– Полагаю, это будете вы, – сказал господин Розциф. – С вами мы поговорим на этот счет несколько позже. Господин Рок, у меня нет к вам никаких претензий. Более того, я сообщаю вам, что намереваюсь пригласить вас для установки противопожарной защиты, когда мы приведем это здание в порядок. Однако вы должны понимать, что договор…
– Я понимаю, – кивнул Эрик, убрал в карман бумажник и достал из него сигарету. – Ну а сейчас, если вы пока не нуждаетесь в моих услугах, я бы желал вас покинуть. До свидания, господа.
Получив от Розцифа легкий наклон головы, который вполне заменил прощальные слова, Эрик прикурил сигарету от пальца и вышел на улицу.
– Как это все не вовремя, – пробормотал он себе под нос с досадой.
– Однако должен признать, вы вели себя безупречно, – услышал он вдруг за спиной знакомый голос. – Доброго вечера, господин Рок. Рад вас снова видеть.
Эрик обернулся на голос и увидел крепкого широкоплечего человека средних лет в треуголке и темно-синем камзоле полувоенного покроя. В руках у человека была трость, на которую он опирался при ходьбе, каштановые его волосы тронула первая седина, а карие внимательные глаза смотрели на Эрика из-под темных кустистых бровей.
– Ну, если вы считаете этот вечер добрым, – пожал плечами Эрик. – Здравствуйте, господин Амарант. Вы были на складе? Я вас не заметил.
***
Милорд Квентин Уиллис-Эорин, сын милорда Ларена Эорина, двоюродный племянник главы славного рода Эоринов, вернулся с работы около шести часов вечера. Поднявшись в свои покои, которые, к слову сказать, занимали весь второй этаж восточного крыла Эоринмира, он переоделся в домашнее, то есть снял с себя мундир стража, надел лосины и темно-серый камзол, весьма простого и скромного покроя. Такой костюм, по мнению некоторых представителей эльфийского племени, совершенно не подходил для эльфа из столь знатного семейства, но милорд Квентин эльфом себя считал крайне редко и нерегулярно, а уж на мнение вышеназванных представителей эльфийского племени ориентироваться совершенно не собирался. Ужинали в Эоринмире традиционно в половине восьмого, то есть до ужина оставался еще добрый час времени, так что милорд Квентин отправился в свой кабинет, где он имел обычай коротать свободное время, если из-за летнего зноя не было желания искать развлечений вне дома.
Кабинет его представлял собой большую светлую комнату, примерно на четверть больше того помещения, что занимал отдел милорда Квентина в Управлении Стражи. Более всего эта комната напоминала будуар знатной эльфийской дамы, и, когда-то давно именно в этом качестве и служила бабушке Квентина, а он, получив ее в свое пользование, так и не нашел ни времени, ни большого желания для того, чтобы поменять в ней обстановку. Впрочем, нельзя сказать, что он не привнес в комнату свою индивидуальность, вовсе нет. Просто выражалась эта индивидуальность, по большей части, в легком беспорядке, что царил здесь, а так же в различных вещах, которые ранее служили многочисленным увлечениям милорда Квентина, а теперь, скорее, являлись памятниками этим оставленным увлечениям. К примеру, тут было несколько мнемографий в рамочках, ибо лет десять назад милорд Квентин увлекался мнемографией[10], но эти картины не висели на стенах, и даже не стояли на письменном его столе, а уже года три как лежали на подоконнике одного из окон. Попадались здесь вещи и боле странные. К примеру, в углу стояло старинное гномье кресло, когда-то давно купленное милордом Квентином для одному ему ведомой цели – сидеть в нем удобно было бы разве что ребенку. Или, например, инкрустированная серебром доска для игры в драконьи шахматы, что лежала как раз на этом самом гномьем кресле. По прямому назначению ее ни разу не использовали, поскольку милорд Квентин так и не озаботился изучить правила этой игры. Или взять коллекцию маленьких цветочных горшочков, которые лет семь назад были коллекцией жарандийских кактусов. Или три подзорные трубы разных размеров. Или внушительного вида альбом с гербариями трав...
