— Еще разок так потрешься о меня попкой, ведьмочка, приму на свой счет, — прогудел у меня над ухом Зиг.

— Может, я переползу в свой спальник? — я повернулась к нему, пока он не приступил к действию.

— Мечтаешь спать на полу? Тебе сегодня не хватило половой жизни?

— На пол отправишься ты, вместе со своим мега-спальником и казарменным юмором. Я останусь на лежаке, как прошлой ночью.

— Не выйдет.

— Зиг, я не могу с тобой уснуть!

— Прямо комплимент. Раз так, давай займемся делом, — он подмял меня под себя.

— Зигмунд, ты ведешь себя как мартовский кролик, — я уклонилась от его губ.

— Я похож на кролика? — он приподнялся надо мной на руках, заглянул в глаза.

— Ага, на очень опасного кролика-маньяка, — я уперлась руками ему в грудь, словно держу дистанцию, по крайней мере пытаюсь.

— За кролика ответишь, — он зарычал и набросился на меня, осталось только раскинуть лапки и пережить неизбежное. Надо впредь быть поосторожней с такими сравнениями.

Ее тело было послушно, подчинялось моим рукам и движениям. Я чувствовал гладкость ее кожи своей. Ее соски скользили по моей груди, отсчитывая кванты наслаждения. Я то сжимал ее в объятиях, давая почувствовать свою власть, то отпускал на краткий миг свободы. Это был ритм крови, стучащей в висках, которая, пробежав по телу, концентрировалась в одном месте, пытаясь вырваться, подобно буйной пленнице. Ритм сердца, бьющегося в унисон с ее. Ритм самой жизни. Хотелось продлить этот танец, растянуть на сколько возможно, но чертовка в очередной раз, дернув бедрами, сжалась, заставляя мои мысли вылететь вон. Не в силах больше сдержать напряжение, я позволил эмоциям прорваться наружу.

Откинувшись на спину я смотрел в потолок. Дико клонило в сон. Она лежала на моей груди. Мы отдыхали. Мои губы почти касались ее волос. Тянуло чмокнуть ее в рыжую макушку, но я сдержался. Эта ведьмочка и так уже вила из меня веревки. Дай ей волю — на шею сядет и свесит свои прелестные ножки. Что ж, если выживем — пусть садиться и вьет, лишь бы рядом была. Но сперва разберусь с драконом. Я должен защитить ее от него, даже вопреки ее желаниям. Квинту придется пройтись по моим костям, прежде чем он до нее доберется. Мои руки рефлекторно сомкнулись на ее талии. Я прижал ее к себе и все-таки поцеловал в рыжие, чуть влажные от пота, кудряшки.

После возмездия за кролика я готова была уснуть даже стоя.

— Клянусь, я больше не буду ерзать и выгонять тебя на пол. Я готова даже с тобой уснуть, — пробормотала я после его поцелуя в макушку.

— Это оскорбление?

— Нет, констатация факта. Я вымотана до предела.

— Раз так, я польщен.

— Давай уже спать, пожалуйста! — взмолилась я. — Только повернись ко мне спиной — я тебе свой тыл больше не доверю.

— Зря, у тебя великолепный тыл.

— Все, хватит. Поворачивайся. Я твоему тылу уж точно никакой угрозы не несу.

Он хмыкнул, но повернулся. Я обняла его за талию. Рука сама собой скользнула туда, куда ей совсем не следовало скользить.

— А говорила, что никакой угрозы не будет. Передумала? — Зигмунд стал поворачиваться ко мне.

— Прости, случайно вышло, — моя рука позорно бежала от греха подальше на его грудь. — Больше не буду.

— Еще как будешь.

— Завтра, Зигмунд, умоляю, завтра, — простонала я.

— Смотри, не отвертишься, — он вернул мою руку на прежнее место. Как мило с его стороны.

Прошептав заветное "Кара-барас", чтоб я без него делала, я ощутила себя вымытой и провалилась в выпрошенный сон.

Я проснулась еще до рассвета. Зигмунд оплел меня руками и ногами как спрут щупальцами. Стала потихоньку выбираться из душного плена спальника, но была стиснута.

— Зиг, мне в туалет нужно, иначе я тебе здесь форменную "рыбалку" организую. Любишь рыбку ловить?

