— Так я человек маленький, — застучал несчастный зубами, — Не знаю ничего.

— Ты наемник, как и твои подельники. Кто вас нанял?

— Так это, незнакомец один в Кракове в корчме к нашему ватажку подсел, — он кивнул на один из трупов, валявшихся у дороги. — Мол, дело есть человек на тридцать, желательно с опытом. Золотом заплатил.

— Чей это человек был?

— Не знаю.

— Не ври.

— Говорок у него был волынский — больше мне ничего не ведомо.

— Перережь ему глотку и об остальных позаботься, — приказал мне пан.

Трупы нападавших мы спрятали в кустах, подальше от глаз. Рану десятника промыли и перевязали, к тому моменту он уже впал в беспамятство. Вчетвером мы втащили его в седло и крепко привязали. Тела наших погибших мы взяли с собой, чтобы похоронить в поместье.

— Похоже, князь Ружинский не жаждет нашей встречи, раз послал таких встречающих. Возвращаемся домой, — решил Тарквиновский.

Мы ехали так быстро, как могли. Десятник умер следующей ночью, и пан назначил меня на его место.

Позже я узнал, что род Ружинских таинственным образом прервался. То ли мор на них напал, то ли еще что-то приключилось.

Пять лет я был десятником его охраны Тарквиновского, а потом меня повысили до поручика. Назначение это меня не обрадовало, поскольку отдалило от пана. Млежек тоже был не рад, что я стал его помощником. Набравшись на попойке в честь моего повышения, он заявил:

— Не знаю, чем ты запал полковнику в душу. У меня был другой кандидат на примете, но пан даже слушать не стал: "Зигмунд достоин", и все тут.

Это заставило меня переоценить свое назначение. Если сотник не лжет, то мне и до ротмистровских лычек недалеко.

Через два года я стал сотником, заняв место вышедшего в отставку Бандуха. Это не понравилось поручику Брагинскому и десятнику Яну. Сын Млежека метил в поручики, ожидая повышения Брагинского до сотника, а я опять встал на его пути. Чутье подсказывало, что это мне еще выйдет боком. Как в воду глядел: довел-таки Ян меня до беды, причем не на ратном поле.

↑

Начав свой рассказ, Зигмунд свернул в западном направлении. Ночное шоссе было пустынно. Стрелка спидометра упорно дрожала у цифры сто. Где-то часа через полтора мы пересекли украинскую границу. К восходу солнца Зиг припарковал автомобиль у новенького аэропорта шахтерской столицы. Достав из бардачка два паспорта, он протянул один мне. Я раскрыла бордовую книжицу с трезубцем на обложке. Фото было тоже, что и в российском документе.

— Откуда у тебя моя фотография? — подозрительно спросила я.

— Был в твоей квартире, там и нашел.

— А про воришек, значит, соврал?

— Нет. Они меня опередили. Все, что я взял — фото.

Я вспомнила, что мой паспорт остался в сумке, которую горничная прибрала в шкаф. Алка принесла его вместе с остальными вещами. Наверное, Зигмунд посетил мою квартиру уже после нее, потому и изготовил эту подделку.

— А мой паспорт ты не нашел? — озвучила я свои предположения.

— Нашел. Только он общегражданский — с ним за границу не полетишь. Пришлось изготовить украинский загран с шенгенской визой.

— Мы что, заграницу летим!?

— Да, в Мюнхен.

— Зачем?

— Сосисок поесть, — он оскалился. — Лучше прочти свою фамилию, чтобы на контроле не оплошать, если спросят, конечно.

— Биленко Алиса.

— Билэнко, — поправил он.

Мы вышли из машины. Зигмунд достал из багажника вместительную черную сумку с надписью "Nike" и повел меня к раздвижным стеклянным дверям. Изучив табло отлетов, он сказал:

— Придется подождать. Проголодалась?

— Нет, но от кофе не откажусь.

— Если хочешь бурду из автомата, я принесу. Или дождись, когда пройдем регистрацию и контроль, там будет кофе получше.

— Долго ждать?

— Час с четвертью.

— Здорово! — раздраженно сказала я. Ожидание, с одной стороны, могло дать Квинту шанс найти нас еще до отлета, а с другой, было тоскливо без нормального кофе. — Может, все же скажешь, почему Мюнхен?