Книг в кабинете было маловато, и все, по большей части, развлекательного характера, но зато лежали они где попало и как попало – в обычаях милорда Квентина было оставить книгу там, где он заканчивал ее читать. В большинстве своем, страницы этих книг были несколько потрепаны в начале, а от середины и почти до конца имели тот первозданный вид, который они получили, сойдя с типографского станка. У милорда Квентина далеко не всегда хватало терпения на то, чтобы прочитать книгу целиком, часто он бросал чтение на середине; но, стоит отдать ему должное, как бы ни скучна оказывалась книга, конец его интересовал всегда, а потому пропустив большую часть повествования, он переходил сразу к финальным главам, чтобы узнать, чем все-таки закончилось дело.
Впрочем, в комнате было чисто. Слугам хотя и запрещено было прикасаться к вещам милорда, переставлять и перекладывать их с места на место, поддерживать комнату в чистоте вовсе не возбранялось, так что ежедневно сюда приходила горничная и сметала пыль, а по средам и субботам устраивала влажную уборку.
Милорд Квентин занял место на тахте, оббитой сиреневым плюшем, и погрузился в изучение нового романа господина Сильвио Амаранта, посвященного, судя по всему, путешествию к Драконовым Островам[11]. Однако почитать ему не дали – минут через десять в дверь кабинета постучали, и на пороге возник дворецкий Эоринов, Эривисей.
– Милорд, прибыл лорд Алис Товуэлл, просит его принять, – доложил он.
Милорд Квентин, увлеченный чтением, лишь отмахнулся.
– Пусть его примет кто-нибудь из кузин, – сказал он, перелистывая страницу. – У меня совершенно нет времени на все эти расшаркивания.
Надо сказать, в описываемое нами время Эоринмир был почти пуст. Отец милорда с его матерью отправились в свадебное путешествие, а, вернее сказать, в археологическую экспедицию. Что касается дяди милорда – лорда Люсьена Эорина, его жены – леди Лидии Эорин, двух их старших дочерей – миледи Лорителлы и миледи Лилиан, а также вдовы покойного лорда Лиота Эорина – леди Арнаэль Эорин, то все они предпочитали проводить самое жаркое время года в загородном имении семьи, которое располагалось километрах в десяти от Ицкарона. Так что сейчас милорд Квентин являлся, де-юре и де-факто, главой ицкаронских Эоринов, что никакого удовольствия ему не доставляло. Как не доставляло это удовольствия и окружающим.
– Это никак не возможно, милорд, – ответил Эривисей. – Во-первых, миледи Лазурика еще не вернулась из института, а миледи Лориэлла четверть часа назад отправилась к модистке и обещалась быть поздно вечером. Во-вторых, это не визит вежливости, лорд Товуэлл хочет видеть именно вас. Сказать ему, что вы нездоровы, милорд?
– Скажи ему, что я пьян, – ответил милорд Квентин. – Скажи ему, что я принимаю ванну из рассола. Передай ему, что я… погоди, как ты сказал? Лорд Товуэлл?
– Точно так, – подтвердил дворецкий.
Милорд Квентин резко захлопнул книгу и поднялся на ноги.
– Как же я упустил такой вариант? – пробормотал он себе под нос.
Милорд Квентин прошелся вперед и назад по кабинету, ненадолго задержавшись у венчецианского зеркала в тяжелой посеребренной раме, которое честно отразило в себе его задумчивую физиономию.
– Проводи его в малую гостиную, – распорядился он, наконец, – и передай, что я сейчас приду.
Эривисей поклонился и исчез из комнаты, а милорд Квентин выждал три минуты, снова посмотрел на себя в зеркало, поправил завязки на вороте рубашки, которая, к слову, была совершенно не эльфийского покроя, и отправился вслед за своим дворецким.
– Добрый день, лорд, рад вас видеть, – чуть поклонившись, поприветствовал он гостя – высокого светловолосого эльфа, узкоплечего, осанистого и стройного. Лорд Товуэлл уже начал седеть, однако это было единственным признаком надвигающейся старости, и если бы не седина, лорда вполне можно было бы принять за ровесника милорда Квентина.
