— Да? — Моритц взглянул на Джо с разгоревшимся интересом. — Выучка или природный дар?

— Физиология. — Ответил Джо. — Глазомер, реакция, доли мозга и все такое.

Моритц присвистнул.

— Действительно, редкий случай. Ладно, Корки, оставлю его тебе, мне, в принципе, своих хватает, да и я теперь могу форменные чудеса. Пошли, если вы отдохнули, недолго осталось, ха-ха!

— Когда ты решил, что уйдешь? — Спросил Кейдж после непродолжительного молчания. — Я так и не узнал.

— После того, как меня едва не затащили под трибунал из-за тех двоих ублюдков. — Моритц остановился на мгновение, передернул плечами и зашагал дальше.

— Понимаешь, какое дело. — Обратился он к Джо. — Это было в нью-йоркской подземке. Не помню, за каким дьяволом меня туда понесло, но не в этом дело. Я ехал в вагоне, и вдруг на одной из станций зашел старичок и попросил милостыню. В это трудно поверить, я не сентиментален, но было в нем что-то… черт меня дери, если у него за плечами не было длинной благородной жизни и прочего высокопарного дерьма. Он был чистенький и опрятный, милейший старичок, и я даже приготовил для него двадцатку, как увидел сначала одного, потом второго. За ним шли двое ублюдков с такими рожами, браток, что и святому захотелось бы воткнуть им по перу в глазницы. Ясно, что они его пасли, и отбирали все, что он собирал. И мне вдруг стало так мерзко, что я убрал свою двадцатку, вышел из метро и нажрался в хлам в ближайшем баре.

— Понять можно. — Любопытно вставил Джо. — А за что трибунал?

— За то, что я отследил этих ублюдков и подвесил обоих за яйца. И меня привлекли за их посиневшие рожи с вываленными языками, и если бы не Корки, то я бы сейчас с тобой не разговаривал, да Корки? И тогда я понял, что Бог равнодушен, и значит, все можно. Тогда я убил еще одну женщину, просто так, потом вторую, третью, и никто ничего мне не сказал. Видишь ли, браток, что я понял… Бог-то зол. Нет добра, есть отсутствие зла. Поэтому, когда ты творишь то, что трусы называют злом, Бог смотрит на тебя благосклонно, но как только ты идешь против его воли — трибунал, и ты получаешь по заслугам. Понял?

— Да ты больной придурок!

— Есть такое. Такой Бог меня не устраивал, и поэтому я пошел против. Моим Богом стал разум, который всемогущ и не знает преград, и воля, чтобы творить все, что мне вздумается.

— А как же, черт тебя дери, дружба? Любовь? Долг там, честь и прочее дерьмо?

— Мальчик мой, дружба суть оковы на желания. Корки мой друг, и связывает меня по рукам и ногам, потому что знаю, ему будет неприятно, если я развернусь во всю мощь. Знаю, что ты это ценишь, Корки, не благодари. Любовь? Это извращенная форма дружбы. Я знал многих женщин, некоторые были умны, но каждая становилось ужасно тупой в определенные моменты жизни. Словами не передать, как меня это расстраивало. Была только одна действительно умная женщина, которая не позволила себя одурачить и ни на йоту мне не поверила, да и ту я сам сделал. Что касается долгов, то я как раз сейчас занят выплатами.

— Он все врет. — Сказал вдруг Кейдж, открывая страдающие глаза. — Не верь ему, Дантон.

— Вру. — Весело согласился Моритц. — Все врут. Поэтому надо не слушать, что человек говорить, а смотреть, что он делает и зачем. Сгружай его, малыш, мы пришли.

Дантон, давя стон, осторожно спустил Кейджа на пол. Место, в котором они остановились, ничем не отличалось от остальных.

— Здесь второй лифт. — Объяснил Моритц, сочувственно глядя на друга. — Если нам повезло, он не пострадал от взрыва. Ты держись, Корки, скоро поедешь в больничку, тебе наложат гипс, вколют обезболивающее, и ты снова усадишь зад в мягкое кожаное креслице, и будешь разрабатывать планы по моей поимке.

— Стеф, что ты творишь…

— Не сейчас, мин херц, у твоего лучшего снайпера не так много времени осталось. Я имею ввиду, что спина у него скоро отойдет. Пошли, Джо, посмотрим лифт, а ты посиди здесь и никуда не уходи, мы скоро.

С виду лифт был цел, но не работал.

