Слизь расширилась и разрослась, стала высшей формой жизни, разумной и осознающей себя — и чистота исчезла. Цветение начало слабеть от боли знания. Способность видеть, слышать и чувствовать вводила в заблуждение. Сознание существовало только в качестве барьера от реальности, в которой все было преходящим, и ничто не было постоянным.
Он хотел помочь цветку, поддержать его красоту, но он уже был виновен в пороке познания. Сопротивление Харахила было ядом в недрах земли, просачивающимся в корни чистоты. Это его приверженность лжи стала причиной увядания бутона, лепестки которого отпадали один за другим. Каждая потеря отзывалась мучительной болью в сердце Харахила.
Библиарий громко выдохнул и поднес руку к лицу, закрыв глаза, хотя сами по себе они и так оставались закрытыми. Тьма вокруг него была абсолютной, вереница сотканных из света сцен прокручивалась в его голове как в калейдоскопе, входя в фокус и выходя из него.
Впервые с момента, как он взобрался на скалу, Харахил обратил внимание на мягкую почву под ногами, приветственную и золотую. Он захотел прилечь на неё, стать частью слоя плодородной земли, чтобы его сущность смогла дать жизнь новым существам. Приняв свою роль, он очистится от ядов, что он привнес своим присутствием. Его обращение к истине станет питанием, удобрением для бутона смерти, которой он столь сильно желал. Его жертва станет водой для корней, а кровь и душа — удобрениями, благодаря которым стебель снова будет стоять крепко и прорастут новые цветы, чтобы великий процесс воспроизводства смог распространить пыльцу истины по всей Галактике.
Хотя сознательные мысли Харахила хотели, чтобы он сдался, его инстинкты — его внутренний разум, защищенный веками ритуалов и тренировок — толкнул его к своей цели. Там, где ум был слаб, душа оставалась сильна. Хотя он больше не мог видеть серебряную звезду, он все еще мог чувствовать ее присутствие, освещающее его путь к цели. Он вслепую последовал за ней, полагаясь на Императора, чтобы тот доставил его к цели.
Он спотыкался, борясь с ощущениями и пытаясь не заснуть. Он так устал. Его ноги были словно налиты свинцом, он уже давно оставил попытки прикрыть лицо плащом. С каждым вдохом он втягивал в себя ещё тысячу частичек пыльцы. Харахил, онемевший и истощенный, сопротивлялся из последних сил.
Упав, библиарий повернулся в ту сторону, откуда пришел. Прежде чем его глаза навсегда закрылись, он увидел серебряную звезду.
Усилием воли он оставил глаза открытыми и позволил свету Императора влиться в него. Его присутствие вымыло черную пыльцу, очистив артерии и вены, сердце и легкие, кишки, руки и ноги.
Как только загрязнение внутри него было вычищено, то же произошло и с небом. Буря отступила, обнажив красивое лазурное небо, не потревоженное облаками или ветром. Серебряное солнце тепло коснулось его. Броня, бывшая его второй кожей, впитала силу его лучей, сняв онемение и наполнив его новой силой.
Башня была уже близко, Харахил знал, что она всё это время была здесь, скрытая от глаз чарами черной розы. Он мог протянуть руку и дотронуться до замшелой, разъеденной каменной стены. Усики растительной жизни покрывали осыпающуюся кирпичную кладку, скрывая двери и окна и обвивая скелеты тех, кто пытался подняться по ним раньше. Вернулся ветер, ставший теперь холодным и обремененным ароматом смерти. Когда лозы зашевелились, черепа застучали зубами, обращаясь к библиарию, предупреждения из их ротовых отверстий были бессловесны, но странным образом понятны.
Только безрассудный пойдет по стопам тех, кто погиб здесь. Только гордый смеет мнить себя достаточно сильным, чтобы суметь преодолеть препятствия, которые ждут его впереди. Высокомерие станет гибелью Харахила. Лучше вернуться с провалом, чем вообще никогда не вернуться.
Хихиканье мёртвых голов подпитывало сомнения библиария. Его товарищи никогда бы не познали — не смогли бы понять — рисков, что он уже взял на себя. Умирать здесь, загнанным в ловушку злом этой разбитой крепости, никуда не годиться. Как он сможет защитить человечество из могилы?
