— Да. Только твою нынешнюю личность она не спасет. Все, чем ты являешься в этой жизни, умрет вместе с этим телом. Душа — частица чистой энергии Творца, не обремененная ни твоей памятью, ни личностью.

— Значит, Бездна Рока очищает наши души от прошлых жизней?

— Нет, это происходит еще в Чистилище, ее преддверии. Его так и называют, потому что там мы избавляемся от прошлого, и уже очищенными входим во врата Бездны.

— А как же призраки? Или они выдумка?

— Призраки — это остатки личности без души. По разным метафизическим причинам они не рассеиваются, как должны, а остаются обособленными сгустками энергии в Чистилище. При определенном стечении обстоятельств они могут влиять на нашу реальность. Поэтому люди иногда ощущают их присутствие или даже видят и разговаривают с ними. Чаще всего это происходит во сне, иногда наяву, но для этого нужно быть медиумом или безмерно скорбящим человеком. Кстати, скорбь — один из якорей для призраков, да и подпитка тоже.

— Вот оно что, — я призадумалась. — Знаешь, после смерти мамы, я видела ее пару раз. Она была как живая. Однажды я проснулась утром, чую, блинами пахнет. Сама я их готовить не умею, а вот мама могла, еще как, пальчики оближешь. Я подхватилась с постели и бегом на кухню. Залетаю туда, а она у плиты стоит, блины жарит. Я встала как вкопанная, прямо в дверях. Мама обернулась и говорит ласково: "Совсем ты исхудала, Аля, кожа да кости. Садись — поешь. Нельзя себя так запускать. Обо мне не печалься. Со мной все хорошо." Я к ней, а она растаяла, лишь запах блинов остался.

— Я соболезную твоей утрате, Алиса, — в его голосе появилась тень боли и почему-то вины.

— Спасибо. Так я говорила с остатками ее личности?

— Если это произошло в течение сорока дней после смерти, то не совсем.

— Почему?

— Это стандартный срок пребывания души в Чистилище. Потом остается лишь призрак, а без души он гораздо слабее. Поэтому мертвые, как правило, снятся родственникам или близким в этот срок. Если же призрак возвращается после, значит, он по какой-то причине не распался после ухода души в Бездну. Их еще называют неупокоенными. Все они существуют за счет ментальной энергии людей, как правило, близких, но не обязательно. Сильные чувства, такие, как страх, горе, боль, питают их. Кстати, любовь тоже, еще безумие, смерть, агрессия. Их полно в местах недавних сражений, в психушках, домах, где произошли жестокие убийства, в тюрьмах, пыточных, больницах.

— Боже! — припомнился Фредди Крюгер, пугавшие меня в детстве. — Так наш мир кишит призраками?

— Не бойся. Это слабые ментальные паразиты, планктон астрала, обособленный, а потому не опасный. Но если они по какой-то причине объединяются — могут натворить бед.

— Каких, например?

— Свести с ума человека с нестабильной психикой. Особенно если он провел некоторое время в таком месте. Еще довести до самоубийства, но это в лучшем случае.

— Почему?

— Некоторое маньяки, серийные убийцы, созданы коллективными неупокоенными. Они намеренно приводят жертв в "плохие места" и истязают, дабы накормить призраков. После такой кормежки голоса в их головах стихают, но со временем возвращаются.

— Значит, больницы — "плохие места"?

— Царства боли. Бывали случаи, когда маньяки устраивали свои пыточные в подвалах и котельных действующих больниц. Хуже всего — психушки. Неуспокоенные там особенно сильны, могут свести с ума даже психически-устойчивую личность.

— Уговорил, буду держаться от психушек подальше.

— Для тебя они неопасны. Ты сможешь упокоить любых астральных паразитов, и не только астральных.

— Ну не знаю. У меня нет ловушки для призраков, как у киношных охотников за привидениями. Кстати, я видела маму через две недели после похорон, значит ли это, что она еще не успела превратиться в злобную неупокоенную.

— Да, ты общалась с ее душой.