Он прорычал что-то нечленораздельное спросонья, прижал еще крепче.

— Ловись рыбка, большая и маленькая, — напела я ему на ушко присказку из детской книжки. Он внял и отпустил. Не "рыбак", значит.

Пока мучилась с молнией спальника, окончательно растолкала Зига. Он помог мне выбраться наружу. После постельного тепла комната встретила предрассветным холодом, камин давно погас. Я дрожала, натягивая на себя одежду. Он тоже выполз, одел джинсы. Вышли в коридор. Зиг свернул в кухню, наградив меня прощальным шлепком по попе. Показала ему кулак и выскочила до ветру.

В туалет и обратно я ковыляла как новичок-кавалерист, стерший себе зад седлом с непривычки. Вернувшись в дом, я заглянула на кухню. В буржуйке уже горел огонь, на ней грелся чайник и очередная банка "айнтопфа". На столе стояли две кружки, в которых ожидали своей казни кипятком пакетики "Липтона". Зиг довольно скалился, глядя на мою походку.

— Что, сильно болит? — спросил он почти участливо. — Говорят, клин клином вышибают. Могу помочь.

— Хватит с меня твоих "клиньев", и так уже еле хожу. Ты лучше скажи, кофе здесь есть?

— Зачем он тебе? Взбодрись магией, если нужно.

— А чай тогда зачем?

— Кипяток закрасить.

— Кипяток можно и кофе закрашивать.

— С ним мороки больше, и по весу он тяжелее.

— Здоровый бугай, а испугался каких-то граммов.

— Не скажи, если на себе тащить, то разница есть. Так как насчет лечения? Страдаешь ведь. Больно смотреть.

— Ага, еще скажи, что сердце кровью обливается.

— Не сердце, и не обливается, а наливается, — он стал подбираться ко мне.

— Зигмунд, может, сперва позавтракаем? — заканючила я, пятясь от него.

— Потом и позавтракаем.

Кружки слетели со стола. Меня опрокинули спиной на столешницу, стянули штаны и принялись лечить по методу "доктора" Зигмунда. Залечили до глупого хихиканья, причем многократного. Вот жила себе тридцать лет "царевной-несмеяной", и на тебе, повстречала такого "целителя", что вмиг из меня хохотушку сделал.

"Доктор" Зигмунд не обманул, после его "терапии" я перестала чувствовать себя новичком-кавалеристом. Он опять применил какую-то магию, только из-за приступов хихиканья я не смогла уследить, какую.

Зиг вернул кружки на освободившийся стол телекинезом, ни один пакетик "Липтона" при этом не пострадал. Как еще чайник не выкипел, и "айнтопф" не подгорел — осталось выше моего понимания. В гороховом рагу плавали кусочки сосисок. Мяса в них было с гулькин нос, но меня от этой еды уже воротило.

— Рыбы у тебя случайно нет? А то я не могу есть эту дрянь, — я отодвинула от себя банку.

— Мне больше достанется.

Зиг дожидался, как истинный джентльмен, когда я первая откушаю. Мы делили с ним единственный табурет: он снизу, я сверху, на его коленях. Он ссадил меня на свое место и ушел на кухню. Вернулся с банкой немецких сардин.

— Рыба только такая. Устроит?

— Вполне, — я жадно схватила банку.

Дернув за колечко, я вскрыла ее. Отдача плеснула оливковым маслом на пальцы, которые я тут же принялась облизывать, за что заработала пару казарменных комментариев Зига, но за вожделенную рыбку можно и это стерпеть. К тому же я была слишком увлечена сардинами, чтобы парировать его шуточки.

Немецкие сардины оказались на порядок лучше той мутной жижи, что с миром покоилась под крышками отечественных банок. Я вылизала галетой консервное донышко и почувствовала себя почти счастливой, по крайней мере сытой. Зигмунд добил-таки банку рагу.

Покончив с завтраком, я в очередной раз сдала свои "бастионы" пану сотнику, в награду потребовав продолжения его исповеди, но как оказалось, это я только возвращала обещанные прошлой ночью долги.

— За рассказ своя цена, и плату я возьму с процентами, — он не уточнил, какими именно, но требование мое выполнил.

↑