Несмотря на эти опасения, оттягивавшие вниз каждый его шаг, Харахил решил двинуться дальше. В конечном счете, это была судьба каждого космического десантника — отдать свою жизнь во имя человечества, и не Харахилу было решать, в какой день умирать лучше, а в какой — нет. Перед ним была поставлена задача, и он возьмется за неё со всей своей силой и волей, пока не добьется успеха или не погибнет.
Все, что оставалось — только пересечь болото, окружавшее Ультор подобно рву. Пузырящиеся смоляные ямы и засасывающее болото лежали между ним и его целью. Ветви тростниковых зарослей тянулись из болотистой почвы, треща на сухом ветру. Шум выделяющихся газов и движение чего-то извилистого и большого под поверхностью заставило Харахила остановиться на краю болота.
При беглом осмотре казалось, что через болото есть тропинки, но библиария было не так-то легко обмануть. Он начинал понимать это место. Ложная надежда была основой всего, что имело место в этом нематериальном отражении Ультора. Все, что казалось достижимым, было просто уловкой, созданной, чтобы в последствии заманить нарушителей в паутину отчаяния, увести их так далеко от правильного пути, чтобы они не смогли отыскать его снова. Кажущийся безопасным маршрут, несомненно, кончится, оставив его, ставшего жертвой изоляции и отчаяния, на мели.
Затем он вспомнил, где находится. Ему не нужно было продираться сквозь трясину, он мог просто расширить свою волю и сделать что-то еще. Так же, как её свет восстановил его слабеющую силу, теперь тепло серебряной звездой, направляемое его мощью, насухо припекло порченную землю, превращая болото в плотную почву, а смолу — в затвердевшие лужицы черноты. Растения пожухли под жестким светом силы Харахила, высушенные и растрескавшиеся под его свирепым психическим взглядом.
Энергия извивающихся трав и возвышающихся камышей просочилась в землю, спасаясь от слепящей ярости атаки библиария. Здесь сила варпа раздула корни и клубни, которые, в свою очередь, поглощали всё больше питания из грязи, продолжая разрастаться до чудовищных пропорций. Харахил чувствовал их выпуклые подобно семенам стручки, силу, скрытую в пульсации и болтанке. Коснувшись их своим сознанием, он почувствовал, что враждебные существа глядят ему в ответ.
Корни начали двигаться, зарываясь в сторону Харахила, трансформируясь из растительного вещества во что-то иное — что-то не совсем животное, а разумное и осознанное. Отвратительные слизнеподобные твари с белыми телами приближались к библиарию, ориентируясь на запах его души
Поле личинок, лежат под недрами мира, полны жизненных сил, вот-вот взорвутся. Они слышат меня. Слепые черви видят меня.
По настоящему лбу псайкера текли капли пота, а свет, вырывавшийся из-под его век, приобрел оттенок ржавчины.
— Варп захватывает его, — услышал он рычание Асмодея, когда капеллан оттолкнул в сторону Шафана, встав на самом краю психического круга. — Что-то прорывается в его сознание.
— Не пересекай поле, — предупредил Шафан, подойдя на шаг ближе. — Мы должны доверять его заверениям, брат.
На грани понимания Харахил заметил, как Асмодей метнул на Шафана взгляд, выражающий его презрение к заверениям псайкеров четче любых слов. Псайкер вздрогнул, чувствуя, как плеть презрения ударила его душу. Саммаил придвинулся к капеллану, гневно сверкая глазами, но не прикоснулся к Асмодею.
Сорвавшись на бег, Харахил пробил себе путь через мертвые и умирающие бутоны болотных растений, направляясь прямиком к основанию башни Ультора. Его бронированные ботинки оставляли в пыли отпечатки, которые заполнялись серым илом, идущим из-под земли. Лужи слизи приняли форму луковиц, сменили цвет с серого на зеленый, отрастили цепкие руки и глаза-бусинки. Когтистые пальцы и рога проросли из демонических приспешников размером с кулак. Рыча и хихикая, они выскакивали позади Харахила, образуя ковер из злобных, скалящихся лиц и красных глаз.
Библиарий направил свои силы вперед, пытаясь заглянуть в башню, представлявшую собой мир Ультор. Многое было скрыто от его взора, покрытое коркой мерзкой плесени и лишайниками, что пятнали его мысли, но он был в состоянии пробить фундамент города, простиравшийся вглубь гнилой земли.
