Ситуацию спасли изумленные возгласы, крики, взлетающие вверх подносы, падающие, как кегли агенты, смех и суета. Что-то происходило под ногами, но из-за зашкаливающего количества людей не было видно, что, только слышно чье-то верещанье.

— Вон он!

— Туда повернул!

— Под стол залез!

— Лови его!

— Ай!

— Ой!

— Твою-то мать!

— Уй бли-и-и-ин! — Заскулил агент Джокер и вылетел из-за стола, побежав в указанном направлении и присоединяясь к суматохе.

Ор, мат, падения, разбросанная еда и бестолковая беготня тут же превратили конкурирующих военных в одну общую шевелящуюся массу. В разгар беспорядка в столовую, как мстительная гарпия, зашел Доусон.

— Прекратить!

Мощный рык раскатился громом, агенты замерли в различных позах, боясь пошевелиться. Из-под груды тел выбралась рыжая, прижимающая к груди что-то металлическое и громоздкое. С головы у нее стекла тарелка овсянки и шлепнулась под ноги главе оперативного отдела. Масса в ее руках шевелилась, звякая сочленениями.

— Что происходит? — Уже тише поинтересовался Доусон.

Масса в руках агента Джокер приподняла голову и оказалась роботом. Он уставился на Доусона круглыми окулярами, продолжая трястись, как будто ему было страшно.

— Что это?

— Валли. — Ответила Джокер так, будто это все объясняло. — Простите его, мистер Доусон, сэр, он просто долго оставался один в лаборатории и отправился меня искать!

— И это то оружие массового поражения, на создание которого мы вам выделили из бюджета сто тысяч долларов?!

Валли затрясся еще больше и прикрыл «голову» ручками-клешнями.

— А все массово и поразились. — Хихикнула Гувер, кончиком языка слизывая капающую со лба овсянку. — Кроме того, Еву я тоже сделала.

— Кого?

— Еву, сэр. Так старалась, вот, аж мозги потекли. — Она брезгливо провела рукой по волосам и стряхнула противную липкую массу под ноги Доусону. — Эм… я вам покажу. Она летает… и стреляет.

— Летает и стреляет. — Повторил Доусон. — Прекрасно. А это утилизовать!

— Вы что! — Гувер обхватила Валли руками, как наседка, защищающая цыпленка.

— Что он вам сделал! — Поддержала разгневанная миниатюрная японка.

— Он хороший! — Засюсюкала французская переводчица.

— Валли! — Подтвердил робот слегка электронным голосом, вызвав дружный стон умиления.

Гувер тут же окружили, оттеснив недоумевающего Доусона, и наперебой принялись протягивать роботу руки, которые он сначала робко, а потом все уверенней пожимал, вертя маленькой головой на длинной гибкой шее. Лейтенант Хаксли бросил на генерала виноватый взгляд и бочком протиснулся к толпе, чтобы тоже потрогать робота за металлическую лапку. Гувер опустила его на пол, протянула относительно чистую тарелку с пола, и Валли принялся кружиться по полу на мягких гусеницах, размахивая ей, как шляпой. Кто-то включил на мобильнике джаз, и робот попытался танцевать, но не удержался на скользком полу и врезался в чьи-то ноги, жутко смутился и поспешил к хозяйке, которая поспешно подняла его на руки. Генерал поймал себя на мысли, что уже думает об этой железке как о чем-то разумном.

Агенты принялись наперебой успокаивать его и гладить по металлическим сочленениям.

— Дурдом какой-то! — Пробормотал Доусон и вышел.

— Он очень общительный, только стесняется! — Объясняла Гувер всем желающим. — Танцевать любит и всякие штуки. Я ему в коробке домик сделала, он уже туда гору хлама натаскал, и играет…

«Действительно, оружие массового поражения» — подумал генерал.

