И все же…

— Кто ты?

Перевозчик повернулся ко мне. Его глаза казались остекленевшими и пустыми, но это была ложь, порожденная моим ослабевшим психическим чувством. Я не ощущал в нем жизни, поэтому пытался разглядеть ее обычными, слабыми чувствами.

— Я Флегирас с Титана, — спокойно ответил он.

— Один из Перевозчиков, — сказал я.

— Один из Перевозчиков, — повторил он. Я не был уверен, отвечает ли он на мои вопросы или просто подражает мне.

— Ты служишь сепулькарам, да? Ты вестник тех, кто присматривает за Полями Мертвых?

Я проигнорировал руку Галео на плече. Он ничего не мог сказать мне, как и дотянуться шестым чувством.

— Я служу сепулькарам, — кивнул Флегирас. Если подобное существо можно назвать любезным, то оно явно пыталось вести себя учтиво. Зная, что он бездушен, мне хотелось сплюнуть только от одного его взгляда. Я понимал, что моя ненависть иррациональна, но все равно не мог преодолеть исходивший от нее жар.

Я разглядывал загадочную фигуру еще один долгий миг. На этот раз он заговорил первым.

— Тебе не хочется, чтобы павшего погребли, — он улыбнулся, и у меня закралось подозрение, что он пытается быть добрым. — Могу я узнать, почему?

— Кто ты? — снова спросил я, чувствуя, что рычу сквозь крепко сжатые зубы. — Ты же был одним из нас?

Флегирас улыбнулся и ничего не сказал.

— Пошли, брат, — провоксировал Думенидон. — У нас свои обязанности, у него свои.

Я пошел за братьями, хотя еще раз оглянулся на Перевозчика, грузившего гроб на борт шаттла.

Он нес его совершенно без усилий.

Едва мы вышли, как мое психическое чувство полыхнуло новой жизнью. И первым делом я услышал, как называют наши имена. Не мое имя в смысле личного обращения. Это был отдающийся в наших разумах зов с поверхности Титана, наполненный образами гордо реющего знамени Кастиана и солонцеватым привкусом телепортационного тумана на языке.

+ Нас призывают, + пропульсировал Малхадиил.

Галео поднял руку, останавливая нас.

+ Нет. Нас… Это приказ, а не призыв. +

Требовалось только расслабить разум. Я пропустил сквозь себя психическое прикосновение, почти мгновенно достигнув единения, и увидел поверхность другого мира с почерневшей от гнили землей, на горизонте которого виднелось зарево пылающего города. Мне уже приходилось видеть этот образ, когда прочесывал разум Волка, Граувра.

+ Наши лорды желают поговорить с нами, + отправил я остальным. + Я никогда не слышал подобного призыва. +

+ Ты еще молод, + отправил в ответ Галео. + Тебе может уже никогда не представиться шанс ощутить подобное снова. Я сам слышал такое лишь однажды, + его орлиные черты лица, так явственно выделяющиеся после изнурительных испытаний, еще больше омрачились тревогой.

+ Я ощущаю беспокойство во множестве разумов, + отправил Малхадиил. + И ничего больше. +

+ Это связано с прибытием «Верегельта» и моим единением с третьим капитаном после швартовки. Да и выживший Волк инквизитора Ярлсдоттир уже выложил все лордам ордена. Поэтому нам приказано собраться. Всем нам.

+ Зов ко всему ордену? + решился спросить я. + Этого не может быть. Угроза Армагеддону не может быть настолько ужасной. +

+ Не понимаю, + согласился Малхадиил. + Ни одна угроза не может требовать присутствия всего ордена. +

+ Такие юные, + с легкой улыбкой пропульсировал нам Галео. + Гиперион, у меня есть к тебе просьба, прежде чем этой ночью начнется сбор. Кастиану требуется пятый рыцарь. Тебе предстоит попросить его. +

Я не виделся с ним почти год, с тех пор как меня приняли в Кастиан и мы отправились на первое задание с инквизитором Ярлсдоттир.

Я нашел его на Полях Мертвых, где он присматривал за памятниками павших. Из его простертой руки вырвалась рябь психической силы, сбив с гранитных плеч статуи пыль.