— На Братиславу отсюда не летают, а Мюнхен ближе всего к цели.

— Какой цели?

— Женщина, перестань донимать меня вопросами.

— Грубиян! — фыркнула я и отвернулась.

Время ожидания тянулось медленно. Я маялась, разгуливая по залу, рассматривала улетающих и провожающих, слушала их грубоватый говорок, щедро-разбавленный украинскими словами. Мой похититель наблюдал за мной, делая вид, что читает оставленный кем-то журнал, но я затылком чуяла его пристальный взгляд. В туалет он меня отпустил, оставшись караулить у входа, будто я могла оттуда сбежать. Это только в кино отчаянные героини протискиваются в узкие оконца под потолком или воздуховоды вентиляционной системы. Я же слабая женщина, а не супергёрл.

Наконец-то объявили регистрацию на рейс до Мюнхена. Очередь выстроилась будь здоров. Нужно было занимать ее заранее, а мы прохлаждались в фойе, шпионя друг за дружкой. Впереди всех стояла пара молодых латиноамериканцев, муж с женой. У них была гора чемоданов — то ли шоппинг в Украине удался, то ли они переезжали. Пока они сдавали свой бесконечный багаж, заставляя нервничать остальных, я все гадала, что же их привело в эти края — наверняка, не туризм.

Наконец-то получив посадочные талоны, мы поднялись на второй этаж для прохождения паспортного контроля. Пограничник, сличив мое фото с оригиналом и отыскав открытую шенгенскую визу, вернул мне фальшивку. С рамкой тоже проблем не возникло. Надежда, что за "бугор" меня не пустят, растаяла без следа.

Сумку Зигмунд в багаж не сдал. Наблюдая, как она медленно движется через сканер, я размышляла о том, где он спрятал оружие. Рамка промолчала, когда он через нее проходил. Сумка тоже не вызвала переполоха у секьюрити. Неужели оставил пистолет в машине? Но даже без него он был опаснее всей охраны аэропорта. Верзила-пограничник косился на него с явной опаской, хоть и был на полголовы выше, шире в плечах, к тому же вооружен. Зиг же безмятежно взирал на него. Он был спокоен как удав, а ведь вез с собой похищенную женщину, да еще и по фальшивым документам. Вот сейчас я открою рот и заору: "Спасите, похищают!" Что он будет делать?

Зиг бросил на меня короткий взгляд, будто выстрелил, и едва заметно качнул головой. Меня холодный пот прошиб. Он что, мысли читать умеет, или у меня на лице все написано?

Оказавшись в зале отлетов, мы отправились в кафе, позавтракать.

— Ты телепат? — обрушила я на него свои подозрения, когда он принес кофе и кексы.

— Нет. Просто у тебя такое лицо было, будто ты сейчас завопишь: "Спасите!"

Я выдохнула. Физиогном — еще не телепат. Надо бы при нем получше скрывать свои эмоции.

Через полчаса началась посадка — мы прошли на борт Боинга "Люфтганзы". Наши места находились в хвосте, сказался поздний check-in. Я впервые попала в салон самолета, раньше как-то не доводилось летать. Стало боязно, припомнились авиакатастрофы, о которых кричали СМИ. Зиг, словно почуяв мой страх, сказал:

— Не дрейфь, это самый безопасный вид транспорта. В автомобильных авариях погибает гораздо больше людей.

— Но там есть шанс выжить, а здесь — нет.

— Тогда дрожи как осиновый лист до самой посадки.

— "Добрый" ты.

— Да, я злой, даже очень.

— А то я не заметила.

— Ты еще много обо мне не знаешь.

— Так просвети.

— Не здесь. Кстати, перестань бояться. Даже если эта "птичка" грохнется — на нас и царапины не останется.

— Откуда такая уверенность?

— Приходилось падать. Как видишь, жив и здоров.

— Как тебе это удалось?

— Магия. "Защитный пузырь" — заклятие такое. Внутри можно даже кромешный Ад пережить.

— Здорово! Спасибо, мне полегчало.

— Обращайся, — он одарил меня своим фирменным оскалом.