Привет Привет тебе издалека. Кто виноват ― судим не мною. Здесь жизнь по-прежнему легка, Но легче было б ей с тобою. Но ты покинул мир земной, В другой никак не собираясь. Привет тебе, казак родной, С тобой еще я повстречаюсь. 1961 «За окном кудрявый дуб, и птица…» За окном кудрявый дуб, и птица, ― Я не знаю, как ее назвать, ― Целый день поет и веселится, Под окном стоит моя кровать. Это лучшая больница в мире Для того, кто сердцем прост, Над больницей и над птицею в эфире Голубой весенний мост. 1961 Станичная церковь Вверху, весь в солнце, с детства предугадан, Суровый Саваоф с простертою рукой. На сырость древних плит Ему возжженный ладан, Склоняется бессильною волной. Внизу знакомо все: и скрещенные плоско Ладони схимников, ― и их бескровный лик, И треск свечей, и смутный запах воска, И длинный, к алтарю, станичный половик. Все те же из бумаги пыльные тюльпаны, И зайчиков веселая игра, И стекол разноцветные обманы, ― Все видел так давно, а, кажется, вчера. И странно, как и встарь, когда среди обедни Коснется голубь выцветших одежд: Но грозная рука простерта, и победней Глядит казачий Бог из-под нависших вежд. 1961 Похороны И будет день веселых похорон, Напоминающий казачий праздник. И будет гроб. И в гробе будет он, Неугомоннейший проказник. Могила будет. А в могиле дно. Вокруг могилы радостные песни: Христос воскрес! ― И нам уже дано, Не сомневаяся, воскреснуть! И казаки-покойники, в усах, Воссядут на открывшейся лужайке, А будут птицы райские в кустах, Зверье ручное и ручные зайки. 1961 Одиночество Не приедет. И не надо! Пожалею. А потом Из взъерошенного сада Поднимусь в прохладный дом. На балконе канарейка В той же клетке, и ― одна. Одиночество! Налей-ка Мне неспешного вина. 1962 Радуга Уже столетия звучит привет: «Христос воскрес». Воистину воскресе! Господь для каждого года отвесит Земною мерой человечьих лет. Соратники, погибшие в боях! У нас весна, опять щебечут птицы, И хочется мне с вами поделиться Вот этой радугой в пасхальных небесах. 1964 «Запомнить отлетевшее. Потом…»
Запомнить отлетевшее. Потом Ходить с искаженным лицом. Пылает над нами Полдневное пламя И звезды сияют в ночи. У каждого знамя ― У каждого память. И к памяти этой ключи. Закрой ими двери, Где смерть и потери. И двери другие открой. Ты видывал виды, Ты пел панихиды, ― Молебен веселый запой. 1965 Из калмыцкого «Сияющее течение Куберле-реки» Гоголь, «Ив. Барашкин» Если мертвый, опадающий листок И не знает, где ему упасть, Если каждый расцветающий цветок Распусканью отдает всю страсть, Что же нам, блуждающим во мгле? ― Только повторять растенья! Амазонка мира ― Куберле ― Все еще в сияющем теченье. 1967 Сказка Я в арабском городе живу. На заплате новая заплата. И во сне, как будто наяву, Достархан несут мне арапчата. Сердце с перебоями стучит, И журчит, не прерываясь, сказка В тысяча одной ночи Никогда не спящего Дамаска. 1967 Дуб Казалось бы, ― пора на сруб. Промчались войны, лихолетья, Но вот стоит столетний дуб, И постоит еще столетья. В лесу все стало зеленей, Но дуб не верит. И весною Нагая тень его ветвей Еще трагичней, чем зимою. Зато, когда поверит он Ветхозаветным осязаньем, ― Ты будешь первым поражен Его могучим распусканьем. 1967 Колесница Надо пить и надо есть. Спать, покуда спится, На колесах кресло есть, Кресло ― колесница. И везет ее толкач, Инвалид убогий, Хочешь смейся, хочешь плачь, По моей дороге. Но, живя среди калек (Я и сам калека), Понял я, как человек Любит человека. 1970 |