— Но во второй раз это случилось в годовщину ее смерти. Я пошла на кладбище, стою у могилы и чувствую, что на меня кто-то смотрит. Обернулась — она по дорожке идет в том же платье, что ее хоронили. Мама остановилась, посмотрела на меня сочувственно, головой покачала и дальше пошла. Я за ней — она свернула в боковой проход и пропала. Я все кладбище оббегала, ища ее, и не нашла.

— Думаю, тот призрак появился благодаря тебе. Ты не смогла принять ее смерть, не отпускала. Она же питалась твоей спящей Силой — не рассеивалась.

— О какой Силе речь?

— От отца ты унаследовала магию Света — она в тебе сейчас просыпается.

— Что!? — я уставилась на него во все глаза, Рубикон удивления был успешно пройден. — У меня есть магические способности?

— Конечно, причем немалые. Ранее они были латентны, но после инициации стали раскрываться.

— Какой инициации?

— К сожалению, смертельной, — от него пришла волна сожаления или даже вины, что поразило. Раньше я его эмоционального фона не ощущала, если не считать спокойной уверенности, которую он излучал всем своим видом.

— Ты о моей попытке самоубийства?

— Это не попытка. Ты действительно умерла, а магия тебя воскресила.

— Я думала, это сделали врачи БИТ и электрошок.

— Ты умерла еще в момент удара о воду. Воскресла перед тем, как тебя оглушили багром спасатели, что и стало причиной комы. По дороге в больницу твое тело начало восстанавливаться после переохлаждение и травм. Сердце сбоило — врач скорой приняла это за клиническую смерть, но оно забилось бы и без дефибрилляции.

Я коснулась платка в том месте, где он прикрывал остатки шрама:

— Знаешь, мне до сих пор кажется, что я умерла и попала в какой-то потусторонний мир, только очень похожий на реальность.

— Чувство нереальности происходящего — признак пробуждающейся магии. Она меняет тебя, а мировоззрение запаздывает. Ты прошла через это позже, чем должна была, к тому же трагично. В восемнадцать — было бы проще.

— Может, ты и прав, в юности чудеса шизофренией не кажутся, — я выдавила улыбку, какую смогла.

— Это не шизофрения. Перестань цепляться за стереотипы, внушаемые людям политикой Покрова. Ты не человек и никогда им не была.

— Но я то этого не знала! И что это за политика такая? Впервые слышу.

— Покров — тайна существования сверхъестественных рас, хранимая нами от людей, потому мы для них лишь миф, сказка, суеверие.

— Вон оно что, но знаешь, многие все равно верят в сверхъестественное.

— Верят, но не знают наверняка. Сейчас вера обесценилась по сравнению со знанием. Наука отвергает наше существование, точнее не может его подтвердить.

— Я так понимаю, с вашей подачи?

— Да, мы контролируем развитие науки и прогресс. Вся та технология, что окружает нас, существует благодаря политике Покрова. Без нее человечество так и прозябало бы в эпохе античности.

— Почему?

— Власть магии противоречит развитию технологии.

— А разве их нельзя соединить?

— Сложно, но можно. Только тогда люди смогли бы нас уничтожить. Так уже было в нашей истории — повторения мы не хотим.

— Так вот чего вы боитесь.

— Мы, Алиса. Ты одна из нас.

— Да уж, не поспоришь. По крайней мере нелюдь — лучше, чем шизофреничка. А какие еще сверхъестественные расы обитают в нашем мире, кроме вас и эльфов?

— Элиенеров здесь нет.

— А как же мой отец?

— Энтаниель был Странником: мог перемещаться между вселенными. Он породил тебя, когда приходил сюда в последний раз.

— Ты знал моего отца? — я вцепилась в лацканы его кашемирового полупальто, позабыв о всяких приличиях и дистанциях. Разгадка тайны, мучившей меня с детства, была так близка.

— Да, наши пути пересеклись, только один раз, еще до твоего рождения. Я знаю о нем немного: полное имя — Энтаниель из Дома Зори, третий маг Пути. Типичный эльф: высокий, рыжий, заносчивый, отличный воин и маг. У тебя его глаза.

— Так он был не из нашей вселенной! — мои пальцы разжались. Я сделала шаг назад, чувствуя неловкость. — Вот почему он бросил нас с мамой. Наверное, она его очень любила, раз он заставил ее все забыть, не хотел, чтобы она мучилась в разлуке.