Они всячески старались противостоять ему, уничтожить серебряный огонь своей тьмой, затушить пламя гротескной слизью. В момент столкновения Харахил перестал бороться. Вместо того, чтобы стараться вернуть себе контроль, он вышел из себя, на мгновение вынуждая своих демонических соседей показаться.

Серебряный огонь моментально поглотил Харахила, усмирив демонов. Он вырвал у них контроль над своим телом.

Библиарий колебался, его глаз подергивался.

— И…

Асмодей выстрелил.

Болт пробил стенки черепа Харахила, продравшись через замысловатую проводку психического капюшона, и разбрызгал кровь по рунному кругу.

Харахил смотрел на свое умирающее тело, на то, как жизнь медленно отливает от сердца и легких. Он был доволен. Демоны бежали из падающего трупа, и пустая оболочка его смертного я рухнула на палубу.

Его душа задержалась в варпе на ещё одно мгновение, окруженная мстительными, ненасытными демонами. Библиарий не чувствовал страха. Убежище было рядом, ибо его сознание вновь стало крепостью, пусть даже и на мгновение. Не ради него — соринки в вихре величайший существ — бессмысленная вечность была наводнена волнами варпа.

Серебряный огонь Астрономикона полностью поглотил его, превратив последние остатки его души во вспышку пламени, поглощенную куда большим светом.

А затем Харахила не стало.

Не переведено.

Сержант Езекия распластался, укрываясь в яме и слыша, как девять братьев его отделения повторили то же самое мгновение спустя. Лазерный выстрел пропорол воздух буквально в дюймах над его головой и выбил облачка пыли, столкнувшись с разрушенным краем бетонной воронки.

Тактический дисплей Езекии, наложенный поверх его зрения духом машины, что обитал в доспехе, привлек внимание мерцающей пиктограммой. Новые приказы. Отряду следовало передислоцироваться на три километра к югу для поддержки взвода Имперской Гвардии, который фланкировал и теперь оказался зажат смертельным перекрестным огнем посреди руин складского района.

Сержант поставил новую боевую задачу перед отделением и подал сигнал по одному преодолеть край воронки и пересечь улицу под прикрытие сгоревшего "Лемана Русса". На короткое мгновение, что Езекия оказался на открытом пространстве, уязвимый для вражеского огня, ему открылось следующее зрелище: впереди, насколько хватало глаз, местность превратилась в сущий ад, на фоне которого вырисовывались суровые очертания великих мануфакториумов Сераф Прайм. Он знал, что им придется пересечь эти скелетоподобные руины; он также знал, что маршрут представлял собой излюбленные охотничьи угодья для снайперов и засадных групп мятежников.

Отделение Езекии направлялось теперь параллельно линии фронта, следя за возможными перемещениями на нейтральной полосе. Отряд передвигался с упорством космодесантников из ордена Темных Ангелов. Они пользовались доступными укрытиями, но не суетясь и не поджав хвост, как слабаки из Имперской Гвардии, что проигрывали эту войну, положить конец которой прибыли Темные Ангелы. Сераф Прайм был слишком важен, чтобы достаться мятежникам, подстрекаемых ксеносами, но Езекия поклялся не потратить и капли крови Темных Ангелов ради возвращения планеты ее немощным князькам. Если крови и суждено пролиться, то это будет во имя Бога-Императора человечества и его первородного сына, Льва Эль'Джонсона.

Менее чем в километре от цели, когда отделение пересекало пять метров открытого пространства, раздался одиночный выстрел. Брат Матей получил ранение в грудь точно под горловину доспеха. Езекия с остальными рванул в укрытие, гнев заклокотал в горле сержанта, когда он понял, что попадание не было случайным; снайпер осознано, злонамеренно уничтожил прогеноидную железу космодесантника, источник геносемени, на котором покоилось будущее ордена.

