату вошли Квентин, Селена, Илис и Эрик. – Что-то случилось, Квентин?

– Случилось, – кивнул сержант. – Нам надо задать вам несколько вопросов по делу о краже подсвечников из Храма Плодородия.

– А разве они не нашлись сегодня? – удивилась жрица.

– Откуда вы знаете? – спросила Селена подозрительно.

– Со мной этой радостной новостью успел поделиться Филип Штефан, – ответила Мануэла. – А сам он узнал об этом от супруги, я так полагаю.

– Как поделился? Лично? – спросил Квентин.

– Нет, зачем же... он прислал записку с почтовой феей. Где же она у меня... только что держала ее в руках. Может здесь? Ах, нет...

Мануэла принялась искать записку среди клочков ткани, меха и кожи, которые лежали вокруг нее на диване. Записка все никак не находилась, тогда Мануэла встала и принялась за поиски с удвоенной энергией. Наконец сложенный вчетверо лист бумаги обнаружился, но не среди разноцветной материи, а в корсаже жрицы.

– Вот, пожалуйста, – сказала она, протянув записку Квентину.

Тот развернул ее и прочитал вслух:

– «Дорогая Мануэла, рад сообщить тебе, что подсвечники отыскались. Их нашла наша Кира, когда сегодня пришла смахнуть пыль в гостиной Великой Матери. Они стояли на том же самом месте, откуда исчезли – на каминной полке. Среди младших жриц уже разнесся слух, что это сама Великая Мать одалживала их для какой-то своей надобности и теперь гадают, кому следует ждать пополнения в семействе. Что касается Эры, то она в растерянности и, кажется, склонна поверить такому объяснению. Если же говорить обо мне, то я не исключаю, что это твоими стараниями они вернулись на место, и я очень благодарен тебе за них. В любом случае, я думаю, следует ожидать освобождения сэра Криса – ведь если это он похитил их (как, видимо, думает Стража), то вернуть их на место никак не мог, поскольку находится под арестом. Кажется, подобная ситуация называется у стражей «алиби». Ну, так и хорошо, что хорошо заканчивается. С нежной любовью, твой друг Филип». Очень интересно.