Он по праву продолжал носить доспехи, но керамит не покрывал левую руку от локтя, правую от бицепса, а обе ноги от бедер. На месте настоящих конечностей щелкали и жужжали начищенные до блеска аугментические имплантаты — наследие старых ран, которые он получил еще до моего рождения.

Когда бы это ни случилось.

— Энцелад.

Он повернулся на звук моего голоса, хотя наверняка ощутил мое приближение еще в тот момент, когда я лишь ступил в катакомбы. Правая часть его лица сверкала гладкой хромированной поверхностью, на которой были воссозданы его бывшие черты. На месте обоих глаз в глазницах из темного железа были вставлены красные линзы.

— Мой мальчик, — поприветствовал он, — как я рад видеть тебя.

Традиционно это считалось честью — и пророческим знаком великих свершений в будущем — получить имя одного из спутников Сатурна. Соответственно, их давали очень редко: насколько я знал, в нынешнем поколении рыцарей кроме Энцелада и меня был еще только Тетис. Заинтересовавшись, мне удалось разузнать, что последний воин с именем Гиперион погиб за четыре тысячи триста восемьдесят один год до того, как я дал клятву служения Золотому Трону. Он погиб с честью в бою с Извечным Врагом. Его братья забрали останки. Я посещал его могилу пару раз.

Несмотря на возраст, голос Энцелада оставался сильным. Как он любил мне напоминать, он сражался в крестовом походе еще на заре тысячелетия.

Мы не стали приветствовать друг друга, а просто обнялись.

— Сотис, — сказал он, что прозвучало не совсем вопросом.

— Я бы хотел повидать его, — ответил я. — Но я не за тем пришел сюда.

— Пройдемся и поговорим. Я приведу тебя к нему.

Так мы и поступили.

Мы шли Полями Мертвых между статуй и мемориальных плит, наши шаги эхом разносились по катакомбам. В каждом зале покоились мертвецы целого века — саркофаги исчислялись десятками и сотнями, комната за комнатой, в зависимости от количества братьев, павших в определенные десятилетия. Можно было часами блуждать по Полям Мертвых и не прочитать дважды одинаковой эпитафии. Я уже не раз убеждался в этом.

Мы плечом к плечу шли по черному каменному полу под бдительными взглядами гранитной армии.

— Ты услышал призыв к войне?

Он кивнул. До меня донеслось слабое урчание механизмов в его аугментическом позвоночнике.

— Да. Армагеддон — блеклый и неприветливый промышленный мирок, но когда грязь и железо имели значение, если рыцарство призывает к крестовому походу? Мерзость необходимо изгнать. Я могу прийти на сбор этой ночью, а могу и не прийти. В любом случае война грядет. Грехи Армагеддона не останутся безответными.

— Энцелад, — сказал я. — Мастер…

— Прошло много времени с тех пор, как ты обучался под моим началом, Гиперион. Думаю, мы можем обойтись и без «мастера», не находишь?

Я посмотрел на него.

— Но ты назвал меня «мальчиком».

Он не засмеялся. Он никогда так не делал. Улыбка — вот все, чего от него можно было дождаться.

— Прости старого рыцаря за его привычку. Делай так, как я говорю, а не поступаю.

Мы проходили все новые гробницы, через минувшие века к сегодняшним дням. Запах на Поле Мертвых — смесь пыли, поднятой бесконечной циркуляцией воздуха, рассыпающихся в прах костей и пораженного милдью пергамента. По-своему он казался пряным. Это сложно представить, ведь у каждой могилы свой запах. Воспоминания никогда не пахнут одинаково.

— Ты собирался что-то сказать. Я чувствую это в твоем разуме.

Я взглянул на бывшего наставника.

— Меня прислал Галео.

Он остановился.

— Действительно?

Вместо того чтобы объяснить словами, я отправил в его разум предложение. Мне потребовалось лишь слабое прикосновение.

Мы отправились дальше. Энцелад казался скорее раздраженным, чем обескураженным. Морщинки, испещрявшие его лицо, стали глубже, менее добродушными.

— Я не могу, — ответил он. — Как юстикар Галео вообще смеет просить меня о подобном?

— Просить больше некого, мастер. Кастиан не может идти на войну в неполном составе.