— Надо перезагрузить систему. — Исследовав щиток, заявил Стефан. — Дьявол, так и током может долбануть.

— Есть инструменты? — Спросил Дантон, разглядывая не щиток, а рыжий затылок с завивающимися колечками волос.

— Есть. У меня в лаборатории. Подержи вот здесь. И не прикасайся к…

— Сам знаю! — Огрызнулся Джо. — Я вот раньше понять не мог, и почему Кейдж тебя сразу не прибил.

— Теперь понял? — Невнятно спросил Моритц, зажав зубами пару проводков.

— Теперь понял.

Джо осторожно вставил в разъемы вывалившиеся штекеры.

— Что там было, в той пуле? Отчего все вдруг сдохли?

— Ядовитый газ, заставляющий белки распадаться.

— А я почему не?..

— Противоядие.

— А Кейдж?

— Противоядие. — Моритц строго посмотрел на Джо. — Он же мой друг.

— Друг?! — Рыкнул Джо, хватая тонкую шею и поднимая легкое тело вверх по стене. — Кого ты думаешь обмануть? Кем бы ни был Моритц, он точно не разговаривал цитатами из фильмов!

— Джо! — Голос еле вырывался из стиснутого горла. — Джо! Отпусти! Ты… меня… задушишь… опять…

Снайпер ослабил хватку, и Мерида, кашляя, схватилась за горло.

— Что ты творишь?! — Яростно зашептал Дантон, с каждым словом прикладывая ее спиной о стену. — Что ты вытворяешь?! Ты, маленькая, подлая, двуличная, ехидная…

— Да-да, ты все точно описал. — Устало усмехнулась Гувер, болтаясь в его руках, как тряпичная кукла.

Дантон престал ее трясти и просто обнял. Прижал так, что у нее затрещали ребра. Пальцы зарылись в непривычно короткие волосы, сошлись на затылке.

— Хочу тебя! — Жарко выдохнул он ей в висок. — Прямо здесь. Сейчас.

— Момент неподходящий! — Ответила Рид, но все же поцеловала его, жадно и крепко, вцепившись в плечи, как клещ.

— Скоро все кончится. Скоро все… — невнятно шептала она между поцелуями.

Потом вдруг с неожиданной силой резко оттолкнула Джо, с оттягом вытерла рот и сплюнула на пол.

— Ну ты и пидор!

Резко щелкнула рубильником, и лифт засветился.

— Счастливо оставаться! — С хохотом крикнула она, запрыгивая в него. — Передай Корки, что он едет следующим рейсом!

Наверху ее уже ждали. Неприятно выходить из лифта под дулами двух десятков автоматов.

— Досадно, правда? — Осклабился Доусон. — Где Дантон и Кейдж?

— В добром здравии. Эй, Доусон, скажи своим людям, чтобы убрали оружие, а то хуже будет.

— С чего бы? Твои люди все у нас.

— У меня есть еще. А вот второго меня нет ни у кого.

— Не думаешь ли ты, что ты очень важная птица?

— Не думаешь ли ты, что мной не было предусмотрено подобное развитие событий? И я не птица, детка, я Вельзевул!

Моритц театрально взмахнул руками, и на агентов неизвестно откуда, поднялась целая туча мух. Она была такой густой, что закрыла видимость на несколько метров вокруг, насекомые бросались на людей, кусали их до крови, забирались в уши, рты и глаза. Кто-то, не выдержав, принялся стрелять, но насекомых это не остановило. Через несколько минут, когда поднялся лифт с Дантоном и Кейджем, насекомые уже снова мирно ползали по камням, и агенты, матерясь, с хрустом давили особо нерасторопных ботинками.

Вернувшись в убежище, которое мало чем походило на закрытый бункер, и вообще являлось шикарным частным зданием, Гувер первым делом направилась в подвал. Кивнула охранникам и прислушалась к звукам, раздающимся из-за белой железной двери.

— Давно не орет?

— Дня два. — Ответил тот, что стоял справа.

Гувер хмыкнула, потом озабоченно потерла пальцем бровь.

— Открывайте.

За дверью была небольшая камера, а у задней стены, прикованная цепями, сидела Куколка. При виде Гувер она подняла грязную всклокоченную голову и облизала пересохшие окровавленные кубы.

— Лучше? — Хладнокровно поинтересовалась Мерида.

— Иди ты… — прохрипела блондинка.

— Напоить. — Велела Гувер, разгибаясь. — Жрать не давать. И кровь на анализ. И пункцию…