Воспроизведя последние три секунды записи видеорегистратора доспеха, Езекия уловил короткую дульную вспышку в тени развороченного окна на четвертом этаже строения напротив. Он знал, что убийца сразу же сменит позицию, не желая навлечь ответный огонь повторным выстрелом с того же места. Езекия направил отделение вперед: они отрежут снайперу путь отступления у цоколя здания до того, как он успеет подготовить следующий выстрел.

Устремившись по прилегающему узкому переулку, отделение уперлось в тупик. У Езекии не было времени сносить стену крак-гранатой, он, не останавливаясь, врезался плечом в скалобетон с силой, доступной только имперскому космодесантнику. Разнеся стену на части, он с грохотом проломился вперед и увидел развернувшуюся впереди сцену: снайпер, очевидно, надеялся заманить отряд в ловушку, но не мог и предположить, что они выберут подобный маршрут. В пяти метрах перед Езекией располагалась банда оборванцев-мятежников, их лазганы были нацелены на улицу снаружи — улицу, по которую бы обязательно вышло отделение Езекии, преследуя убийцу, не выбери они другой путь. Сержант опустился на одно колено, вскидывая плазменный пистолет. Братья космодесантники появились сзади в тот момент, когда он нажал на спусковой крючок, и шесть болтеров выстрелили одновременно с озарившей комнату ослепительной вспышкой плазмы. Мятежники буквально испарились, оставив после себя лишь облачко кровавого тумана и влажные алые потеки на стенах.

— Сержант Езекия? — раздался голос со стороны баррикады из руин дальше по улице, — Хвала Императору, вы здесь.

Отделение Езекии с осторожностью преодолело путь к позиции Имперской Гвардии, выискивая признаки других вражеских снайперов в близлежащих строениях. Когда они достигли укрепления, им навстречу шагнул молодой лейтенант, чей благоговейный страх перед космическими десантниками боролся с чувством облегчения от их присутствия.

— Я — лейтенант Касима из Серафской 53-й ауксилии недолюдей. Это мои подчиненные, — Касима указал на группу звероподобных огринов. У каждого бойца на плече был изображен Аквилис Империалис: символ в виде орла, ради которого миллиарды воинов человечества жили и умирали.

Езекия снял шлем и плюнул на пыльную землю под ноги дрожащему лейтенанту.

— Брат Матей не должен был пасть жертвой трусливого выстрела, спасая этих… мразей, — Лицо сержанта искривилось от ненависти, когда он разглядел неопрятных солдат-недолюдей, — Они ничем не лучше мятежных отбросов.

Повернувшись спиной к осажденной позиции, сержант Езекия обратился к своему отделению:

— Братья, мы уходим.

Бак с горючим взорвался, разметав тела и металлические осколки по всему перерабатывающему заводу. Звероподобный смех сотряс вершину горы корабля-астероида. Из пламени возникла горстка громоздких фигур в порванных гермокостюмах, с дымящимися бородами и густыми бакенбардами. Направив на толпу зеленокожих, которые прорывались по тоннелю, свои скорострельные пневматические молотки, они открыли огонь. Несколько орков упали, сраженные огнем противника, остальные открыли ответный огонь из своего грубого оружия, заполнив тоннель яркими вспышками выстрелов.

— А ну-ка, давай еще разок! — гаркнул Гхазгкулл орку, стоящему слева от него.

Зеленокожий снова зарядил гранатомет неимоверно громадной ракетой, широко расставил ноги и прицелился в уцелевших противников. Раздалось громкое шипение, и заряд взорвался, уничтожив гранатомет и оторвав орку руку. Проклятия раненого орка заглушал звериный смех Гхазгкулла.

— Еще один пациент к докам, — проревел военачальник, направляя орущих воинов вперед своей когтистой ручищей. Смех Гхазгкулла оборвался, когда град снарядов, выпущенных из пневматического молотка, застучал по толстой броне его шлема. Зеленокожий обратил свой грозный взор на забарикадировавшихся под остатками перерабатывающего завода демиургов.