Все столы у аналитиков были завалены горой донесений, и они продолжали поступать. Припряженные к работе курсанты сбились с ног, сортируя их по степени тяжести причиненного морального и физического ущерба, национальности потерпевшего и предположительной личности подозреваемого. Фантом, обнаружив в alma mater такое количество незнакомцев, расстарался и показал себя во всей красе, а иностранные агенты тоже были не прочь попробовать себя в служении проказливому призраку. Практически все двери были расписаны нецензурными высказываниями и картинками разной степени откровенности. Чего стоила только совершенного голая женщина верхом на свинье на двери главы арабских силовиков. Впрочем, две спаривающиеся лягушки в красных беретках и тельняшках, явившиеся с утра французам, были ничем не хуже. Русским все двери разрисовали серпами, звездами и медведями, играющими на балалайках. Японцы уже деловито отмывали со своих аниме-девочек с лицами глав государства, а китайцы, ругаясь, собирали совками в ведра раскиданную по полу лапшу, потому что уборщики уже не справлялись со всей этой вакханалией и дружно просили отгулы за свой счет, а если им отказывали, писали заявления на увольнение. Растяжек, вылившейся на головы воды и прочих менее невинных жидкостей, украденной и испорченной формы, разрисованных несмываемым маркером лиц, связанных под столом шнурков, ручек дверей, бьющихся током, налитого в шампуни клея, краски и прочих подушек-пердушек никто даже не считал. Пока что верхом неприличия считалась подкинутая индусам отрезанная коровья голова, которая вообще неизвестно как взялась на закрытой военной базе.

Кое-кого удавалось вычислить, и несчастный занимал место среди аналитиков, принимаясь разгребать проделки сотоварищей. Но большинство безобразий идентификации не поддавалось. И над всем этим царил невозмутимый Кейдж, будто не замечая воровато крадущихся мимо него своих и чужих людей, лишь изредка фотографируя особо интересные вещи на планшет.

— Как же так можно, сэр? — Недоумевал лейтенант Хаксли. — Как мы будем проводить соревнования… то есть, обмен опытом?

— Первый раз на мероприятии подобного масштаба? — Только посмеивался Меллоуни. — Погоди, ближе к делу все будут на цыпочках ходить. Никому не хочется ударить в грязь лицом перед мировым сообществом.

Дверь личного отсека генерала уже была украшена представителями королевской семьи, отплясывающими кан-кан в разноцветных чулках. Поверх рисунка была надпись: «верни, что украл, вор!», но даже не она заставила генерала побледнеть и схватиться за сердце. Почерк. Это был почерк Стефана Моритца, он бы его ни с чем не спутал!

— Сэр! — Встревожился Хаксли. — Вам плохо, сэр?!

— Ничего-ничего, Уолтер. Я просто устал.

— Но какое возмутительное свинство, сэр!

— Вы военный, лейтенант! И не дело рядовому теряться от резкого окрика сержанта!

— Но это…

— Это то же самое. Оставьте меня, мне надо подумать.

— Корки?

Кейдж кивнул из-за стола, не отрываясь от бумаг, и приветливо указал ручкой на мягкий кожаный диван, принявший в объятия усталое генеральское тело. Что-то дописал, удовлетворенно кивнул сам себе, закрыл журнал и связался по настольному коммутатору с секретаршей, велев приготовить кофе и никого не пускать. После криков и беготни в коридорах его кабинет казался уютным оазисом спокойствия в пустыне хаоса.

— Можно тебя спросить?

— Спросить-то можно. — Игриво ответил Кейдж, не принимая тона. — А с ответом посмотрим.

— Представь, что перед тобой вдруг возник ты сам, только из прошлого. Тебе бы не было стыдно?

— Нет. — Подумав, четко ответил Кейдж. — И еще я бы посоветовал себе не искать продвижения по службе, а скончаться где-нибудь в горячей точке лет в сорок. А ты?

— Я уже второй день словно гляжу в прошлое. Точнее нет, это прошлое глядит на меня. И оно не видит того, каким я стал, оно по-прежнему видит того… другого. Того, кем я уже не являюсь. И перед ним бесполезно оправдываться, оно молодо и полно ярости и огня, и все обиды для него по-прежнему живы. И мне жутко, Корки.

— Рано ты начал хандрить. — Только и сказал Кейдж.

— Скажи, а Морт? Что бы ты сделал, если бы у тебя была возможность начать все заново? Убил бы его?

Кейдж сердито поджал губы.

— Я предпочитаю не думать о том, что было бы если, а оперировать доступными фактами.

— Все не можешь простить меня? А ведь столько лет прошло! Но я, и правда, был настоящим засранцем. Впрочем, он был не лучше. Знаешь, это я украл его нож.